Облетев полный круг, стул приспустился и завис в полуметре от земли.
— Кто желает проверить, что над стулом нет никаких невидимых нитей, милости прошу! — пригласила всех Мистрисс.
Несколько человек, включая Дашу, рванули на манеж. Землепотрясная знала, как и где нужно искать, и могла поклясться, что не нашла никаких признаков ловкого трюка — стул висел в воздухе без каких бы то ни было технических приспособлений.
Взъерошенный студент рядом с ней даже залез на плечи своему другу в студенческой шинели политехнического.
— Нет, ничего нет, — крикнул он тому, на ком сидел. — Ничего, клянусь Богом!
— Ой, не гневи Бога-то, — с омерзением сплюнул стоявший рядом купец в шелковой рубахе. — Тьфу, чертовщина! — перекрестившись, он быстро пошел прочь на возмущенно поскрипывающих сапогах. — Сегодня же напишу околоточному, потребую прекратить беснования!
— Кто еще желает совершить полет? — вопросила Мистрисс. — Дам я не приглашаю, еще нарекут вас ведьмами, — Мистрисс многозначительно посмотрела прямо на Дашу и отвернулась. — Есть среди господ еще храбрецы?
— Я! — звонко крикнул очередной смельчак с галереи.
— Нет я!!!! Возьмите меня…
Стул с вишневым «котелком» громко плюхнулся на землю, «котелок» вскочил, не удержавшись, просел на занемевших от страха ногах, едва не упал, вызвав общий смех, и, спотыкаясь, побежал к выходу.
— Ну и что эта Мистрисс? — с обреченным видом Акнир пасла их столик в совершенно пустом буфете.
— Она — ведьма.
— Точно?
— Но нашей работе не угрожает вообще. Старая грымза, тощая как доска, почти без достоинств, — Чуб с достоинством поправила бюст, — у нее балахон прямо до пят. И даже руки в перчатках. А голые ноги, это голые ноги… считай, что у нас с ней разная целевая аудитория.
— А чего ты такая бледная?
— Я же говорю, она — ведьма! Мы намазали летательной мазью шесты. А она стул тирличем окатила, и он летает теперь как метла и выполняет все ее указания. А сама она не летает лишь потому, чтобы ее ведьмой не назвали… она прямо так и сказала.
— Обычное дело, — равнодушно восприняла новость Акнир. — Раньше, когда в цирке работали без страховки, почти все циркачки были из ведьм. В первую очередь — укротительницы и эквилибристки. Это ж наша парафия — летать, повелевать животными. Слепые не справлялись, рано или поздно они всегда разбивались. Либо их раздирали хищники.
— Потому мне и не нравится цирк! — Даша поняла, что давно намеревалась сказать это. — По крайней мере, этот, столетней давности. Он слишком жестокий… У нас на эстраде и в театре, знаешь, тоже не ягодки-цветочки, все ненавидят друг друга, интригуют, отравят, если надо. Но хоть хлыстом ни людей, ни животных не бьют. И во-още мне все здесь не нравится… все ваше Прекрасное Прошлое — Пфуй! — («Пфуй!» — единственное словечко, подцепленное Дашей Чуб в 1888-м, так приглянулся ей, что она пфуйкала к месту, и не к месту). — Всюду вонь, цирковой зоопарк… Я полжизни готова отдать за нормальную ванную! Или душ… кстати, душ хоть изобрели уже? Во-още ничего тут хорошего нет… кроме сапожек. — Чуб села, задрала юбку и подняла правую ногу, с огромным удовольствием разглядывая свою обувку — чудесные высокие ботиночки со шнуровкой. Тонкая кожа облегала ступню и щиколотку так плотно, что назвать ее «второй кожей» едва ли было преувеличением, а маленький каблучок-рюмочка и заостренный носок делали ножки столь изящными, что обе они могли претендовать на звание произведения искусства.
— Этого я и боялась, — печально сказала Акнир. — Возвращайся домой! Не бойся, я справлюсь сама, я могу и сама танцевать на шесте. Я знала: рано или поздно ты сорвешься… Дореволюционный цирк и правда жестокий. Тебе лучше уйти, пока никто у тебя на глазах не пристрелил цирковую лошадь со сломанной ногой.
— Пусть только попробует, я ему…
— Я не дам тебе никому ничего тут сделать! — железно сказала Акнир. И Чуб поняла: все это время ведьма боялась именно этого — ни маму, ни папу, а ее, Дашу Чуб, ее непредсказуемого срыва. — Я не позволю устраивать тут революции. Я пришла сюда за отцом… Признавайся давай, что случилось уже? Что за внезапная истерика?
— Да ничего, — Чуб достала из кармана портсигар, сунула в рот папироску. В Настоящем она никогда не курила, а тут — постоянно… возможно, потому что амбре лишенного дезодорантов Прекрасного Прошлого Даша могла воспринимать лишь сквозь полотно табачного дыма.
— Тогда чего тебя так трясет?
— Из-за этой Фей Эббот. Она ведьма.
— Мы тоже. Ты что раньше ведьм не видела?
— Не знаю, у меня от нее мурашки по коже. Монструозная тетка. С таким диким кладбищенским шармом, аж плющит. А я, ты в курсе, не из пугливых.
— Мурашки… — заинтересованно протянула Акнир. — А мысли о смерти возникали?
— Откуда ты знаешь?
— Все ясно… она некромантка!
— Еще одна? Наша или залетная?
— Неизвестно. Какая разница?
— Разница есть, и большая. Твоя Удача пришла сюда, как только в Киев прилетела миссис Кладбищенский Шарм — в первый же день ее киевских гастролей… Твоей матери нужен вовсе не Врубель. Ей нужна Мистрисс Фей Эббот!
Глава вторая,по ходу которой появляется главный герой
Возле двери в уборную Мистрисс как страж стоял директор Альберт Шуман, привычно постукивая шамбарьером о ладонь в лайковой белой перчатке. При виде него Акнир, как по волшебству, превратилась в подобие болонки на задних лапках:
— Господин Шуман, сделайте нам одолжение, познакомьте нас с Мистрисс.
— Исключено. Я не стану пускать к миссис Фей Эббот всякую шушеру!
— Пропустите нас всего на одну минуточку… и я буду очень-очень-очень признательна вам! — Чуб показалось, что ведьма обвилась вокруг «карабаса» вьюнком, хотя могла бы решить дело одним крепким заклятьем. — Мы даже согласимся на особенный танец, о котором вы говорили.
— Вот как? — видимо, канкан для особенной публики имел для директора больше значения, чем он хотел показать. Шуман посмотрел на дверь Мистрисс — он колебался. Сильно, но не долго — ровно столько, сколько понадобилось на подсчет выручки от их жаркого танца без порток.
— Ладно, но чтобы без глупостей… И если миссис погонит вас вон, я собственноручно вышвырну вас. Здите, у нее сейчас знатная дама.
Дама в лиловом муаровом платье с турнюром вышла минуты четыре спустя — прикрытая густою вуалью Кылына обожгла их взглядом сквозь темное кружево, ненадолго задержала взгляд на Акнир и пошла прочь.
Слегка побледнев, дочь Киевицы толкнула дверь в уборную, прочитав на ходу заклинание «логус», позволяющее понимать иностранную речь без перевода, и добавила к нему «радуницу». Но ни то ни другое не помогло им — более того, оказалось без надобности.
— О-ля-ля… в Киеве действительно так много ведьм! — встретила их Мистрисс. Прижимая ладонь к бледному лбу, магиня в отороченном пушистыми перьями марабу узорчатом халате полулежала на обтянутой парчой оттоманке.
Они точно угодили под переплет «Тысячи и одной ночи» — восточная роскошь ее апартаментов делала их сказочными и ирреальными. Стены были затянуты дорогими тканями, пол покрывал огромный и пестрый персидский ковер, а с потолка свисали на золотых цепях сразу семь чадящих благовониями «ламп Алладина» с разноцветными стеклышками. Под ними на низком золоченом столе стояли два десятка наполненных жидкостью чаш-пиал… для кормления душ?
— Хорошо, что вас много. Мне все равно, с кем заключить эту сделку. Только без канители, я очень устала, — поторопила их Мистрисс.
— И чего ты устала — стул тирличем брызгать? — буркнула Даша. Ее раздражал страх, который эта маленькая хрупкая женщина насылала на нее, словно порчу. Как наркотический дурман, помимо воли заставлявший ее, Дашу Чуб, казалось бы, без всякой причины нервничать, подрагивать, притопывать ногой.
— Управление душами мертвых забирает много сил, особенно в подобные дни, — сгладила грубость лестью Акнир. — Простите великодушно. Моя сестра чрезвычайно впечатлена вашим номером. Вы Королева некромантов!
Мистрисс неприятно улыбнулась:
— Я тоже не разочарована публикой. Я читала, летом вы с грандиозным размахом отпраздновали в Киеве 900 лет Крещения Руси, — некромантка нарочито скривила худое лицо. — А я вот уверена, именно в 1888-м начинается новое — совершенно новое время! Через два года весь Киев станет электрическим. В моем отеле уже есть электрический свет… и он все изменит! Все! И аплодисменты сегодня — тому доказательство. Раньше ведьмы и маги-алхимики отвергали Бога, и за это нас жгли на кострах. Но пришел прогресс… И теперь мы ничего не опровергаем — мы просто занимаемся наукой. Достаточно сказать не «магия», а «магнетизм», «месмеризм», «электрические импульсы», и слепые уже не кричат «сожги их!» — они рукоплещут нам. И с восхищением глядя на нас, сами низвергают Бога в душе. Я могу поспорить, что в 1000-летний юбилей христианской Руси все-все будет здесь по-иному… их Бог будет мертв. Электричество и все, что изобретут с его помощью, заменит слепым и Бога, и Дьявола! — она засмеялась.
А Даше Чуб стало до странности пусто от ее слов — не потому ли, что часть из них стала правдой и Мистрисс верно оценивала ближайшее будущее?
— Вы упоминали о сделке, — повторила главное Акнир.
— Сделка. Обмен! Я уже сказала той, первой, Кылыне… я готова поменять заклятие «vele», неизвестное вам, киевским, на проход в Провалля. Но Кылына, похоже, не знает, где он. А вы?
— Проход в Провалля… Какое именно?
— То, которое осуществляет желания.
— Нам бы и самим не помешало такое, — снова буркнула Даша. — А оно у нас есть?
— Его нет, — сказала Акнир. — Третий Провал — легенда.
— Кылына сказала то же самое. Значит, вы тоже не знаете, где это… узнаете, приходите ко мне, без церемоний. «Vele» — хорошее предложение.
— «Vele» — это?.. — приценилась на всякий случай Чуб.
— Лучшее заклятие для управления душами, — перевела Мистрисс. — Подобного нет даже в Книге Киевиц.