Веда поморщилась при упоминании Бога, а Даша уже успела отыскать в кармане смартфон и наладить интернет-связь с настоящим — причину, по которой в Прошлом мобильные работали не хуже, чем в их реальном времени, Землепотрясная так и не смогла утрясти в голове до конца, хоть ей объясняли четырежды. Проблема в Прошлом была одна — отсутствии розеток для подзарядки, потому пользоваться связью Акнир просила лишь в крайнем форс-мажорном случае — и, по мнению Даши Чуб, сейчас был именно он.
Следовало признать: кое в чем Мистрисс Фей Эббот глаголила истину! Прогресс в виде Инета давал ответы на жизненно важные вопросы намного быстрее, чем Господь Бог. Стоило прогуглить два слова «Врубель Одесса», — Чуб гордо огласила:
— И не просто был — жил в Одессе три года назад!
— Где?
— Здесь, улица Софиевская, дом 18, квартира 10, — показала Даша на тот самый дом, с которым успела установить близкий тактильный контакт — небольшой трехэтажный особнячок с балконом и полукруглыми окнами на втором этаже. — На нем ща-с, в нашем времени, даже табличка в честь Миши имеется… Смотри! — она приподняла экран телефона, демонстрируя памятный знак с поясным изображением художника в сюртуке и с палитрой в руках, и приложила смартфон к стене дома, «повесив» на него барельеф. — Он приехал в Одессу сразу после любовного издепица с Эмилией Праховой, то есть с твоей мамой на деле… Пытался забыть ее. Одесситы во-още воображают, что первого Демона он написал у них. Пойдем, что ли, заглянем в подъезд? — шагнула она к парадному дома. — Правда, не знаю зачем, если Миши тут давно нет. А давай сначала чуток перекусим? А то мы ведь без ужина. Найдем пищеблок… Давай сходим в кафе «Фанкони»! Это место, где собирались все одесские писатели, поэты и даже Мишка Япончик! Ведь вообще никто не знает, как в реале выглядел Мишка! А мы его сфоткаем!..
Акнир равнодушно махнула рукой, и Чуб вновь нырнула в морские пучины Инета.
— Везуха! «Фанкони» уже открылся, а ведь мы могли разминуться в веках… если не врет GPS, это недалеко — на углу Катерининской и Ланжероновской, минут за двадцать дойдем. Вперед и с песней!
Она и впрямь тихо запело под нос «Ах, Одесса, не город, а невеста!» и бодро зашагала по залитой солнцем, словно позолоченной улице, с неприкрытым любопытством рассматривая идущую навстречу фасонную одесскую публику — эффектных галантерейных кавалеров в полосатых костюмах, дам в светлых платьях, прикрытых кружевными ажурными зонтами от солнца. К ним летели обрывки неспешных курортных бесед:
— Одесса с ее морем и лиманами изобилует средствами от ревматизма…
— О да, еще господин Пушкин!..
От солнца постоянно хотелось щуриться — и прищур сам по себе рождал в душе веселый пофигизм и презрение к бедам, столь свойственные жителям этого дивного приморского града. Торговая, курортная, летняя, с европейской ноткой Одесса походила на витрину кондитерской — все здесь было новеньким, блестящим, нарядным и ярким. Было Одессе от роду каких-то сто лет, а уж и доходные дома выросли тут повыше, чем в Киеве, и фасады, как пирожные в креме, были все в маскаронах, в амурно-цветочной лепнине.
Они приближались к центру — и все ярче сверкали стеклянные витрины магазинов, заполненные экзотическими сластями и фруктами, разноцветными перчатками из лайки, замши и тончайшей «куриной кожи», дамскими шляпами с такими огромными полями, что, казалось, от резкого звука, они могут взлететь, замахать своими огромными крыльями, и упорхнуть стайкой к лазурному морю. В кафе с джунглями пальм и золоченой бархатной мебелью играла музыка и, развлекая жуирующих господ и их дам в таких же крылатых шляпах, набриолиненный тенор несколько фальшиво напевал на подозрительно знакомый мотивчик «Ой, не хади, Гришка, да и на пикник…». И Чуб тряхнула головой пару раз, прежде чем сообразила, что сие умопомрачительный одесский перевод украинской песни «Ой, не ходи, Грицю, та й на вечорниці».
— А мы ведь забыли самое вкусное! — сказала Даша, разглядывая тощего тенора с подкрученными пиками усишек. — Тут, в Одессе, у Врубеля был роман с каким-то бородатым мужчиной, которого он рисовал! Говорю тебе, наш Город Киев дал нам то, что нам нужно знать — просто нужное знание оказалось в другом городе… Бросай свои душевные надрывы, я задницей чую — мы идем верной тропой, разгадка рядом!
Чуб быстро оглянулась, надеясь поймать помянутую разгадку с поличным.
Мимо, громыхая, проехал трамвай с большой рекламной надписью «Шустов». Двое гимназистов со смехом вскочили на ходу на его подножку.
— Следующий раз, когда заблудимся в дремучем лесу, не забудь взять свою «мадам сижу» вместо компаса, — хмуровато похвалила Дашину интуицию ведьма. — Боюсь, мы не дойдем до «Фанкони». Нам туда… — указала она на противоположную сторону улицы, где поместился еще один, не самого роскошного вида ресторанчик. — Ты мужчину с бородой и колье из бриллиантов заказывала? Ну, можно сказать, получилось… только колье с нагрузкой.
Даша проследила за ее рукой и поняла, что зайти в достопамятное писательско-поэтически-воровское кафе им не судилось — слишком притягательным было другое заведение, точнее, одна из его посетительниц. Сидевшая на открытой площадке ресторана под дрожащей от ветра полосатой маркизой женщина в модной шляпе и бриллиантовом колье была столь прекрасна, что у нее могло быть только одно имя:
— Катя?? Она-то что делает здесь?! И кто это с ней?..
За столом с Катериной Михайловной Дображанской сидел неизвестный им солидного вида бородач.
Чуб с сомнением скривилась:
— Как думаешь, Катя нас хоть покормит?
— И вы тут, в маскараде? — не особо удивилась их появлению Катерина Михайловна — г-жа Дображанская редко теряла самообладание. Выражение лица у старшей из Трех Киевиц было царственным, пальцы в темных перчатках — тяжелыми от драгоценных колец, а огромная, заполненная перьями и розами широкополая шляпа, которая должна была казаться каноном безвкусицы, — подло шла Кате, ибо, воистину, все к лицу подлецу! — А у меня тут небольшой мастер-класс по бизнес-пиару… Это мои помощницы, Дарья и Анна, — представила она их сидевшему рядом мужчине с ухоженной бородой и подкрученными кончиками усов. — Не смотрите на их затрапезный наряд, они весьма и весьма полезны.
— Понимаю, — ответил солидный бородач, облаченный в безукоризненную тройку с непременной золотой цепью для часов и элегантное летнее пальто. — Тоже действуете через низы… похвально, похвально. — На вид ему было лет сорок или немногим более. — Ну, милые барышни, глядите и учитесь… — бородатый господин взял свои цепные часы и щелкнул крышкой золотого брегета, — минут через пять начнется полезнейшее представление!
— А можно пока что-то съесть? Ну, хоть бутерброд с колбасой, — проканючила Чуб, изучая бородача подозрительным взглядом. Он вроде совсем не походил на рисунок Врубеля, но, с другой стороны, с 1885-го прошло много лет.
Катерина досадливо дернула ртом и одним движением руки отдала распоряжение стоящему поодаль официанту.
— А пока прошу вас, Катерина Михайловна, — бородатый господин положил на столик разноцветный и плотный рекламный листок, расхваливающий какое-то винно-водочное изделие — вытянутую, как башня, бутылку-конус с надписью на этикете «Рябиновая».
НЕСРАВНЕННАЯ РЯБИНОВАЯ
излюбленный напиток изысканной публики.
ИМЕЙТЕ В ВИДУ, что колоссальный успех и повсеместное распространение ея обязаны помимо вкусовых качеств превосходному действию на желудок рябины, ускоряющей пищеварительные процессы.
НЕ ЗАБУДЬТЕ ЖЕ 6 рюмок Несравненной рябиновой Шустова при каждом завтраке, обеде и ужине: Вы получите одновременно и удовольствие, и пользу.
— Фирменный напиток нашего торгового дома «Рябина на коньяке». Последнее слово водочного производства! Обратите внимание на своеобразную форму бутылки, — представил питье господин.
— Я уже обратила, — Акнир снова изъяла из сумочки украденный у Мистрисс набросок, развернула и положила на стол, сравнивая конус «Рябиновой» с конусообразным предметом, окрещенным Дашей массонской пирамидкой. Если бородатый господин был ничуть не похож на бородача с рисунка, то вытянутая узкая бутылка с особенным узором внизу несомненно послужила натурщицей Врубелю. — Значит, Рябиновка? — повторила ведьма.
«Рябиновка, кровь Бабо́в…» — пронеслось в памяти Даши.
Рябиновка, которой потчевала их миссис Фей Эббот, наверняка и была той самой первой отмычкой к Проваллю!
— Семейный рецепт, — охотно похвастал господин. — Еще дед мой, Леонтий Архипович, был травником, любил ягоды, травки, коренья настаивать на хлебном вине.
— Тогда все понятно, — кивнула ведьма.
— С его и Божьей помощью отец и стал автором более ста восьмидесяти патентов настоек. Позволите? — господин взял рисунок из рук Акнирам. — Любопытно… как точно, однако, передана ночь.
— Ночь? — Чуб еще раз заценила рисунок с двумя мужиками (лежащим и молящим) и вновь заподозрила бородача в неприкрытой голубизне. — А вас, прошу прощения, как величать?
— Простите, не представился, Николай Николаевич Шустов.
— Купец I гильдии, фабрикант, виноторговец, необыкновенна личность. На данный момент имеет заводы в Кишиневе, Ереване и тут, в Одессе… — аттестовала его Катя с таким видом, будто только что приобрела купца вместе с заводами в личную собственность и теперь искала для него подходящее парадное место на выставке личных достижений. — Лучший рекламщик Серебряного века! Это наш, особый язык, — пояснила господину она. — Я истинная поклонница вашего делового таланта. Одно ваше решение анонимно представить ваш коньяк на парижской выставке… Верно ли, что когда он получил Гран-при, французы со скрежетом зубовным вынуждены были впервые позволить иностранному продукту взять название «коньяк»?
— Вот именно, вынуждены, милейшая Катерина Михайловна! Знали бы французики, что коньячок наш, как казачок — засланный, из нашей сторонушки, ни за что бы не дали нам приз! — довольно засмеялся господин Шустов. — «Никогда не ждите, что вас оценят другие — перво-наперво, цените себя сами!» — таков мой девиз. Мой отец, основатель торгового дома «Шустов и сыновья», всегда говорил: «Покупатель нам не друг, он слуга и хозяин. Как слугу, мы должны научить его покупать то, что выгодно нам, а как хозяина, должны научить требовать в магазинах, чтобы им продали то, что нам выгодно!»