— Эх, окаянства тебе не хватает! — расстроенно высказалась Землепотрясная Даша.
«Карабас» деловито кивнул и застыл с глуповато-озадаченной физиономией. Мимо них с брюзгливым лицом, сутулясь, дымя папиросой, прошел укротитель Юлиус Зетте, прямо за ним следовал посыльный в форменной курточке с большой корзиной в руках — из нее, как дула заряженных пушек, торчали горлышки бутылок.
— Так мы разрываем с вами контракт? — ласково поинтересовалась ведьма.
— Что это значит? — возмутился директор. — Позвольте, у нас контракт, вы не вправе расторгнуть его!
— И что вы сделаете, чтобы нам помешать? — с любопытством спросила она.
— Я могу… могу повысить вам жалование… немного… Десять рублей за выход.
— А еще отдельная уборная, — быстро прибавила веда. — И сегодня мы не работаем — не до того. И вначале полный расчет за предыдущую неделю, — Акнир протянула ладонь красноречивым жестом «позолоти ручку».
Помявшись немного, директор достал большое портмоне из мягкой коричневой кожи и отсчитал их жалованье. Как видно, и их «гвоздь» имел изрядный вес в его цирковой конструкции.
— Остальное обсудим чуть позже, — по-королевски распорядилась дочь Киевицы, отпуская директора повелительным жестом. — Идем в буфет, Коко, мы, наконец, официально богаты!
Уже у самого входа в буфет их настиг жуткий топот Пепиты — рыжебородая клоунесса едва не повалила их на пол, пытаясь с размаху заключить обеих сестер в свои объемные объятия.
— Вы живы! Мамзелечки, слава Деве Марии, вы живы… Я ведь говорила, я предупреждала… я так боялась, что с вами беда… вы встретили Уго, и он сожрал вас, как ту бедняжку… Я плакала два дня!
— Какую бедняжку? — спросила Чуб. — Кого Уго сожрал?
— Как вы называете их… легкую девушку.
— Девушку легкого поведения? Ту проститутку в Лондоне?
— Нет, у нашего цирка. Ее убили той ночью, когда вы пропали. А нашли утром… а вы ушли из цирка, да так и не вернулись домой.
Даша вспомнила двух замерзших «ночных бабочек», вспомнила соломенное канотье, «чик-чирик» и страстно пожалела, что отпустила его летать, вместо того чтобы воздать по заслугам… а вдруг это он?.. ведь не Уго же, в самом деле!
А почему, собственно, нет, если она сама видела Тень? — вздрогнуло воспоминание. Умопомрачительный перелет в золотую Одессу, приключения, драки, споры и смерть стерли из памяти ночной страх, заставив забыть странную необъяснимую Тень без тела! И женский крик, разорвавший тьму перед их исчезновением.
Но Тень была… она шла за ними!
— И как ее убили, ту девушку? — спросила Акнир.
— Как положено, — Пепита вытянула палец, поднесла к своей шее и сделала классический жест. — Бзджик по горлу, и на небеса… Вот! — достала она из пазухи сложенную в восемь раз киевскую газету.
Газетные листы пахли потом и любимым одеколоном Пепиты «Прелестница». А в заметке не проводили никаких параллелей между убийством киевской шлюхи и преступлениями Джека — да, скорее всего, их и не было, от удара ножом «ночные бабочки» погибали так же часто, как дневные от тонких иголок энтомологов.
«Но ведь меня тоже пытались убить», — Даша инстинктивно прижала ладонь к едва зажившему горлу.
Акнир машинально перевернула газету — на второй странице красовался портрет Анны Гаппе, восседающей верхом на лошади, похоже, два дня их отсутствия пошли на пользу ее цирковой славе.
— Но вы живы… И я очень счастлива! Держите… — Пепита засунула руку в безразмерный карман своего любимого засаленного клетчатого фартука, порылась в нем и нахмурила густые рыжеватые брови. — О, он в уборной, сейчас принесу. Пресвятая Дева Мария, какое счастье, что вы живы!
— Это вы, какое счастье! — эхом отозвался другой женский голос, едва они шагнули в буфет.
Анна Гаппе, по-видимому, только закончила свою репетицию — ее темные косы были растрепаны, а пышная балетная юбка нелепо смотрелась в сочетании с простенькими серыми чулками и рабочими башмачками, аккуратно натертыми мелом.
— Вы живы! — она едва не заплакала от облегчения. — Вы уже видели Михаила Александровича?
— А он тоже пропал, как и мы? — обеспокоилась Даша, вспомнив о загадочном исчезновении Врубеля в провале Козьеболотного переулка и своем подозрении. — Миша хоть жив?!
Анна помрачнела:
— Он жив. И он не пропал… с Михаилом Александровичем случилась беда. Он прибежал к нам, сказал, что у него умер отец, просил денег на поездку… муж дал немного. Еще дали его друзья, художники. Мы все сопереживали его горю. И он сразу уехал в Харьков.
— У него умер отец? — сощурилась Даша, в истории было что-то знакомое.
— Он очень беспокоился о вас, переживал, что потерял вас на улице. А утром вы не пришли… вас не было два дня… Когда он вернулся, он был вне себя. Он должен как можно скорее узнать, что с вами все хорошо. Иначе он не простит себя… он и так очень плох.
— Не может пережить смерть отца?
Анна замялась, ее лицо сделалось несчастным, помедлив, она подошла к ним поближе и приглушила голос, как человек, намеревающийся доверить тайну не для всеобщих ушей:
— Михаил Александрович уехал в Харьков. А на следующий день к нам в цирк пришел человек и представился как его отец.
— Его покойный отец? — буднично уточнила Акнир — судя по тону, веда не считала подобное явление на Деды́-да-Бабы́ такой уж диковинкой.
— Отец Михаила Александровича был жив и хотел видеть сына, — Анна Гаппе замолчала, пригладила свои темные волосы, оправдывая возникшую паузу. Ей было неприятно уличать друга во лжи. Было горько. Она пыталась хоть как-то помочь и явно не знала как. — А теперь его ищет еще один человек — друг профессора Прахова, психиатр Сикорский[7], — печально сказала она.
— Сикорский? — подняла брови Даша. — Психиатр? Тот самый? Ух ты!..
— Спасибо, Анна, вы добрый человек, — поскорее закруглила разговор юная веда. — Мы видели сегодня ваш портрет в газете. Я рада за вас, вы заняли достойное место в программе.
Чуб подошла к стойке и, демонстрируя, что их разговор закончен, громко обратилась к арапу Бобо, меланхолично протиравшему стаканы:
— Бобчик, скажи, кому мне отдаться за бутерброд с колбасой?
— Сядь, Мими. Я родила Идею! — оставшись наедине с Акнирам, объявила Даша негромко, но подозрительно пафосно.
— Слушаю, — серьезно кивнула ведьма.
— Перед тем как нас выкрутило из Одессы, перед тем как там начался издепец, я заглянула в Катину записную книжку. И знаешь, что я там увидела? Календарь за 2020 год! Я хотела сказать: Катя, ну ты даешь, ты на сколько лет вперед во-още план составляешь?.. с нее ведь станется. Но сейчас я подумала: а если то был текущий год!
— Поясни.
— Когда я подслушивала разговор Прахова и Васнецова о Врубеле, они как раз поминали этот случай… как Миша уехал на похороны живого отца. А Маша потом рассказала мне, что спустя короткое время его отец, действительно, сильно заболел и был при смерти…
— Нет, — Акнир поняла, куда та ведет. — Невозможно. Ты знаешь закон. Можно попасть в Прошлое, потому что оно уже было, и то, что было — остается навсегда. Но никто не может попасть в будущее, потому что его еще нет.
— По вашему ведовскому закону и Третьего Провала нет тоже! И в другой город тоже попасть невозможно… Но может, в том и его уникальность? Третий Провал не исполняет желания и не является входом в ад… с его помощью можно протиснуться в будущее! И если однажды туда угодит непосвященный, вроде Миши, он примет это будущее за настоящее… и, получив телеграмму о смертельной болезни отца, помчится на похороны.
— Но есть же закон…
— Пфуй, заладила… Ты — чароплетка! Ты рождена с даром рушить любые законы! И ты сейчас твердишь мне, как попугай, о какой-то законности
— А ведь Мистрисс так и сказала нам: «я хочу познать будущее». — Акнир задумалась, а значит, пошла на попятную, признав Дашину версию достойной внимания. — Не узнать, а познать — она хочет побывать там, в будущем!
— По-любому, мы выяснили, что ее первая отмычка — Рябиновка. Наливкой Мистрисс угощала и нас, когда признала тебя и меня перспективными разведчицами Провалов. Рябиновкой напоила за день и его… помнишь сладкий такой запах? Он мне сразу показался знакомым. Так же пахло от Врубеля.
— А вторая отмычка — слово «провал»? — вопросительно произнесла Акнир. — Как-то все чересчур примитивно… однако, возможно. Бобо, — окликнула она буфетчика, ловко нарезавшего для Даши большими кусками вкуснейшую розовую колбасу. — Миссис Фей Эббот уже в цирке?
Арап молча кивнул.
— Пойдем, — поднялась Акнирам.
— Здрасьте, а мой бутерброд?
— Поедим позже.
— Побойся ты Бога, — взвизгнула Даша, специально поминая при ведьме Всевышнего, — тебе же сказали, мы уже целых два дня ничего не ели!
У входа в уборную магини со скучающим видом стояли два стража в почти одинаковых котелках, клетчатых брюках и пиджаках.
— Нам нужно срочно увидеть Мистрисс! — заявила им Акнирам.
— Вы дочь Мистрисс Фей? — ленивым басом уточнил левый охранник с увесистым брюшком и вторым подбородком.
— А что?
— Прочих пущать к ним не велено, — сказал простуженным фальцетом второй. — Госпожа Фей проходит сейчас медицинские процедуры интимного свойства.
— Тогда считайте, что она меня только что удочерила!
Акнир громко хлопнула в ладоши, Чуб вздрогнула — два клетчатых детины одновременно закатили глаза и с грохотом повалились на пол, как две пустые колонны.
— Ты радуешь меня все больше и больше! — восхитилась Землепотрясная Даша.
Но веда лишь шикнула на нее и бесшумно отворила двери в уборную Мистрисс.
Происходящие внутри процедуры и правда не предназначались для посторонних глаз и ушей.
Некромантка стояла спиной к ним в центре комнаты, вместо кокетливого халата на ней был синий магический балахон с капюшоном, расшитый золотыми знаками Аида и Персефоны. Голова магини была запрокинута, рот страдальчески открыт, руки согнуты в локтях, пальцы конвульсивно сжаты, все ее тело содрогались от истеричных рыданий — но голоса не было, из-под капюшона выходили не крики, а черные сгустки дыма…