— Даша, — Чуб внезапно распылалась в улыбке.
— Не желаете ли сходить со мной на концерт в Купеческий сад? Или в «Шато»… вы уже видели тамошнее диво — настоящие электрические фонари? Ночью там светло словно днем! Не откажетесь совершить моцион?
— А почему бы и нет?
— Ты пойдешь с ним? — ошалела Акнир.
— А почему бы и нет?
— Пойдем-ка отсюда… — ведьма схватила старшую «сестрицу» за руку и силой поволокла ее прочь.
Но все никак не могла расцепить взгляды этих двоих!
— Пока, Вольдемар!
— Пока, Даша! — послал он ей воздушный поцелуй на прощание.
Утреннее выступление давно завершилось, и младшая «сестра Мерсье» завела старшую на пустую, холодную, покрытую тырсой арену.
— Ты с ума сошла! — прошипела она. — Он мой отец… А ты с ним шуры-муры крутить надумала? Ты понимаешь, что он все врет? Он шел не за тобой, а за Врубелем, потому что шпионил за ним!
— Почему? — вспыхнула Даша. — Потому что ты так решила? Я лучше у него сама расспрошу… при встрече, — она уселась на бархатный барьер манежа и положила ногу на ногу, обнажая подвязки.
— Не смей ходить на свидание с ним! — потребовала ведьма.
— А если посмею?
В огромном пустом полукруглом помещении над кругом арены их голоса звучали тревожно и громко, но обе забыли о конспирации — да и что могло быть менее подозрительным, чем ссора двух цирковых псевдофранцуженок из-за амурных дел и семейной дрызготни?
— Ты хочешь отбить его у мамы? Как ты можешь? Как он может заигрывать с тобой, ничтожество, мерзкий тип! Он изменяет моей матери! — ведьма бессильно сжала свои кулачки и замахнулась одним из них на невидимого папу.
— И поделом тебе… — Чуб отвернулась и гордо задрала нос кверху, туда, где под самым куполом покачивались на сквозняке трапеции, кольца и прочие гимнастические машины. В стеклянном окне полукруглой крыши виднелось сизое осеннее небо. — Нечего было к Машкиному Врубелю лезть! Еще раз полезешь к нему, я твоего отца во-обще соблазню. И будешь ты тогда моей дочерью, — изобрела страшную кару Землепотрясная Даша.
— Не понимаю, о чем ты? — подобралась Акнирам.
— Ты на шею Мише вообще вешалась там, под фонарем! — обличила ее «сестрица».
— Ты опять за свое? Я объясняла… Мне его жалко! Я что, не имею права жалеть его? Или мне бить его по щекам, когда ему плохо? Я не могу смотреть, как он страдает, я чувствую себя виноватой
— Оттого, что Врубель влюбился в твою мать?
— Он не влюбился — она приворожила его Присухой, а это намного страшней. В конце жизни Врубель несказанно любил свою жену, но все равно постоянно рисовал Прахову, точнее мою маму.
— И все равно это не повод лапать его! «Ах, Миша, ты гений!..» Противно было смотреть!
— Что ж ты смотрела, чего не остановила нас… чего замерла? — с жаром отбила выпад юная ведьма.
— От страха, — Чуб помрачнела, припомнив: она так и не поведала ведьме о главном. — Хотя ты сейчас опять завизжишь, скажешь, что я наслушалась историй Пепиты… Но там в переулке я видела Тень.
— Чью тень?
— То-то и оно, что ничью, — тоскливо сказала Даша, предчувствуя контратаку Акнир.
— Тень без человека? — ведьма в мгновение забыла про ссору.
— Ага.
— Она шла за нами… И что же?
— Шла-шла… прошла мимо и дальше пошла… Когда вы почти лобызались под тем фонарем. А потом ты вдруг встрепенулась, разогнала туман, и появился он.
— Кто?
— То ли шпик, то ли посыльный, то ли Вольдемар, то ли Жан, то ли твой отец, то ли кто-то похожий на тебя, то ли ухажер твоей матери, то ли мой поклонник… хрен его знает!
— Я почувствовала его, — Акнир стала серьезной, — почувствовала его взгляд вот тут, — она завела руку за спину и ударила маленьким кулачком себе в шею. — Клянусь, он видел нас сквозь туман. Он пришел вместе с Тенью?
— А еще я слышала голос: «…бойся ее… это ад… меня уже нет… я во Тьме…»
— …я во Тьме, — завороженно повторила Акнир.
— Вот вы где, прячетесь, милые! А я обыскалась. Я принесла вам бармбрэк, — уже несколько пьяной походкой на манеж вышла Пепита, в руках у нее было щербатое фаянсовое блюдо с нарезанным большими ломтями румяным пирогом. — Сама испекла. Мадам Кукушикина разрешила мне пользоваться ее дивной печью.
— Ну, хоть кто-то не дал мне умереть голодной смертью! Здравствуй, ням-нямушка! — возликовала Даша, без промедления хватая самый большой кусок и засовывая его за щеку.
— Пепита, что еще ты знаешь про Тень без человека? — быстро спросила ведьма.
— Про Уго? — клоунесса послюнявила указательный палец, собрала крошки с края блюда и сунула в рот. — То и знаю, что он убил той ночью легкую девушку.
— А для чего Уго убивает девушек?
— Он не всех убивает… лишь грешниц, — сказала Пепита с видом проповедника, и фанатизм мелькнул вдруг в ее красивых зеленых глазах. — Больших грешниц, вроде сестры моей бабки. Чего таить, она шла с каждым, кто звал, и никто не знал, куда она девала своих новорожденных детей, — завела свой рассказ клоунеса. — Потому Уго нашел ее… Я знаю, однажды он найдет и меня. Мое бедное нерожденное дитя до сих пор плачет в моей утробе кровавыми слезами! А Уго каждый год рыщет во тьме, у него волчьи зубы и медвежьи когти. Он нюхает землю и ищет следы грешниц… и чует грязный запах их чрева… и жаждет вкусить их кишки…
— Но ведь той проститутке у цирка не вспороли живот? Только горло, — буднично прервала Акнир.
— Разве полиция скажет нам правду?
— И то верно. Кабы и вспороли, после громкой истории с Джеком власти попытались бы замять это дело, — признала ведьма. — Стоит наведаться в морг.
— Ты что, уже поверила в Джека на Киеве? — удивилась Даша. — Или в Уго?
— Раз в этом деле замешана моя Любовь, я должна прояснить все до конца, — сурово произнесла Акнирам.
— Вот мы сейчас и проверим, милочка, как у тебя обстоит дело с любовью. Возьми бармбрэк. — Пепита подсунула ведьме щербатое блюдо. — Найдешь колечко, тебя ждет любовь и свадьба. Найдешь монету — богатство.
— А почему я ничего не нашла? — спросила Даша, благополучно дожевывавшая второй кусок пирога.
— Может, ты не заметила и проглотила?
— Кого?
— Кусок ткани — это бедность, щепка — неприятности, горох — не стоит пока ждать жениха или свадьбы с ним. Такое гадание. Бармбрэк всегда пекут на Саман. Я для Марсель испекла. А она еще вчера ночью сбежала. С атлетом мистером Смитом.
— Здрасьте-приехали! Ему же я нравилась! — возмутилась сему чувственному предательству Даша.
— Марсель мне сказала, — низким голосом поведала им очередную тайну Пепита, — она как пятничный заговор на любовь прочитала, так он воспылал! Вот она и не стала ждать, когда снова остынет… Даже не дождалась моего пирога. Бармбрэк всегда пекут с утра на Саман.
— Саман — это ж Хэллоуин? — в подобных праздниках Даша, как бывший арт-директор ночного клуба, разбиралась отлично. — Точно, ты же во-още ирландка! Хэллоуин — типа ваш праздник. Кельтский новый год, правильно? Так сегодня Хэллоуин? 31 октября. Ну, мы как обычно, даем стране угля — хорошо отмечаем. Говоришь, мы сейчас идем в морг? — иронично уточнила Чуб у Акнир.
Ведьма нехотя и осторожно откусила свой кусок, скривилась и достала из-за щеки деревянный крестик.
— Прости дорогая, могилка тебя ждет, — с жалостью сказала Пепита.
— Чья могилка? — хмуро спросила Акнир.
— Это как выйдет. Может, кого из близких, может, твоя… видно, не станешь ты слушать меня, вступишь во Тьму… сама полезешь в пасть к Уго.
— Оптимистичное гадание, — подвела итог Даша Чуб. — Судя по предсказанию, дорогу мы выбрали верно, — хмыкнула она и, сделав классический жест Владимира Ильича, указала ладонью вперед и озвучила направление. — В морг!
Глава шестая,в которой Даша превращается в кавалера
Однако по дороге в анатомический театр вышла заминка — неподалеку от цирка Даша увидела компанию «думских девчат».
Подобное прозвище проститутки, обитавшие в тайных закоулках Козинки, получили от киевлян оттого, что любили прогуливаться днем вокруг подковообразного здания Городской Думы, где собирались киевские депутаты. Хоть, по мнению Даши Чуб, «думскими девчатами» было бы уместней величать самих депутатов — особенно в ее, XXI веке.
Три девицы в слишком нарядной и легкой не по сезону одежде топтались примерно там, где, по уверению Пепиты, три дня назад был найден труп заколотой «бабочки». Забыв про клиентов, «девчата» перешептывались с тем неподражаемым видом, с которым все девчонки, вне зависимости от их возраста и положения в обществе, доверяют друг дружке ужасные секреты.
— Приветики! — подошла к ним Даша Чуб.
Девчата обернулись к ней — дородные, с яркими щеками и губами, с «мантильями» и шалями на озябших плечах — они показались ей тремя Пронями Прокоповнами. И все три Прони уставились на нее недружелюбно — другие женщины были в их понимании либо соперницами, либо разъяренными женами клиентов.
— А гляньте-ка, что у меня есть! — разом развеяла оба подозрения Даша, доставая долгожданное жалование в десять рублей. — Кто мне расскажет о вашей товарке, той, что зарезали в субботу — вот тут, под этим вот фонарем?
— Ирка Косая, — понимающе кивнула одна из Пронь, с красными ртом, приобретшим свой оттенок благодаря послюнявленной красной коробочке от папирос. — Она завсегда тут стояла. Только ее не здеся, а там… — махнула она в сторону улицы-Козинки.
— На Козьеболотной?
— Не, выше… Где Ирининский столб.
— Столб от церкви святой Ирины?.. которую приказали отдать за веру в бордель.
— Правда, что ли? — хриплым голосом спросила вторая «Проня» с дымящейся папироской в зубах. Лиловый синяк на ее скуле был закрашен бардовыми румянами. Бархатка на шее прикрывала синяки от чьих-то грубых пальцев. — А я и не знала. Пойду ей свечку поставлю, пусть попросит за всех за нас…
Даша сморщила нос.
— Чего скосорылилась? — ощерилась хриплая «Проня». — Думаешь, таким как мы, в храм хода нет?