«Мистрисс Фей Эббот представляет живые картинки из повести Николая Гоголя».
На арене был накрыт щедрый стол, в его центре высилась огромная расписная миска с горячими варениками. Подобно легендарным яствам со стола колдуна Пацюка из «Ночи под Рождество» вареники Мистрисс сами вылетали из миски, плюхались, в плошку со сметаной, вываливались в ней, отряхивались как крохотные зверюшки, и, повинуясь указательному пальцу магини, летели в рот очередному восторженному зрителю.
Публика неистовствовала:
— И мне…
— И мне вареничек…
— Мне дайте!
— Уважьте!..
— Облагодетельствуйте! — кричали отовсюду — и с галерки, и даже с балкона, заполненного золотыми эполетами и дорогими парижскими шляпками.
Зрелище пришлось киевлянам по вкусу во всех смыслах сего слова!
Вслед за варениками к избранной публике полетели кружки с квасом, затем ложки с борщом, — причем поразительные в своей точности духи умудрялись не расплескать по дороге ни капли.
Даша с любопытством ждала, что после «Ужина Пацюка» последует номер типа «Полет Вакулы на черте», но магиня вновь не пожелала продемонстрировать свою излишне близкую кровную связь с нечистой силой. Накормив благодарных дам и господ, она перешла к уже знакомому им воздушному вояжу верхом на безобидном гнутом стуле.
— Так, по-твоему, она — наш Джек-потрошитель? — скептически поинтересовалась Акнир, наблюдая за перемещениями изделия «Братья Тонет». Веда не собиралась отказываться от своей живописной теории. — И вся твоя версия на основании одной газеты?
— Не только. Ты в курсе, для чего чрево шлюхи используют в черной магии?
— Чтобы открыть вход на тот свет — щели в рай, проходы в ад. Некоторые даже считают, что это единственный истинный вход в иные миры.
— То-то! А кто здесь ищет вход в иные миры? И где наша Мистрисс искала их раньше — может быть, в Лондоне? Не стоит ли нам хотя бы поинтересоваться, где она выступала до нас?
— А теперь позвольте побаловать вас свежими новостями из-за границы, — объявила на арене миссис Фей Эббот. — К прискорбию нашему, газеты из Лондона и Парижа доходят до Киева в два-три дня… а ведь так интересно и познавательно быть осведомленным обо всех последних новинках политики, мира искусства и моды.
У Чуб появилось нехорошее подозрение, что Мистрисс услышала их — точнее, многочисленные душки магини подслушали разговор двух «сестер» и успели понаушничать хозяйке.
В руках у Фей Эббот из ниоткуда появился французский модный листок:
— О, как любопытно… этой зимой дамы Парижа намерены отказаться от cul de Paris, — прочла она и бросила издание публике. — Убедитесь, господа!
Словно огромная бабочка, помахивая бумажными «крыльями», газета полетела навстречу протянутым любопытным рукам.
— А что пишут сегодня в Лондоне? — громко спросила Мистрисс, глядя прямо на них.
В руках у нее образовалась свежеотпечатанная газета «Manchester Guardian».
— Как приятно, ее величество королева Виктория по-прежнему в добром здравии… и подумывает предпринять путешествие в Индию.
— Еще есть вопросы? Пошли! — насмешливо сказала Акнир.
Новоявленная потрошительская теория Даши, похоже, не стоила выеденного яйца.
В личной уборной их поджидал приятный во всех отношениях гость — пшеничноволосый, в бархатной куртке и белой рубахе с большим черным галстуком бантом.
— О, mademoiselle Коко, mademoiselle Мими, — Вильгельм Котарбинский отвесил галантный поклон и бросился целовать ручки мамзелькам. Весь он был — восхищение и восторг.
И Даша пожалела, что галантный поляк не живет в их ХХІ веке — она бы с удовольствием общалась с ним каждый день. Удобно, во-первых, иметь персонального переводчика с языка привидений. А, во-вторых, когда он глядел на них с Акнирам, Землепотрясная чувствовала себя одновременно феей, гопланой, возвышенной душой, парящим эльфом — чем-то эфирным, возвышенным и уникальным. И она бы не отказалась ежедневно смотреться вместо зеркала в этот романтический взгляд.
Если ад — только зеркало души, после смерти душе Котарбинского, несомненно, будет так же уютно и тихо, как всем героям его мистических сепий.
— Премного благодарен вам за приглашение. Вчера, Коко, я получил несказанное удовольствие от вашего выступления. Рад видеть, что и вы, Мими, в добром здравии, невзирая на все зловещие слухи.
— А Врубель так до сих пор и не объявлялся в соборе? — тревожно спросила Даша.
— Увы, — высказал сожаленье художник. — Но уже то хорошо, что ваша сестра нашлась живой и здоровой. А как вы поживаете? — художник опять смотрел на пространство меж ними.
— Она все еще здесь? — поразилась Даша. — А я специально позавчера послала в анатомичку две «кати», чтобы беднягу «русалку» похоронили нормально, вместе с Еленой и Ириной. Причем, на лучшем — Аскольдовом кладбище. Чего же ей еще от меня-то надо?
Чуб достала из ридикюля страхолюдную кожаную полумаску, надела ее, но и сквозь магические бойницы для глаз увидела все то же пустое место.
— Она говорит, что обязана следовать за вами, — сказал Котарбинский.
— А вдруг Мария — тоже шпионка Мистрисс? — недружелюбно нахохлилась Чуб. — Она ведь поминала магиню в соборе. Ее шпионка все еще ходит за нами, а ты зачем-то оправдываешь Фей! — швырнула она в Акнир неодобрительный взгляд.
— Будьте так добры, Вильгельм Александрович, спросите Марию, чем мы еще можем быть ей полезны? — церемонно попросила ведьма.
Котарбинский кивнул, помолчал, прислушиваясь к неслышимому.
— Мария говорит, что погибла ужасной смертью…
— Это мы знаем, — сказала Чуб, принимая отчет.
— Говорит, что она очень признательна mademoiselle Даше, за то, что вы так любезно позвали ее на ужин… и она не уйдет, пока вы опасны.
— Я опасна? — вопросительно повторила Землепотрясная.
— Полагаю, она хотела сказать: пока вы в опасности. Ведь она уже говорила это. По-видимому, опасность по-прежнему угрожает вам, mademoiselle.
— А я думаю, она сказала сейчас то, что хотела сказать! — расстроилась Даша. — Я — опасна, и уже погубила одного человека… И вы лучше отойдите от меня, Вильгельм Александрович, вот туда, к вешалке, станьте подальше от греха… И прямо спросите Марию: она шпионит за нами? Кто она такая на самом деле?
— Mademoiselle Мария, не соблаговолите ли вы открыть нам… — художник не договорил.
Он отпрянул, ударившись затылком о стену, заорал — благодушное красивое лицо его стало похожим на маску черного ужаса в греческом театре.
— Бегите… бегите… — крикнул он цирковым сестрам. — Спасайтесь, быстрей!!
Прикрывая голову руками, зажмурившись от страха, нелепо прижимаясь телом к стене, он пополз по стенке спиной в сторону выхода.
Не понимая, что происходит, но подчиняясь приказу, Коко и Мими выскочили в коридор вслед за ним.
Котарбинский стоял, прислонившись к деревянной подпорке-колонне, его глаза продолжали безумно таращиться в одну точку — туда, где за дверями уборной осталась неведомая Мария, явившая ему свою истинную суть. Губы художника побелели, страдальчески изогнулись, уголки рта сползли вниз, крупные породистые руки нервозно подрагивали.
— Простите… простите меня… — прошептал он. — Я не в силах помочь вам… если это ходит за вами… Идите в церковь… просите защиты… бегите отсюда… скорей! Умоляю, простите мне мою трусость… Но я не смогу еще раз увидеть ее… мое сердце не выдержит…
— Кто же она? — быстро спросила Даша.
— Демон… кровавый Демон…
— Демон — женщина? — Чуб еще раз поправила бесполезную кожаную полумаску в надежде, что механизм, наконец, заработает, и раздраженно спрятала Машин подарок обратно в карман.
— Мать моя, это она, Мария, волчья Мадонна! Все это время она ходит за нами!.. — с ужасом прохрипела Акнир.
Она смотрела на дверь их уборной точно таким же взглядом — точно они с Котарбинским изготовили свои маски трагедии в одной мастерской. Ее худое тонкое тело впечаталось в соседнюю стену.
Даша решительно подошла к двери уборной, закрыла ее и даже заперла на ключ — и хоть было и очевидно, что Демона вряд ли остановит замок, Котарбинскому заметно полегчало.
— Да не переживайте вы так, Вильгельм Александрович, в конце концов, у вас даже жена — привидение, — как могла, успокоила художника Даша.
— Моя жена — точно не привидение. Она жива и здорова, — ответил он автоматом, продолжая караулить затравленным взглядом закрытую дверь. — Просто невзлюбила Киев, и когда мне пришлось выбирать между ней и им… Умоляю простить, нам всем лучше поскорее уйти отсюда!
Чуб попыталась погладить мертвенно-ледяные руки несчастного — они были безответными к ласке, он сразу отнял их, закивал, пытаясь изобразить прощальный поклон и извинительную улыбку, медленно пятясь бочком, отступая все дальше от Коко и Мими.
Что же могло так испугать человека, всю жизнь рисовавшего вампиров и душек, распятых грешниц и убитых с отрубленными головами?
— Какая она? Наш Демон?.. — озвучила Дашины мысли Акнир.
— Огромная… страшная… — художник невольно поднял руки, конвульсивно согнул пальцы, точно собираясь царапаться.
Заорав, как прокаженная, Акнир побежала прочь по коридору, Даша припустила за ней, успев лишь махнуть Котарбинскому рукой на прощание.
Она догнала «сестру» возле входа на сцену. Ведьма трепетала, как осенний листок, и была зелена лицом — как весенний. Слишком недавно она выбралась из Провалля собственных страхов, да и выбралась ли?
— Ты просто не видала ее… ты не знаешь, какая она, волчья Мадонна! — истерично блуждая глазами, объяснила Акнир.
— Волчья Мадонна — шпион Мистрисс? Где вообще логика? — невесть почему, Чуб совершенно не передалась зараза этих двоих — страха не было, скорей раздражение. Словно прожитый в предыдущие дни неконтролируемый панический ужас перед миссис Фей Эббот ликвидировал все ее природные ресурсы страхов на ближайшее время.
Или дело было лишь в том, что и Акнир, и Вильгельм видели нечто недоступное ей?
— Ладно, ты убедила меня, — не без труда взяла себя в руки дочь Киевицы. Она провела рукой по своим гладким, зализанным волосам, поправила косу, собранную сзади в маленький узел, и произнесла: — Мы заглянем к Мистрисс и выясним точное имя и звание ее шпиона.