Двух клетчатых стражей миссис Фей Эббот, пытавшихся преградить им дорогу, постигла все та же незавидная участь городошных фигур во время игры в городки — с сухим треском они разлетелись в разные стороны.
— Не забудь меня и этой фигне научить, — попросила Даша.
Акнир приложила палец к губам, призывая ее к молчанию, и осторожно заглянула в слегка приоткрывшиеся двери уборной. На оттоманке магини сидела любопытная гостья. Она была повернута к ним спиной, но ее рыжий затылок и самоуверенный голос были им, несомненно, знакомы.
— Мама, как ты могла?! — выговаривала гостья. — Я принесла их тебе для сохранности. А ты отдала мои камни… И за что? За вход в Третий Провал, который и откроется только однажды!
— Поверь мне, Третий Провал важней всех камней.
— Перестань! Это были мои лучшие камни, — судя по тону, небезызвестная им некромантка Виктория Сюрская, превращавшая в драгоценные камни души людей, была еще совсем молодой, почти девчонкой. К тому же оказалась родной дочерью Мистрисс.
— Ты скоро пополнишь свою коллекцию. Смотри, что за прелесть нашли мои Ангелы бездны, — магиня показала дочке на столик, где лежал фотоснимок и сложенная вчетверо газета.
— О, Великая Мать! — эмоционально вскрикнула рыжая. — Она идеальна! Даже часть ее души стоит всех моих камней…
— Эту нельзя трогать, она Киевица.
— Да? Жаль… Вторая — похуже. Но очень похожа. Они прекрасны. Совершенно прекрасны! Я видела много, очень много красивых людей, но еще не встречала такой идеальной красы.
Нечто очень похожее говорил им Врубель, описывая Анну Гаппе:
«Она так прекрасна… редко встретишь женщину такой совершенной, такой неземной красоты!»
— Я хочу ее немедленно! — в волнении продолжала дочь Мистрисс.
— Не сейчас, мой бесеночек, тут чересчур много ведьм.
— Но я хочу ее, мама! Позволь хоть одну, раз нельзя гарнитур.
Не сдержавшись, Даша широко распахнула дверь и зашла в уборную, ступая нарочито тяжело, угрожающе. Виктория Сюрская взглянула на прибывшую недоуменно-надменно, зато лицо миссис Фей Эббот словно умерло и разложилось у них на глазах — гадуница видела будущее и знала, где и когда ее дочь повстречает Киевиц ХХІ века.
«…спасти дорогого мне человека».
Мистрисс знала, что ее дочь умрет, и рвалась в грядущее, чтобы спасти ее душу!
— Оставь ее, — Акнир подошла сзади, положила руку на Дашино плечо. — Мы уже достаточно переиграли историю.
— Но однажды Виктория погубит родителей Кати!
— А мы погубили мою мать. Мы больше ничего здесь не будем менять, лишь тогда у меня есть крохотный шанс все исправить. Виктория погибнет, когда придет ее время. Уходи! — приказала Акнир коллекционерке драгоценных камней.
Та бросила вопросительный взгляд на мать, Мистрисс кивнула, предлагая «бесенку» бежать отсюда как можно скорей.
— Нет, подожди, — Чуб вырвала из рук Виктории Сюрской газету и снимок: — Это же газетка с Анной Гаппе… И фото Маши с сыном! Оно было в моем кармане. Когда вы вообще успели украсть его?
— Только что — во время моего выступления. — Мистрисс и не пыталась ничего отрицать. — Мои Ангелы бездны знают, что я собираю для дочери подобных людей.
— Таких, как Маша и Анна? Но почему они — гарнитур?
— Их души схожи в своей чистоте, как две капли воды — как два бриллианта чистейшей воды! Редко встретишь таких похожих людей.
«…она так похожа».
Врубель тоже видел это, он глядел на Гаппе и видел в ней Машу — видел душу своей сбежавшей надежды.
— Хотя, конечно, эта, с ребенком на руках, все же иная… особенная. Вы, видно, не понимаете, кто рядом с вами, какая в ней сила. Ее душа чистой воды! С такой душой можно пройти даже врата Цербера… И вернуться обратно.
— Уходите, скорей, — прикрикнула Акнир на Викторию. И снова осадила колеблющуюся Дашу. — Ты знаешь будущее, твоей Маше ничего не грозит. — Идите, — повторила приказ Акнирам, и как только дочь Мистрисс покинула восточную комнату, повернулась к ее матери. — Дайте-ка я угадаю, вы уже знаете вход в Третий Провал?
— Сделка свершилась, — подтвердила Мистрисс.
— С кем?
— Я не могу вам сказать. Клятва Уроборуса.
— Неужели я зря пощадила вашу дочь? — сдвинула брови Акнир.
— Я не могу сказать вам, как пройти в Третий Провал, и не могу сказать, кто открыл его, но могу подсказать третью отмычку… Это то, что неподвластно человеку!
— Негусто.
— А в награду за жизнь моей дочери я сама исполню ваши желания — каждой из вас.
— Ну, удивите нас! — пробубнила Чуб недовольно, все еще сомневаясь в верности решения отпустить фанатку чистейших бриллиантов. Если Катя узнает, она им ни за что не простит!
— Ты, — посмотрела магиня на Акнир, — хочешь знать правду о своей семье. И я погадаю тебе.
— А я? — подняла руку Даша.
— Я расскажу тебе то, что ты жаждешь узнать больше всего: истинную историю Джека-потрошителя. И раз уж о том зашла речь, — Мистрисс вновь повернулась к Акнирам, — вы зря не слушали свою старшую «сестрицу», она ведь права. Я приехала в Киев прямо из Лондона. И кровь возле цирка — моя вина!
— Вы — Джек-потрошитель? — от изумления Даша Чуб даже забыла о сбежавшей любительнице драгоценных душ. К черту дочь, когда пора прибить мать, причем сразу в зародыше! — В самой черной и страшной магии чрево шлюхи используют, чтобы открыть проход в мир иной. — (Она вспомнила кипящую на спиртовке кастрюлю магини с вонючими разваренными кусками мяса… человеческого?). — Ведь чрево — тоже проход. А вы хотели открыть Третий Провал. Потому вы искали на Киеве горизонталок и убивали их!
— Ты вообразила, что Джек-потрошитель — это я? — Мистрисс слегка запрокинула белокурую голову и засмеялась. — Все наоборот. Я — убийца Джека-потрошителя!
Она прилегла на любимую сверкающую парчой оттоманку:
— И все же ты недалека от истины, моя mademoiselle… все дело в Провалах! Мы из рода коллекционеров, и я, и моя дочь. Привезти диковинку из каждого города, где довелось побывать, — для нас дело чести. И когда я приехала в Лондон, весь он, как улей, гудел слухами о кровавых приключениях Джека. Как я могла не прихватить такой сувенир? Я поселилась в Уайтчепеле неподалеку от Флауэр-и-Дин-стрит — самой опасной и непотребной улицы Лондона, ночами я наряжалась, как местная шлюха… я искала его. И однажды он отыскал меня!
— И кем же он был? Как его имя?
— Вы не поверите, Джек! Хоть я и звала его Жаном, на французский манер.
— Джек по фамилии Потрошитель? — недоверчиво хмыкнула Даша.
— Должна разочаровать вас, его фамилия никогда не всплывала в газетах. Журналисты, полицейские искали безумного медика, сатаниста, даже колдуна.
— А он — не колдун?
— Можно сказать и так, но отныне слепые называют колдунов по-другому.
Его звали Джек Гордон, и он тоже знаменитость в своем роде. Он — тот самый студент, который год назад сделал доклад о четвертом измерении в Южном Кенсингтоне и вдохновил другого юнца, Герберта Уэллса, написать рассказ о машине времени.
— Того самого Уэллса?
— О, вы слыхали о нем? — оживилась магиня. — Я сразу предсказала: он прославится в будущем… Сразу поняла, что описанная им идея машины времени увлечет человеческие умы. Такие, как он, словно чуют скрытую правду. И он учуял, как 1888 году где-то в мире открылся реальный Провал в будущее… И Джек Гордон тоже почувствовал — это чутье исследователя, когда ты месяцами ищешь то, что все прочие считают немыслимым. О, студент не был монстром, он был увлеченным ученым! Обычным порождением приближающегося нового века науки, когда каждый мальчишка с горелкой в руках уже воображает себя Господом Богом… а ваш людской Бог в своих научных экспериментах над миром без малейших угрызений обрек на гибель и Содом, и родного сына. Помяните мое слово, в ХХ веке будет еще много желающих занять место Всевышнего, ученые натворят много катастроф, а наука наплодит много Демонов. Именно ученые найдут однажды вход на тот свет или способ устроить тот свет на этом… Вы ведь заметили? Все просвещенные люди опьянены либо революцией, либо научным прогрессом. Наш Потрошитель не стал исключением. Он увлеченно потрошил лягушек и трупы в анатомическом театре, зачитывался «Странной историей доктора Джекила и мистера Хайда» и романом Шелли о докторе, собравшем жизнь из кусков мертвеца, он пытался совместить науку и магию, мечтал сделать человека невидимым, изучал возможности неевклидовой геометрии и колдовские книги… и Гордону попалась одна занятная книга… не хуже вашей… но нет, — прервала она себя, — вам не понять величия нашего 1888 года, когда зарождались судьбы грядущего века, когда все мы верили, что завтра ученые, подобно магам, научаться воскрешать мертвецов, а части мертвецов оживят науку. Хотя полагаю, вы просто не знаете как в ваши дни ваши ученые используют части людей… Но, пожалуй, фанатичнее всего мистер Гордон искал вход в прошлое, в будущее, портал в иные миры!
— Под юбками у горизонталок? — снова хмыкнула Даша. — Он реально надеялся попасть через их органы в будущее как Путешественник из романа Уэллса?
«Красивая идея вообще-то искать портал в иные миры между женских ног, — подумала Чуб. — Кабы идея была еще и бескровной…»
— А разве попасть в будущее или в иные миры невозможно? — ответила вопросом на вопрос Мистрисс Фей Эббот. — Или чрево Великой Матери не обладает великой силой? Вы заметили, что первое убийство Потрошителя, как и последнее, случилось в пятницу?
— В Англии тоже чтут Пятницу?
— Разве пятница friday по-английски не звучит как день Фреи? День Великой Матери чтут во всем мире.
— А я ведь сразу сказала, Джек не зря фестивалил на Деды́, — вспомнила Чуб. — На этот их маскарад лорда-мэра.
— И вы mademoiselle Коко, сразу узнали его по жуткому, дрожащему, потному страху.
«…я боюсь… мне страшно… мне страшно…» — кричащий голос в ее голове наконец-то обрел свое имя.
— И чего боялся Джек-потрошитель?
— Меня.
— Вас… но за что?