ься от страшных ударов.
Слуги мадам не спешили ему помогать, кажется, по мнению их хозяйки, князь тоже увидел тут слишком много.
Лакеи медленно окружали Дашу с Еленой.
— Мать моя женщина, — негодующе вскликнула Чуб, отступая и закрывая Елену собой.
— Ты еще бабушку покличь, — иронично посоветовал один из лакеев.
И, не подозревая о том, подал ей превосходную мысль — не долго думая, Чуб заголосила:
— Ирина, Марина, Анна, Иоанна, Катрина, Дана, Милана, я подруга Акнир… Бабушка Анфиса, дедушка Чуб, если вы меня слышите… помогите мне!
Лакеи аж замерли, уставившись на нее, как на юродивую, или хуже того — бесноватую, но объявить ее вслух умалишенной не успели — безумие настигло их намного быстрей.
— Ой, — громко вскрикнул один и потер плечо, точно его укусили.
— Ой! — схватился за щеку второй.
— Глаза, глаза… — взвыл третий, сгибаясь пополам, извиваясь от немыслимой боли.
— А-а-а-а-а-а! — вскрикнула мадам Манон, хватаясь одновременно за шею и грудь.
А потом десятки невидимых пчел накинулись на них, погнали по комнатам, залам, не оставляя ни на миг, как оводы обреченную белую корову Ио, их кожа покрывалась на глазах красными пятнами, вспухала, разрывалась кровавыми нарывами. Пятеро людей метались по холлу, как затравленные безумные звери.
Часть невидимого роя отделилась, с жужжанием полетела на Чуб, окутала ее ореолом. Даша резко рефлекторно подняла руки, защищаясь от внезапно ополчившихся на нее душ, и поняла, что правая рука и плечо уже не болят — ее бабки или бабки Акнир, чаровницы, ведуницы, огнедевы в мгновение излечили ее от ран и переключились на истекающую кровью Елену — та испуганно оцепенела, и на круглом глазастом лице ее выписалось внезапное облегчение.
С жуткими криками лакеи выбежали из дома, бросились в черную пасть Ямской, надеясь отыскать спасение на улице. Упавшая на колени, покрытая кровавой чешуей мелких ран мадам Манон неистово рвала на себе одежду, пытаясь отбиться от невидимых жал. Сверху, из комнат на втором этаже, доносился ужасающий крик князя, оравшего так, словно его режут на кусочки живьем…
Внезапно крик оборвался.
— Бежим, малышка, потом разберемся, — приказала Чуб, увлекая Елену за собой к входной двери.
Но на самом пороге, преграждая им пути к отступлению, возникла черным мороком «Кровавая Пятница»:
— Остановитесь! — запекшаяся кровь на лице Демона делала его почти черным, алая свежая кровь текла по его рукам.
— Кто ты? — прошептала Даша. — Пятница? Волчья Мадонна?..
Страшное божество протянуло к ней руки:
— Я благодарна… я так благодарна тебе… мне было так страшно, так страшно… ты одна пришла мне на помощь… ты единственная позвала меня… говорила со мной… ты накормила бармбрэком… а я так люблю бармбрэк… я всегда любила его…
— Ты тоже из Ирландии типа?
Окровавленный Демон кивнул.
— Кто ты? Ты Мария? Ты ходила за мной?..
— Я Мери… Мери Келли…
— Келли? Как Грейс Келли? Да, точно, я поминала тебя.
— Я — последняя жертва Потрошителя.
Несмотря ни на что, Чуб смогла оценить адскую иронию случившегося: последняя жертва Потрошителя, преследовавшая его последователя — Потрошителя-2, и убившая его. Предсмертный ад князя Рюмского стал зеркалом его души, как и ад его предшественника.
— Я очень благодарна тебе!
В мгновение страшные разрозненные черты окровавленного Демона, отрезанные куски тела, руки и ноги срослись и сложились в один образ, став единым телом молодой девицы. Ее нижнюю губу рассекали три пореза, лучами спускающимися на подбородок… Но и эти раны зарубцевались, кровавые пятна исчезли, на губах заиграла игривая улыбка. Девица поправила длинные черные волосы. Она впрямь походила на несчастную «русалку» из анатомички — но была намного эффектней ее. Всего неделю назад лондонская проститутка Мери Келли наверняка считалась весьма привлекательной женщиной.
— Я думала, Джек убивал лишь некрасивых и старых, — припомнила Чуб.
— Я тоже так думала… потому мало боялась… потому и погибла.
— Ты все время пыталась помочь мне? Предупредить… Еще там, в Одессе, ты защищала меня!
— Я охраняла тебя от него… Я думала, у меня не хватит сил… их не хватало вначале. Но с каждым днем я становлюсь все сильней.
— Ты становишься Демоном.
— Я не хочу… Помоги мне. Отпусти меня! Съешь мои грехи.
Даша на секунду замялась, но махнула рукой.
— Оки… какие там у тебя грехи, пара сотен мужчин? Чуть больше, чуть меньше. Иди с миром. И спасибо тебе — спаси тебя Бог, — сказала Землепотрясная и, отыскав на дне кармана предпоследнюю поминальную печеньку, решительно сунула ее себе за щеку.
Снова 3 ноября, по старому стилю, 1888 года
Согласно законам путешествий по Прошлому, весь вояж обратно, в 31 октября 1888-го, не занял у Даши Чуб и двадцати минут… И первый, с кем она столкнулась, вернувшись в вечер 3 ноября, стал для нее именинами сердца!
Поручик Дусин — воскресший, румяный, здоровый, с букетом в руках, нетерпеливо постукивая ногой, стоял на посту у ее цирковой уборной.
— Дусин… mon cher ami, Дусин, вы живы! — бросившись к нему, Чуб заключила воскресшего в объятия и прижала к своей объемной груди.
— Конечно, я жив, — обрадовался он. — Или вы смеетесь надо мной? — он насторожился. — Или, — понадеялся, — вы готовы принять мое предложение?
— Нет, — Чуб обняла его так крепко, что чуть не задушила в объятиях, но сдержалась — убить его на радостях сразу же после удачного воскрешения было бы слишком глупо! — Я не выйду за вас замуж, — поцеловала она его в нос. — О, моя дусичка, Дусин… вы моя прелесть… как жаль, что я не выйду за вас замуж!
— Но почему?..
— По кочану, Дусин… С другой стороны, ведь в Настоящем время стоит… А не закатиться ли нам с вами в деревню? В твое имение под Полтавой… Ух, покуролесим мы там!
— Только прикажите, Коко… я немедленно прикажу подать лошадей! — залепетал поручик.
— Тю! А ты чего полумертвая? — прервала его Чуб, завидев Акнир.
Понурив голову, ведьма плелась в их уборную с таким видом, будто шла с тройных похорон.
— Сестричка, любимая, ты даже не представляешь, как все хорошо! Как все землепотрясно! — попыталась взбодрить ее Даша. — Жизнь прекрасна! Да, мистер Зетте? Возьмете меня выступать в свой номер? — обратилась она к проходившему мимо укротителю в цилиндре и черном осеннем пальто.
— Знай свое место, дура! — отбрил ее тот и, скривив одутловатое от пьянства лицо, пошел дальше.
Следовавший за ним знакомый им посыльный с полной бутылок корзиной в руках улыбнулся ей.
— Пойдем сегодня в Купеческий сад? — спросил Чуб возможный отец Акнирам.
— Не смейте… я вызову вас на дуэль! — бросился между ними поручик.
— Хватит уже с вас дуэлей, Дусин, — отодвинула его Даша вручную. — Чего вообще Зетте меня вдруг так опустил?
— Только прикажите, и я вызову его на дуэль! — вскинулся Дусин. — И не погляжу, что он укротитель! Вот выйду сейчас прямо на сцену, зайду в клетку со львами и вызову…
— Да, долго ты так не проживешь, — заметила Чуб. — Я явно опасна для твоего здоровья. Нужно валить отсюда.
— Но, mademoiselle Коко…
Дашу с поручиком разделили лошади Альфреда Шумана, конный аттракцион закончился — потряхивая разноцветными плюмажами, четвероногие любимцы директора прошествовали длинной вереницей в конюшню.
Впереди был номер со львами.
— Даша… нам, наверное, нужно проститься, — тихо сказала Акнир.
— Да уж, лично я не намерена оставаться здесь ни на миг. Не цирк, а публичный дом. Все хамят. Не понимаю, я же ему нравилась, точно! — Чуб все никак не могла перепыхтеть оскорбление Зетте. — Мне казалось, он даже немного влюблен в меня.
Она зашла в их уборную, заглянула в тусклое зеркало, провела пуховкой по носу и стала собирать их нехитрые пожитки. Пора уходить. Дусин жив. Елена жива. Потрошители мертвы — даже два. Мери Келли летит в облака, горемыка «русалка» и Ирка Косая погребены в земле рядом с «могилой Аскольда». Ну, а Юлиус Зетте — пьянь, жлоб и премерзостный тип.
С арены доносился разноголосый хохот, всегда сопровождавший выступление клоуна Клепы.
Смех стих, и шталмейстер громко объявил долгожданный номер:
— Смертельный аттракцион с кровожадными хищниками. Знаменитый и таинственный укротитель Юлиус Зетте бесстрашно войдет сейчас в железную клетку со львами, с которыми даст свое представление…
Чуб приоткрыла рот, почесала напудренный нос и, сорвавшись с места, стремглав побежала в уборную Зетте.
— Даша, не вздумай выяснять отношения сейчас! — бросилась за ней следом Акнир.
Двери комнаты укротителя были не заперты.
Зетте, усталый, обрюзгший, сидел в кресле, положив руки и локти на столик, заполненный полупустыми бутылками, вонючими пепельницами и тарелками с нетронутой холодной едой.
— Так я и знала, — провозгласила Землепотрясная Даша. — Ты нахамил мне, потому что Юлий Цезарь — не ты! Ему я стопроцентно нравилась!
Юлиус-не Юлий Зетте бросил на вошедших мутный ненавидящий взгляд.
— Я знал, что рано или поздно все откроется, — с вызовом сказал он. — И мне нечего сказать в оправдание! — укротитель был уже порядочно пьян и с трудом ворочал языком. — Львы есть львы, я получил ранения семнадцать раз, но последний… Там, в Париже, лев ранил не только мое тело, он зацепил душу. Тело до крови, до кости, а в душе он вскрыл неизвестный мне страх. Я не могу заставить себя войти в клетку. Я был готов отказаться от контракта у Шумана… Как тут появился этот молодой человек из кондитерской «Жорж». Он предложил выступать вместо меня и удумал трюк с маской.
— И вы не спрашивали, зачем ему это нужно? — спросила Акнир.
— Это понятно и так, — отмахнулся от вопроса известный укротитель. — Мы делим гонорар пополам. Но я — Юлиус Зетте. Это — имя! Я беру за выход двести рублей. Ни один безызвестный дрессировщик, пусть и талантливый, не получит и половины. А он оказался весьма талантливым. Он дал всем моим львам свои имена — Люций, Бафомет, Вельзевул — он зовет их, как Демонов. Мои львы полностью подчинились ему. Даже слишком…