— Слишком?
— Публика хочет испытывать страх, желает пощекотать себе нервы. Львы не должны казаться котятами! — взревел Зетте и пьяно ударил по столу кулаком.
— Вы ревнуете его к своим львам? Потому и признались сейчас? Потому не закрываете уборную, — поняла Даша. — Вы хотите прекратить все, вернуться на манеж?
— Он обещал, что в конце киевских гастролей сведет меня с ведьмой, — с пьяной жалостью к себе закричал укротитель, — а она поможет мне преодолеть свой страх.
— ОК, считай, что эта ведьма — мы, — обрадовала Зетте Землепотрясная Даша. — Акнир, сдюжишь?
— Ты и сама сдюжишь, — ответила ей чароплетка и дочь Киевицы. — Ты же хотела учиться. Пусть что-то останется тебе от меня на добрую память. Это сильное заклятие — самый простейший обряд подчинения. В Книге Киевиц его нет, мать подарила мне на день рождения. Подними обе руки, выпрями ладони. На «раз, два, три» подчини себе его страх, прихлопни его… Будешь готова — хлопай в ладоши! Стихи хорошо запоминаешь? Учи, всего три строки…
Выступление красной маски Юлиуса Цезаря было в самом разгаре. Львы послушно прыгали через обруч, объятый огнем.
Венский дамский оркестр под управлением господина Ульмана играл победительный марш.
Сидевший в первом ряду Дусин явно передумал вызывать укротителя на дуэль — он смотрел на аттракцион с хищниками во все глаза, как ребенок. В креслах первого ряда Даша заметила студента-пошляка Анемподиста Краснобубенского, на балконе — Кылыну. Она была без вуали, в знакомом им клетчатом платье.
Последний рыжегривый царь пролетел сквозь огонь. Публика разразилась восторженными овациями. Кылына встала и с улыбкой швырнула своему избраннику красную розу… вслед за ней на красный бархат барьеров посыпались другие цветы.
Блистательный Юлий Цезарь в алом плаще и белой тунике раскланялся.
«Так вот каков он, отец Акнир, — подумала Чуб. — Укротитель и, несомненно, колдун, которому даже цари зверей — львы — повинуются словно котята с именами Демонов и самого Люцифера.
Вот в кого влюбилась Кылына! Он и, правда, хорош… хотя и слегка донжуан».
— Я не успела договорить, нам нужно проститься, — повторила стоявшая рядом Акнир. — Моя мать погибнет сегодня.
Внезапно все пять царей зверей на манеже разом зарычали, обнажая клыки.
— Тише, тише, — попытался успокоить их Цезарь.
Но львы словно перестали его узнавать. Они спрыгнули со своих тумб, заметались, забили хвостами — с животными явно творилось что-то неладное.
— Люций, Вельзевул, Бафомет, на место! — крикнул Юлий Цезарь трем самым крупным зверинам.
Лев Люций искоса посмотрел на него страшным желтым глазом с восточной черной «подводкой». Бафомет заревел, разявив клыкастую пасть, пружинисто присел на задних лапах, и в рыжем зверином взгляде, в особенном предвкушающем звуке рычания Даша Чуб прочла неминуемое и приближающееся… еще секунда, и лев должен был прыгнуть на своего дрессировщика, прижать его сильными лапами к посыпанному тырсой полу, содрать красную маску вместе с лицом.
Но иной невероятный прыжок отвлек взбунтовавшихся рыжегривых царей. Публика охнула, кто-то громко закричал от страха. Капельмейстер едва не выронил палочку. Не дожидаясь пока кто-то откроет ей клетку, Даша Чуб перелетела решетку по воздуху и оказалась на песке между укротителем и его львами.
Первые ряды и ложи, амфитеатр и галерея, весь зал, пахнущий дорогой пудрой, дешёвым перегаром, одеколоном, осенней сыростью, все собравшиеся здесь сюртуки, косоворотники, блузники, белоподкладочники, сыновья генералов, аристократов, профессоров и купцов, блистательные кавалерийские офицеры и сгорбленные студенты, мастеровые и художники-богомазы, тайные бомбисты и скрытые кокотки, курсистки и думские девчата глазели сейчас на Землепотрясную Чуб с восторгом и ужасом, собираясь навечно запечатлеть в душе этот момент — прекрасный или ужасный, если, не сладив с рычащими хищниками, укротитель и барышня будут разорваны — но все равно незабываемый!
Львы недружелюбно зарычали.
— Ша, котэ… ща-с не до вас, — панибратски осадила их Даша, и те послушно умолкли.
Чуб сорвала с Цезаря красную маску и на глазах у всего Киева всучила «повелителю Рима» увесистую пощечину. Публика ахнула вновь двойным ахом и от дерзновенного поступка бесстрашной барышни, и при виде молодого красивого лица дрессировщика.
— Это тебе за то, что ты со всеми и сразу! И за то, что пытался сводить меня за нос в Купеческий сад.
В ответ молодой человек как-то странно затрясся, помутнел взглядом и сел на песок. Лев Люций издал громоподобный рык, показывая все свои зубы, — его язык был нежно-розовым, а губы — словно подведенными черной помадой. Бафомет взревел, сморщив нос с топорщащимися белыми усами. Публика на галерее засвистела, и Чуб разом прочла мысли всех свистунов, разочарованных тем, что зверье до сих пор не задрало циркачей.
Из-за занавеса появилось лицо директора Альфреда Шумана, такое же белое, как его ослепительный пикейный жилет.
Всегда веселивший публику между номерами клоун Клепа побежал по красному бархатному барьеру, кривляясь, подпрыгивая и наигрывая на гармонике — отвлекая на себя внимание испуганных дам и господ.
Встревоженные опасные звери метались по клетке, будто нечто невидимое и необъяснимое гнало их, не давало покоя — внезапная болезнь или заклятие, или же…
Красная роза Кылыны?
Неужто она решила натравить на любовника львов? Что он ей сделал? Пригласил Дашу в Купеческий сад?
Оглушающий рев львов с именами нечистых разносился по цирку демоническим хором. Чуб собрала силу воли, досчитала до трех и хлопнула в ладоши перед носом у Люция.
— Домой! — приказала она.
И заклятие сработало!
Рыжий крестник Люцифера послушно потрусил по решетчатой аллее за кулисы в свою безопасную клеть.
Клепа окаменел с развернутой гармошкой в руках, Чуб махнула ему рукой и запела во весь свой почти шаляпинский голос, мигом переключив на себя все взгляды перевозбужденной взбудораженной публики.
Что французик ни взболтнет,
Выйдет деликатно.
Ну, а русский как загнет,
Берегись, понятно.
По-французски — ле савон,
А по-русски — мыло.
У французов — миль пардон,
А у русских — в рыло.
Очнувшись, Клепа принялся подыгрывать ей. На третьей строке к ним присоединился и дамский оркестр.
И Даша с удовлетворением отметила, что оставшиеся львы сами уселись на своих тумбах и благоговейно внимают ее сатирическим куплетам, как истинные благодарные зрители.
У французов — все салат,
А у нас — закуска.
По-французски — променад,
А у нас — кутузка.
Чуб пританцовывала, мастерски изобразив в пантомиме и закуску, которой она едва не стала для львов, и кутузку, куда она отослала провинившегося зверя.
«Раз, два, три…» Раздался второй хлопок.
По-французски — сосьете,
А по-русски — шайка.
У французов — либерте,
А у нас — нагайка.
Подобрав кнут дрессировщика, она игриво погрозила нагайкой вслед улепетывающему Бафомету.
У французов — все фромаж,
А у нас — бутылка.
По-французски — ле вояж,
А по-руссски — ссылка.
«Хлоп, хлоп, хлоп»… — еще три льва друг за дружкой отправились в ссылку. Даша подошла к Юлию Цезарю и поставила на него ногу, как на поверженного зверя. Публика захлопала, похоже, решив, что ей довелось увидеть новый изумительный номер «Укротительница укротителя».
По-французски — дилетант,
А у нас — любитель.
У французов — интендант,
А у нас — грабитель.
Краем глаза Даша заметила, что на балконе, в гнезде изысканной публики, случился непонятный переполох, с кресла возмущенно поднялся высокий седовласый мужчина с бакенбардами, разгневанно замахал руками.
Увы, Акнирам оказалась неплохой гадуницей, всего за десять минут выступления сбылись оба ее пророчества — едва Даше удалось открыть рот и запеть сатирические куплеты, она и прогремела, и чуть не загремела…
Когда в начале нового ХХ века эту песенку исполняли именитые клоуны Бим и Бом, она не вызвала неприятие властей, но, видно, сейчас, в Киеве 1888-го стояли другие времена и кутузка с нагайкой пришлась здесь не ко двору.
— Прекратить… немедленно прекратить представление! — к клетке уже бежал отмеченный усами, портупеей и шашкой представитель власти в синей форме жандарма. Повинуясь движению его руки в белой перчатке, униформисты открыли пред ним дверь на манеж, где больше не было львов.
Клепа перестал играть. Девушки из оркестра испуганно уняли свои смычки и струны. Нервный напомаженный капельмейстер прижал к груди свою палочку.
— Вы арестованы за оскорбление интенданта армии… Прошу вас проследовать за мной! — громыхнул синий мундир.
— Это вы мне? — балбесничая, уточнила Чуб и хлопнула в ладоши.
Новая обретенная сила страшно понравилась ей!
Жандарм выпучил глаза, стал по струнке и поднял кисти рук как собачонка, исполняющая команду служить, моргнул рыжеватыми ресницами, как-то «по-лягушечьи» расплылся в неправдоподобно широкой улыбке, слегка присел и пискливо залаял:
— Гав, гав!
В полной тишине Даша достала из кармана последнюю поминальную печеньку, положила ему на нос и хлопнула снова.
Тряхнув головой, жандарм ловко поймал ее ртом. Чуб зааплодировала ему и, прихлопывая, запела любимую песню из детства, которую сейчас, слегка перевирая, она охарактеризовала «как про нашу жизнь»:
Если вы не очень-то боитесь Кощея
Или Бармалея и Бабу Ягу,
Приходите в гости к нам поскорее,
Там, где зеленый дуб на берегу.
Ты узнаешь много волшебных историй: