— От кого? — оживилась Даша. — Кто-то вышел из картины?
— Даша, ты нам мешаешь. Выйди из комнаты, если трусишь.
Чуб пошла было прочь, но застыла в проеме двери, обернулась — любопытство нокаутировало страх, и рефери считал до десяти, выясняя, кто тут окажется главным победителем.
Маша Ковалева бестрепетно развернула картину, села в кресло напротив. Несколько секунд изучала полотно.
— Расскажи мне, как это было, — обратилась она к дому, — Вова смотрел фильм… потом посмотрел на картину… и сразу упал? Нет, прости, сына я тоже вряд ли могу воскресить. Но если уж я разучилась воскрешать людей, может, хоть с вещами я справлюсь?
Ковалева подошла к безымянной картине, опять отвернула ее «спиной», провела рукой над полотном и принялась шептать воскрешение.
На задней стороне картины исчезла охровая краска, а вместо нее проступили странные буквы:
ПО
РА
— Ух ты! — поощрительно ухнула Даша. — Пора! Но куда нам пора? Пора предпринять что-то? Или типа пора года — весна? Весна, 9 мая…
Маша развернула картину лицевой стороной.
Изображение не изменилось, только обтрепанность холста ближе к краям исчезла, воскрешенное полотно сияло новыми яркими красками,
Идиллическая картинка — дом, солнце, скамейка и парк — стала еще привлекательней.
А в углу проявились полная надпись:
9 мая, ст., Провалье.
— Провалля! — произнесла вслух Даша Чуб, округляя глаза. — Черт, но это же все… это ВСЕ объясняет! Мать моя маяковка, я знаю, где стоит этот дом!!!
Часть вторая
В Киеве было несколько мест, носивших странноватое название Провалье.
Трудно было ответить, кто и когда дал им подобное название или звание, но известно оно было еще в 1771 году.
И дело было не только в фирменных киевских перепадах высот, когда Город круто падал вниз и у стоящего над обрывом замирало сердце и ныло в животе от сладостного чувства опасности. И не случайно именно в этих провалах скапливались самые разнообразные городские мифы, легенды, предания и чудеса.
После приключений прошлой осени Даша могла с полным на то основанием считать себя главной исследовательницей киевских провалов Крещатика и майдана, но на верхнем Печерске в роли исследовательницы она оказалась впервые.
Две Киевицы вышли из такси на площади у метро «Арсенальная» — аккурат на мистическом Перекрестке Провалов.
Кловское Провалье — длинный овраг, рассекавший пополам Липки и Печерск, огромная бездонная яма, пролегавшая когда-то между нынешней Арсенальной площадью и Мариинским дворцом, был зарыт еще в XIX веке.
Второе Провалье — многоярусный обрыв, спускавшийся к Днепру под Мариинским дворцом и Царским садом, — существовало и доныне, и даже в наше время напоминало сказочный лес, полный колдовских тайников и зарытых преступлений.
— Ух ты… А почему я не замечала их раньше? — воскликнула Даша
Выбравшись из машины первой, Чуб как небезызвестный баран уставилась на Николаевские ворота — маленький замок с башней и зубчатыми стенами. Похожая на шахматную ладью, Башня выглядывала из-за правого плеча павильона метро «Арсенальная».
Сколько раз Чуб проезжала мимо, проходила мимо, и почему-то всегда смотрела мимо, — не замечая желтого готического замка. Метро замечала, памятник с пушкой знала, как облупленный, а вот на мини-замке не фокусировала взгляд. А ведь сквозь эти Николаевские ворота с замурованным ныне входом и въезжали некогда на Печерск — в Печерскую крепость.
Маша же тем временем смотрела направо — аналогичным «бараньим» взглядом на Дом-самолет, прозванный так оттого, что с высоты небес он напоминал аэроплан с двумя крыльями.
Конечно, Маша замечала его, и не раз…
Конечно, Маша знала, что и этот дом, и дом рядом — «жемчужины» киевского конструктивизма Иосифа Каракиса.
Маша знала даже, что Дом-самолет — только часть амбициозного и неосуществленного проекта, который должен был захватить весь киевский склон, уничтожив, возможно, и остатки старинной Печерской крепости, и Аскольдову могилу чуть ниже.
И в вечной борьбе старого и нового, новомодного (!) — Маша всегда занимала сторону г-жи Истории.
Каким бы прекрасным ни был «самолет» Каракиса, Маша не могла простить красавцу дому, что тот построен на месте убитых — казненных церквей.
И еще с внешней стороны дом нисколько не походил на их картину, скорее на еще одну крепость — пусть и в стиле конструктивизма, — с высокой и серой крепостной стеной, круглой аркой-входом и декоративными башнями.
— Идем во двор, — позвала ее за собой Даша Чуб. — Я тут все нычки знаю с тринадцати лет. И сталинские дома над Провальем стоят только тут, у метро. За мной, Машуха!
Они проскользнули сквозь серую арку и оказались в катакомбах «замкового города» — за одним домом длинной стеной стоял другой дом, и, поблуждав с полминуты, Чуб уверенно остановилась и провозгласила:
— ВОТ!
А под носом у Маши Ковалевой оказался Дашин смартфон с изображением проклятой картины. И «Машуха» вынуждена была согласиться с изображением.
Естественно, никакой патриархальной зеленой скамейки тут давно уже не было, и двор не очень походил на маленький сквер, но стены дома Каракиса, пусть и зарисованные контуром сзади, были узнаваемы и в чем-то неповторимы.
— Но самое главное — вот! — поманив подругу рукой, Чуб прошла вперед и остановилась на краю узкой дороги, зависшей прямо над обрывом. — На картине не просто домик и дворик… Это киевский домик и дворик с видом на Провалье!
Сейчас, когда росшие на косогорье деревья еще не обзавелись новой листвой, сквозь их ветви отлично просматривалась и крутизна провала, и нижняя Парковая дорога к Аскольдовой могиле — все то, что звалось в Киеве загадочным бездонным словом.
Некоторое время они шли по дорожке над бездной. Прямо на дороге громкая стайка мальчишек азартно палила комьями грязи по пустым бутылкам («Мне Достоевский не нравился, он вообще идиот — не думал, чего он писал», — донесся до них обрывок специфического литературного диспута. — «Мазила… иди медляк танцевать!» — «Сам медляк… Я не медленный, я энергосберегающий», «…сейчас сбросим тебя вниз, прямо в могилу!»).
Миновав их, они вновь оказались за спиной метро «Арсенальная», у дальних, изрезанных трещинами стен Николаевских ворот.
Зубчатые стены ворот в Печерскую крепость прятались за бетонной стеной, и по верху ее вилась многочисленными змеями добротная колючая проволока.
А вниз по склону горы, под изрисованными граффити стенами, шла узкая лестничка для своих — прямо в глубины провала.
Где, на дне урочища Провалля, лежал знаменитый и увитый легендами Зеленый театр.
— Помнишь историю с Котарбинским и «Ангелом бездны»? Провалье у Зеленого театра и там фигурировало… Провалье сразу ВСЕ объясняет! — повторила главную мысль Даша Чуб еще минуты четыре спустя, когда они спустились по лестнице вниз и перешли Парковую дорогу. — Мне еще осенью друзья говорили, что Зеленый театр снова открыт! Для всех. Туда много лет не пускали, там был клуб… и вдруг клуб исчез, точно испарился. И пещеры «зеленки» опять нараспашку![10] Ой, какой же я была молодой, не-е-е… малой еще, когда мы ходили туда с Димой. Или с Алешей? Разве всех их упомнишь…
Они свернули с Парковой дороги на асфальтовый пятачок, где прятались от работы две патрульные машины полицейских, решивших устроить себе тут перекус на обед.
И Город внезапно отступил — стал походить на парк или лес.
Киевицы прошли сквозь не слишком приметные ворота, лишившиеся снятой с петель правой створки, снова спустились вниз, свернули налево и приостановились у очередных ступенек.
— Ну, здравствуй, Хозяин! — сказала Даша и даже слегка поклонилась. В ее словах не было грозового пафоса заклинаний, лишь улыбчивая память о старом детском приколе. — Ты в теме, что у «зеленки» есть типа Хозяин? С ним обязательно нужно здороваться. И во-още тут столько легенд, я все и не помню. Можно в Интернете найти.
— Я знаю о них, — сдержанно ответила Маша.
Прижимавшаяся к старинной кирпичной стене лестница привела их в яму-тайник, и Даша сразу почувствовала себя тут как дома.
Вот она, родная «зеленка»! Мекка всех «нестандартов» — романтиков, любителей мистики, приключений и тайн.
Вросшая в гору полукруглая высокая стена из дореволюционного желтого киевского кирпича казалась сказочной крепостью. Окошки-бойницы, карабкавшийся по выщербленным кирпичам виноград, новые, но стилизованные под старину решетчатые кованые двери из черного металла придавали ей живописный и сказочный вид.
Древняя полукруглая стена прятала современный, но потрепанный жизнью зрительный зал. Склон горы превратился в естественный амфитеатр, но пластиковые сиденья скамеек уже имели плачевный вид.
И, как обычно, в «зеленке» кипела своеобычная жизнь!
Есть в Киеве особые места, плохо поддающиеся воспитанию — сколько ни набрасывай на них ярмо, они все равно распорядятся собой по своему разумению.
Зеленому театру довелось побыть и помпезным сталинским кинотеатром под открытым небом, и крепостью для царских военных, и монастырской землей. Но говорили, что кинотеатр тот сгорел от удара молнии, крепость так никогда и не участвовала в боях, а о монастыре и монашках и подавно судачили всякое…
И ассорти людей, собравшихся тут в этот погожий весенний денек, было живым, одушевленным воплощением всех легенд, слухов и фирменных развлечений «зеленки».
О том, что Зеленый театр снова открыт, как видно, прослышали многие киевские неформалы. Сверху на стене был натянут канат, и по нему шла стройная юная канатоходка. Ее группа поддержки стояла на верхней части стены.
Внизу, на остатках сидений, расположилась небольшая компания готов с зелеными и голубыми волосами. А в другой части, прямо на скамейке, стояла экскурсоводша с длинной русой косой, пересказывая небольшой группе «гулятелей» страшилки Зеленого…
Загадочный Хозяин и заклятие огня, зарытые клады, замурованные в стены люди, тайные подземелья, привидения, кладбище самоубийц, блудливые монашки, люди, пропавшие без вести или сошедшие тут с ума, — похоже, это место как мистик-пылесос собрало в себя все известные городские «бабайки» и байки!