увидела в бородаче ничего пугающего: джинсы, кожаная куртка, темная футболка с надписью «Да прибудет с тобой сила», фонарь на ремне и сумка с достаточно дорогой аппаратурой. Теперь две «страшных черных» руки, унизанные крупными серебряными кольцами, были заняты, в одной сиял фонарь, во второй — фотоаппарат. Длинный нос фотика уже был наготове и любопытно ворочался вправо и влево — и было ясно, что этот любопытный фото-нос и привел бородача сюда.
— Да, да-авно я тут не был… еще недавно все было закрыто, — ностальгически произнес он.
Его фонарь, втрое превосходящий по силе слабый лучик из Дашиного телефона, забегал по стенам. Нос фотоаппарата защелкал — как давнишний ценитель прекрасного и ужасного, восторженно поцокивающий от удовольствия, в то время как луч фонаря находил все новые поводы для восхищения.
В одной из ниш на стене «зеленки» кто-то успел соорудить импровизированный алтарь со свечами — кто знает кому, Дьяволу или Хозяину?
Слева стена была частично разломана — в дыре виднелась вертикальная труба.
Чуть дальше в центре зала темнел еще один проход.
— Вот тут за ним все самое интересное, — сказал бородач.
Он говорил охотно, как человек, давно знавший предмет и готовый просветить неофитов «зеленки». Просветить и в переносном, и в прямом смысле — его сильный фонарь высветил проход и развилку за ним. Справа от развилки начиналась лестница вверх с узкими, мокрыми и скользкими от скопившейся влаги ступеньками. Слева прятался еще один зал.
— Была еще лестница вниз, — с сожалением сказал бородач, — вот тут, — его большой ботинок ударил по полу. — Ее замуровали. Подростками мы туда лазали… Но не рискнули зайти далеко. Спустились вниз в подземелье где-то на этаж… плохо помню уже. Нас было трое, мы взяли фонарик, батарейки новые — серьезно, по-правильному подготовились вроде. Начинаем спускаться… и вдруг фонарик с новыми батарейками гаснет… прямо мистика! И мы сразу обратно пошли не сговариваясь. Думаю, правильно сделали.
— А может, вам просто лажовые батарейки продали? Это ж типа 90-е были, — предположительно сморщила нос Даша Чуб.
— И такое возможно, — легко согласился он. И луч его фонаря нырнул в комнату слева — в небольшое помещение неправильной формы.
— А тут что? — заинтересовалась Даша.
— А вот про эту комнату рассказывали, будто у нее 8 углов, а некоторые, наоборот, называли ее «безугольной», — сказал бородатый старожил «зеленки». — Говорили, если прийти сюда в одиночку, когда никого не будет, и сесть тут в полнейшей темноте… тут тогда ящик специальный стоял, на нем все сидели… Если подождать, то вскоре ты увидишь белую дверь… и если не струсишь и толкнешь ее… Попадешь на тот свет!
— В ад или в рай? — деловито уточнила Даша.
— Тогда говорили «в гости к Хозяину», — усмехнулся мужчина в бороду.
— А вы сами видели дверь?
— Не-а… я сюда обычно с компанией ходил, выпить, потусить, девушек поснимать… в смысле пофотографировать. А вот сатанисты и ночью ходили. И разные байки рассказывали.
— А сколько тут на самом деле углов?
— Сами посчитайте, если вам интересно.
— Тогда посветите мне…
— Не нужно светить. Вы идите, а я тут посижу и углы посчитаю, — внезапно объявила доселе молчавшая Маша.
— Хочешь увидеть белую дверь? — удивилась Чуб. — Оки, давай… я снаружи подожду, не буду мешать.
— Ну, рискните, рискните… — вновь ухмыльнулся бородатый бугай.
И только сейчас Даша заметила, что одно из серебряных колец на его руке изображает ухмыляющегося рогатого дьявола.
За недолгое время их отсутствия «зеленка» опять переменилась. Экскурсоводша и экскурсанты ушли, зато появилась телекамера.
Несколько человек натягивали бельевые веревки и вешали на них фотографии, готовя импровизированную фотовыставку на прищепках.
Даша, обожавшая нестандартные перформенсы, одобрительно хмыкнула и пошла вдоль веревок, разглядывая новые фотки и увеличенные ретро-снимки.
Вот старое фото, которое ей показывала Маша, — четыре яруса крепости на еще лишенной деревьев горе.
Вот веселая компания изображает тут мертвяков в хэллоуинских масках.
Вот сталинский кинотеатр с белыми колоннами уже не существующего нарядного павильона.
Вот еще одно фото 50-х годов — касса кинотеатра, рисованная афиша «Подвиг Разведчика»…
Стоп!
ПО…
РА…
Загадочные буквы.
Их картина с проклятием была написана на холсте от старой киноафиши — вот этой самой!!!
На холсте из самого сердца Провалля — Зеленого театра!
Вот ее тайна…
И все же, несмотря на обнаруженную мистическую связь, Чуб не могла понять, как эта тайна могла поработить саму Киевицу, да еще и Катю, самую несгибаемую из Трех?
Налево ловушка, направо провал… —
телефон Дображанской словно почувствовал, что Даша опять поминает его хозяйку. На этот раз звонил Катин секретарь — въедливый мальчик Женя.
Не долго раздумывая, Чуб сняла трубку.
— Кати ща-с нет, я за нее. Говорите, Женя, чего вы нарыли?!
Все ушли, Маша осталась одна. Присесть было некуда, и она просто прислонились к стене.
«Картина нарисована на старой киноафише Зеленого театра. ПОдвиг РАзведчика» — пришло смс.
Стена была влажной и неприятной. Тьма почти абсолютной. В безугольной комнате пахло сыростью и разлитым кем-то дешевым пойлом.
А белая дверь в иные миры явно не собиралась появляться пред Киевицей…
«Бегу на встречу с Катиным Женей. Не спеши. Карауль белую дверь», — пришла смс.
И она не спешила.
Маша простояла во тьме почти полчаса, переминаясь с ноги на ногу, перебирая в уме бесчисленные легенды Зеленого театра, как блестящие яркие пуговицы, не понимая, куда и к чему их пришить.
«…здесь собирались языческие волхвы, а потом христиане их всех тут убили».
«Чудеса творились в этом месте еще со времен Руси… сын князя Владимира Мономаха увидел тут чудо-чудное…»
«…увидишь белую дверь… и если не струсишь и толкнешь ее… Попадешь на тот свет!»
«…подземные пещеры «зеленки» идут через весь Киев!»
Маша подумала, что, возражая подруге, она слегка искривила истину — еще во время постройки моста и Печерской крепости в XIX веке здесь, в Провалье, обнаружили земляные пещеры отшельников времен Древней Руси. Скорее всего, изначально здесь находился древний пещерный монастырь.
Но при чем тут «Подвиг разведчика» и день Победы 9 мая?
Или стоит заглянуть в парк Славы, на могилу Неизвестного Солдата тут рядом? Случайно ли эта могила рядом с Провальем?
И почему она не смогла воскресить бизнесмена? Оживить Катю? Неужели и правда утратила силу — свой главный дар?
Куда пропал первый покупатель картины? И что значит пропал? Его тело исчезло, как тело студента, шагнувшего со стены Зеленого театра? Исчезла даже память о нем? Или остались сведения в паспортном столе? Нужно проверить…
Появиться ли эта треклятая белая дверь?
Нужно, наверное, лучше сосредоточиться.
Маша постаралась отогнать беспокойный рой мыслей и безответных вопросов, кусачих и раздражающих, как комарье.
Зажмурилась, медленно сосчитала до ста и резко подняла веки, взглянула широко раскрытыми глазами прямо в черную пустоту безугольного зала.
И не увидела ничего.
— Хорошо, — проговорила она и включила экран телефона.
Подсвечивая путь, Киевица обошла небольшую комнату, считая, отмечая углы, переступая через осколки разбитых бутылок и строительный мусор, подошла к противоположной стене и положила руку на шершавые киевские кирпичи.
— Поговори со мной! — попросила «зеленку» она.
И стена отозвалась.
Вначале Маша услышала нечто похожее на белый шум, так, наверное, заглушали в Союзе вражеские голоса.
Затем ей показалось, что она смогла различить слово… два слова:
НЕ ХОДИ!..
А затем ее словно ударило током, она отдернула руку, отшатнулась, не удержалась и повалилась на грязный пол, больно ударив правую ногу.
Там за стеной была пустота… пусто́ты!
Некто или Нечто…
И никогда еще Маша — Маша, пережившая бой с Огненным змеем, смерть Крещатика, побывавшая в подземных лабиринтах и кровавых подвалах чрезвычаек ЧК, — не испытывала такого животного страха! Страх прошел молнией в ее кости, жилы и кровь.
Она не могла его объяснить…
Она думала, что почти разучилась бояться. Но Город не переставал ее удивлять. За каждым знакомым ей пластом реальности, знакомым пластом волшебства — всегда прятался новый провал.
Ибо сам Город Киев был совершенно бездонен!
И сейчас Провал вел в пустоту — неизвестную и неподвластную даже ей.
Словно там, за так и не проявившейся невидимой белой дверью, лежало нечто… или некто, совершенно не подчинявшийся Трем Киевицам.
Та часть Киева, которая все годы их правления пряталась в секрете за невидимой дверью, запертой замками и засовами, скованной цепями и заговорами, закрытой и забытой — ибо именно там, за дверью, лежала тайна, которую ни в коем случае нельзя открывать… о которой не стоит знать. Даже им, Киевицам.
Там, за стеной, был Провал!
И из Провала шел страх…
Маша почувствовала, как страх опустошил ее грудную клетку, страх выжрал ее нутро, страх едва не проглотил ее душу…
И, ощущая спрессованную, пружинистую, холодящую, почти невыносимую пустоту внутри, она рванула отсюда прочь — к солнцу, к весне, к дневному майскому свету!
«Когда я увидела эту картину, я сразу поняла, что умру, глядя на нее.
Я сразу представила, как, будучи одинокой старухой, я буду сидеть и плакать, глядя на нее. И поняла, что готова умереть, глядя на нее, потому что на ней нарисовано мое счастье.
Я никогда не думала, что мое счастье настолько простое: дом, такой похожий на дом, в котором я выросла, двор, такой похожий на мой родной двор, солнце, весна, скамейки… неужели для счастья мне нужно так мало?
И если так, на что я потратила всю свою жизнь?