— Смотрите куда ступаете, — произнес глубокий сухой голос.
Я застыла на месте. Джекаби и Финстерн остановились по бокам от меня. Вдоль тропинки змеился ручей, исчезающий в тени у основания дерева. Я прищурилась.
Среди раскинувшихся корней возле самого ручья, сгорбившись и подперев голову рукой, сидел мужчина в рыже-бурых обносках. Мы втроем осторожно приблизились к нему, стараясь все же держаться подальше от самой воды. Мужчина был невероятно тощим, а бледностью мог соперничать с Павлом. В сухих пальцах он держал ярко-зеленый лист, медленно двигая им над ручьем туда-сюда. Солнце, падающее на этот лист, тем не менее, никак не попадало на пальцы загадочного незнакомца, который ритмичными движениями то прижимал его к земле с одной стороны ручья, то осторожно переносил на другую, укрытую тенью. Подойдя ближе, я разглядела длинную вереницу муравьев, тянущуюся к ручейку. С каждым разом тощий незнакомец подбирал одного-двух насекомых и переносил их на другой берег, от которого тянулась такая же вереница к дереву.
— Почему вы это делаете? — спросил Финстерн.
— Потому что это придает мне смысл, — ответил незнакомец.
Голос у него был глухой и грубый, словно скрежет жерновов. С трудом оттолкнувшись от земли, он медленно поднялся. Тени под глазами на худом лице придавали ему еще больше сходства со скелетом.
— Харон, я полагаю? — шагнул вперед Джекаби. — Для меня честь встретиться с вами.
— Не такая уж и честь, — отозвался мужчина. — Все увидятся со мной. Рано или поздно.
— Ну да, — кивнул мой работодатель. — Ожидают они того или нет. И все же для большинства такая возможность предоставляется лишь раз в жизни, верно?
— В конце жизни, — согласился мужчина.
— За некоторыми исключениями, разумеется. Мне думается, давненько никто не заказывал ознакомительных туров с возвратом в место отправления. И кто же последним из смертных встретил вас, но не снимал покров земного чувства?[4] Геракл, Орфей, Персефона?
— Джек.
— Оу. Ну что ж, тоже хорошо. Полагаю, вам уже случалось сталкиваться с желающими пройти, так?
— Существуют определенные правила.
— Правила?
— Вы четверо желаете пройти. Существуют правила.
— Нас трое, мистер Харон, — вмешалась я, тут же пожалев об этом. — Извините… Чарли остался снаружи.
— Четыре, — повторил Харон, многозначительно смотря на Джекаби. — Ваша сумка.
— Что? — На мгновение тот недоуменно свел брови, но тут же понял, о чем речь, и вынул из сумки кирпич Дженни. — Ну да! Вот это? Боюсь, чуть раньше мы пережили не слишком благоприятную ситуацию. Не думаю, что мисс Кавано присоединится…
— Она здесь.
Не успел он произнести эти слова, как корни у проема завибрировали, совсем как трубы котла отопления в доме Джекаби холодным утром. Рядом с детективом в воздухе появилась Дженни, удивленная, как и все мы.
— Дженни! — воскликнула я. — С тобой все хорошо?
— А где мы…
— Нигде, — сухо ответил Харон.
Финстерн охал, оглядывая призрака и наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, словно ювелир, рассматривающий редкий самоцвет. Дженни оставалась прозрачной, и сквозь ее серебристые очертания просвечивали корни, но сейчас она выглядела гораздо более цельной, чем раньше. Харон тоже склонил голову набок.
— Что еще у вас в сумке?
Взгляд Джекаби на мгновение метнулся к Финстерну, а затем вернулся обратно к старику в балахоне.
— Мелочи всякие… — ответил он не сразу. — Некоторые — довольно крупные.
— Это нехорошая вещь.
— Потому я и держу ее подальше. Чтобы она не попала не в те руки.
Финстерн, не закрывший рта с момента появления Дженни, наконец-то воспользовался им по назначению:
— Погодите. Моя машина? Так она у вас?
— Да, — нахмурившись, кивнул Джекаби. — И мое жилище изрядно пострадало из-за того, что я решил присмотреть за ней.
Изобретатель с подозрением покосился на сумку.
— Это невозможно. Сумка слишком мала.
— Вы утверждаете, что изучали валлийский фольклор. Слышали когда-нибудь о Рианнон? Знаете, у нее был мешок…
— Джентльмены, — прервала его я. — Вам не кажется, что вы немного отдалились от темы? Да, у вас обоих прекрасные игрушки, но мы сейчас стоим на пороге великой бездны.
Я повернулась к Харону:
— Или отверстия от сука в стволе, ведущего в великую бездну. Вы что-то говорили о правилах?
— Никакого второго шанса, — ответил Харон. — Это первое правило. Можно просить об отсрочке, об услуге, о милосердии, но вы получаете то, что вам дают. Воспользуйтесь как следует своим шансом. Это все, что у вас есть.
— Понятно, — кивнул Джекаби.
— Ни один живой человек не пройдет через эти ворота. Это второе правило.
— Надо было с этого и начинать, — нахмурился детектив. — Зачем тогда они вообще нужны?
— Разве не все люди окажутся здесь? — спросила я. — Ну, как вы сказали, рано или поздно?
— Все, но они уже не будут живыми. Входит душа, но не бренная плоть. Если хотите пройти, придется умереть, то есть оставить здесь свое тело.
— Ну что ж, — подала голос Дженни, — наконец-то у меня преимущество перед вами.
— Ты можешь войти при желании, Дженни Кавано, — пророкотал Харон. — Но тогда уже не вернешься в мир живых. Ты принадлежишь нижнему миру. Ты душа без оболочки. Вспомни первое правило. Это твой шанс, который ты откладываешь. Другого тебе дано не будет.
— Превосходно, — заключил Джекаби. — Вы остаетесь здесь, а я добуду нам ответы.
— Пройти могут только смертные. Это третье правило.
— Все в порядке. Я смертный.
— Да, но часть тебя бессмертна. Внутри дремлет бесконечная сила. Ты можешь перейти на ту сторону. Можешь вернуться. Но твой дар нет. Его с собой не забрать.
— Значит, я перестану быть ясновидцем, — задумчиво произнес Джекаби. — Формально я буду мертв, и дар перейдет к следующему хозяину. А я освобожусь…
По выражению лица моего работодателя было трудно догадаться о его истинных чувствах, но, похоже, он какое-то время действительно обдумывал такой вариант.
Харон указал тощим пальцем на двинувшегося было к нему изобретателя.
— Для тебя переход будет еще менее приятным. В тебе тоже есть искра бессмертия, Оуэн Финстерн, но она тесно связана с твоей сущностью. Волшебный народ не может пройти. Если ты попытаешься пересечь границу, твою душу разорвет надвое. Не знаю, выживет ли хоть какой-то клочок тебя.
— А я и не вызывался, — пожал плечами Финстерн.
— Значит, пойду я, — заключила я, чувствуя, как сжимается сердце. Иногда в компании своих нынешних знакомых я казалась себе совершенно непримечательной, обычной галькой среди драгоценных камней. Нормальной. Скучной. Но теперь, похоже, моя нормальность оказалась как нельзя кстати. — Пойду я.
— Эбигейл… — промолвила Дженни.
— Нет, — тут же возразил Джекаби. — Это слишком опасно. Я не позволю.
— Но выбора у нас особого нет, правда? Либо я, либо никто. — Я покачала головой. — Они и так уже погубили слишком много людей — больше, чем мы знаем, как признался Павел, — и погубят еще больше. Нам нужно узнать, кто стоит за всем. И я это выясню.
Дженни подплыла поближе ко мне и, протянув руку, коснулась щеки. Меня словно обдуло ветерком.
— Ты и так уже много всего сделала, Эбигейл. Мы не вправе просить тебя о таком.
— Тогда и к лучшему, что не просите. Всю свою сознательную жизнь я пыталась проложить свою собственную дорогу, открыть то, чего никто никогда раньше не видел. Что ж, дороги более уникальной мне не найти. Этой мой выбор. Мое приключение. Я могу найти ответы на интересующие нас вопросы. Я пойду.
— Нет, — сказал Джекаби.
— Нет, — сказал Харон.
— Что? — Я повернулась к перевозчику. — Почему нет?
— Ты не сможешь пройти, пока не разорвешь свои связи. Это четвертое правило. У тебя не должно быть ничего, связывающего тебя с миром живых как физически, так и метафизически.
— Что за нелепость? Конечно, меня многое связывает с миром живых. Там все, кого я знаю.
— Эмоции допускаются, Эбигейл Рук. Нельзя иметь при себе канал.
— Канал?
— Проверь свои карманы.
Я достала серебряный кинжал.
— Это не канал. Это всего лишь нож.
— В другом кармане.
— В другом кармане ничего… — Пальцы сжали прохладный гладкий камешек с выгравированными на нем концентрическими кругами. Я вынула его. — Ах да! Как странно. Не помню, чтобы специально брала его с собой.
— Где вы это взяли? — Джекаби заинтересованно шагнул ко мне.
— Павел дал вместе с портретом мистера Финстерна. Я вроде уже показывала вам, разве нет?
— Определенно нет.
Детектив вынул из внутреннего кармана красный мешочек и открыл его. Подкладка сверкала серебром, но внутри оказалось пусто. Джекаби протянул мешочек мне, и я опустила в него странный «сувенир» Павла, после чего мой работодатель быстро завязал тесемку, словно пытался удержать внутри скачущую белку, а не безжизненный камень.
— А что случилось? Что это такое? — спросила я.
Джекаби еще сильнее свел брови.
— Он, должно быть, связан с советом, — осенило меня. — Харон говорит, это канал. Канал, ведущий к чему? К кому?
— Не знаю, — ответил Джекаби. — Но очень хочу выяснить.
— Тем больше причин искать ответы. Не волнуйтесь, я найду Лоуренса Хула. Он же непосредственно занимался проектом и должен знать не только всех этих злодеев, но и что именно они замышляют.
Джекаби засунул мешочек с камнем в карман пальто.
— Подождите.
— Сэр, я ценю вашу заботу, но вы не можете все время сражаться вместо меня.
— Сражаться — нет. Но могу дать вам это.
Он взял меня за руку и вложил в ладонь кожаный кошелек тусклого серо-бурого цвета.
— Что это такое?
— Четыре обола. Древнегреческие монеты. Во многих мифах разных народов говорится о том, что перевозчику нужно платить. Кроме того, я положил туда самую ценную реликвию, какую смог найти за такое короткое время. Обрывок окаменелой струны, сделанной из кишок овцы. Ее передавали из поколения в поколение на протяжении многих столетий. Говорят, это остаток последней лиры, на которой играл Орфей. Проверить достоверность этих сведений я, конечно, не могу, но артефакт определенно обладает необычной аурой, так что легенда, по всей видимости, не беспочвенна.