Павел дернул рукой, и тонкая цепочка на ее шее порвалась.
Дженни слишком поздно поняла, что произошло, и отчаянно пыталась схватить оловянный медальон, но ее рука уже растворялась, превращаясь в дымку. Деревянный кол с грохотом упал у ног Павла, а рядом с ним ударился о камни и раскрылся медальон. Кирпичная пыль облачком пронеслась над стеной и разлетелась на ветру. Серебристые глаза умоляюще посмотрели на Джекаби в безмолвном призыве. А затем Дженни Кавано исчезла.
Лицо Джекаби окаменело. Он метнул кол в Павла, но тот легко уклонился.
Прежде чем я успела выхватить свой, передо мной мелькнули лохмотья, и я ощутила холод стали у шеи. Кровь у меня застыла в жилах. Нет, только не сейчас, когда мы так близки к победе над Жутким королем! Все это неправильно! Павел надавил ножом мне на шею.
— Подожди! — крикнул Джекаби. — Хватит! Прекрати!
Он швырнул пузырек, и Павел поймал его, не отпуская кинжала.
— Вот, держи. Можешь уходить. Тебе необязательно это делать!
— Необязательно, — беззаботно промолвил Павел. — Но как вы там говорили, мисс Рук? — он склонился надо мной и прошептал в ухо: — Такова моя натура.
Дыхание его было холодным и липким.
— Думаешь, он поможет тебе, если ты убьешь меня? — спросила я.
Павел фыркнул.
— А ты думаешь, он позволит миру погибнуть только из-за того, что погибнешь ты?
— Рискни и проверь, — процедил Джекаби.
— Ты закончишь то, что начал, потому что не вынесешь последствий своего отказа, — заявил Павел. — А что я? Я выиграю в любом случае. Твоего призрака я развеял по ветру, а теперь осушу твою чудесную помощницу прямо у тебя на глазах. Если ты погибнешь в бесплодных попытках предотвратить разрушение своего никчемного мирка, то я все равно буду отомщен. Если же ты каким-то чудом одержишь победу над Жутким королем, то я тем более осуществлю свою месть. Все победят. Под всеми я имею в виду себя. Я останусь победителем, единственным.
— Я дал тебе кровь, так что тебе не нужно этого делать! — крикнул Джекаби. — Мы договорились!
Павел сковырнул пробку пузырька.
— Да, и следует поблагодарить тебя, детектив. Без этих твоих подачек у меня, пожалуй, не хватило бы сил. Очень мило будет ощущать, как в моих венах течет кровь вас обоих.
Он опрокинул последний пузырек в рот и швырнул его со стены.
Лезвие на моей шее дрогнуло. Я постаралась не обращать внимания на глухое биение пульса в ушах. Однажды я уже почти уничтожила Павла. Да, тогда в моем сознании находился другой, но ведь это сделали мои руки. Так что вопрос здесь только в силе духа. Собрав волю в кулак, я резко оттолкнулась локтями и ногами, подавшись прочь от мерзкого злодея. Нож скользнул по шее, я перекатилась в сторону и приподнялась, готовясь к следующему нападению. На шее отчаянно бился пульс.
Павел выронил кинжал. Он обхватил горло руками и захрипел, задыхаясь.
Я взирала на него в изумлении и растерянности. Я чувствовала, как у меня болит моя шея и по ней стекает кровь. Неужели он насмехается надо мной? Нет. Что-то не так с самим вампиром.
— Чеснок, — спокойно произнес Джекаби, — а также серебряная пыль и капля святой воды для уверенности. Пусть я и не любитель выпить, но я знаю, как смешивать убийственные коктейли.
Лицо Павла исказилось в агонии. Он зашатался и подался назад, яростно глядя на Джекаби.
— Мисс Рук, — подошел ко мне Джекаби и положил руку на плечо. — Вы можете положить этому конец.
Я помотала головой, не сводя глаз с Павла, который опирался спиной о парапет. Ноги его безвольно дергались, конвульсии сотрясали все тело.
— Пора прикончить его, мисс Рук, — повторил Джекаби.
— Нет, — выдохнула я.
— Вы не обязаны проявлять милосердие по отношению к нему. — Слова Джекаби звучали холодно, но в его голосе ощущалась какая-то дрожь.
— Нет, — снова сказала я.
Джекаби посмотрел на меня своими серыми глазами.
— Он уже умирает, сэр.
— Он умирал и раньше. Это не помогло.
— Нет, я не хочу становиться им.
Джекаби выгнул бровь.
— У него нет клыков. Он не может превратить вас в такого же монстра, как сам, даже если бы захотел.
— Не может. Но я могу сама превратиться.
— Вы не понимаете основ вампиризма. Для этого требуется…
— Вы не понимаете основ гуманности, сэр. Я не хочу становиться хладнокровным убийцей. Не из-за него. Не так.
Джекаби встретил мой взгляд, и несколько секунд мы смотрели друг на друга не моргая. Наконец он отвел глаза.
— Да, вы совершенно правы. Не следовало мне этого предлагать.
Опустившись на колено, Джекаби поднял медальон, отряхнул его и засунул в карман, после чего подобрал кол Дженни.
— Это сделаю я.
— Сэр…
— Копье сжимает руку, — очень тихо, почти неразличимо на фоне ветра, произнес знакомый голос.
Джекаби поднял голову. Рядом с Павлом на парапете сидел двойнец, свесив мохнатые ноги.
— Ты повторяешь одно и то же, — заметил Джекаби.
— Да, оно сжимает.
— Ну что ж, — сказал Джекаби, — ты — существо, обладающее непостижимой мощью, и только что застал нас в крепости своего хозяина, рядом с убитыми стражниками. Что будет дальше?
— Смерть, — вздохнул двойнец. — Обычно это бывает смерть.
— А что там, в поэме? — поинтересовалась я.
— В какой поэме? — спросил Джекаби.
Двойнец посмотрел на меня, пошевелив своими кустистыми бакенбардами и бородкой.
— В поэме, строчку из который ты повторяешь. Насколько я могу судить, она важна для тебя.
— Она важна для вас, — поправил меня двойнец.
— Ну хорошо, — согласилась я. — Ты застал нас с поличным. Мы могли бы сразиться. Кое-кто мог бы погибнуть. Скорее всего, мы, если быть честными. Или ты мог бы вместо этого прочитать поэму.
Джекаби приподнял бровь.
Двойнец принялся слегка раскачиваться. Павел у него под ногами дышал все тише. Теперь этот злобный вампир выглядел каким-то умиротворенным. Двойнец приподнялся, встал на парапет и принялся читать своим тихим голосом, отчетливо выговаривая каждое слово:
Впустивший в сердце ненависть о чести забывает,
Копье сжимает руку — ту, что копье хватает,
Ни щит из толстой стали, ни крепкая броня
От страха пред собою не оградят тебя.
Наградой будут только кровавая земля
И черная корона для жуткого короля.
— И что это значит? — спросил Джекаби.
Двойнец молчал.
— Это значит, что мы его не убьем, — ответила я.
Пальцы Павла задергались. Вампир умирал.
— Ты не хочешь, чтобы он умер? — спросил двойнец.
— Нет, я не хочу, чтобы вообще кто-нибудь умирал.
— Он не пожалел бы тебя, поменяйся вы местами.
— Это не жалость. Это… — я не знала, как объяснить.
Если не жалость, то что? Гуманность?
— Именно так выглядит гуманность? — спросил двойнец. — Если бы все люди обладали гуманностью!
Он дернул носиком, отчего еще более стал похож на бурундука, стоящего на задних лапках. Я почувствовала зуд в шее, и боль, о которой я почти забыла, вдруг пропала, просто исчезла. Я провела ладонью по порезу: он тоже исчез. На моем платье остались пятна крови, но их источника как не бывало.
— Ты, — я замялась. — Спасибо. А ему можешь помочь?
Я показала на Павла.
— Мог бы, — ответил двойнец.
— Но не будешь, — продолжил за него Джекаби.
— Он этого не хочет, — пояснил двойнец.
Губы Павла шевелились, будто он что-то произносил, но из них не вылетало ни слова.
— Что он, по-твоему, говорит? — спросила я.
— Он тоже читает стихи, — ответил двойнец, прислушавшись к тишине. — Я их не знаю. Они вам знакомы?
Внезапно в моей голове раздался голос Павла.
— …Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?..[9]
Джекаби тоже заморгал от неожиданности: по всей видимости, он тоже услышал этот голос.
— Это вторые по странности поэтические чтения, на которых мне доводилось присутствовать, — пробормотал он.
— «Гамлет», — сказала я, тряхнув головой. — Он любил Шекспира.
Губы Павла постепенно замерли. Мышцы расслабились. Рука его дернулась в последний раз, и голос у меня в голове погас, словно потухла свеча.
— Он ушел, — произнес двойнец.
— Ну что ж, можешь быть доволен. Тем меньше хлопот для твоего начальника, — ответил Джекаби. — Он был предателем для всех, как ни крути.
— Смерть не доставляет мне радости, — вздохнул двойнец.
— Ты понимаешь, что за этой последуют и другие смерти? — спросил Джекаби. — Хавган вернулся! Ты и твоя вторая половина сами проложили ему дорогу, когда воскресили из мертвых. Но умирать будут не только солдаты и негодяи вроде Павла. Из-за твоего ненаглядного Хавгана погибнут многие невинные люди.
— Нет, это не путь Хавгана. Путь Хавгана хороший.
— Скажи это Хавгану!
— Не могу.
— Ты все еще веришь этому безумцу?
— Моя вторая половина отдала себя Хавгану во время прошлой войны.
— Да, ты говорил. Величайшая жертва двойнеца — вернуть мертвого к жизни.
— Дар двойнеца можно передать и живому, — начал объяснять двойнец. — Ту же силу, которая может исцелить обездвиженное тело и вернуть душу с той стороны, можно вдохнуть в живое тело. Но для живого это будет обжигающая мощь.
Круглая головка двойнеца склонилась к его покрытому мехом плечу.
— Хавгану была необходима мощь, превышающая все, на что когда-либо был способен волшебный народ, — продолжил он. — Моя вторая половина верила в него. Она создала для Хавгана орудие, с помощью которого он мог сосредоточить эту силу, и головной убор, через который он мог бы направить свою волю, копье и корону. Когда этого оказалось недостаточно, он полностью открылся для силы двойнеца. Они приняли свою участь вместе. Хавган знал, что это уничтожит его. Но им двигало отчаянное желание, из-за чего он совершил этот жуткий поступок.