— Да, мы здесь под замком, — продолжила я, — но можно также сказать, что убийце сюда путь заказан, а это уже кое-что.
Было не так плохо, как я опасалась. Само собой, нас с Джекаби развели по разным камерам, но они были рядом, так что я не чувствовала себя одиноко. Помимо нас с детективом в приемнике содержался лишь один нарушитель — мирно похрапывающий пьянчуга в ярко-красных подтяжках, который лежал в стороне от Джекаби. Наши камеры выходили не в жуткий бетонный предбанник, который я себе представляла, а в застеленный коврами коридор, вдоль стен которого стояло несколько столов с официальными документами, аккуратно рассортированными по лоткам. За ближайшим столом сидел офицер, увлеченно штамповавший бумаги. В углу стоял маленький столик с несколькими чашками и недоеденным тортом с ярко-белой глазурью. На стене висел написанный от руки плакат «С днем рождения, Аллан». Я слышала об офисах, похожих на тюрьмы, но в этом случае, как ни странно, тюрьма напоминала офис.
— Я бы предпочел быть дома, — заметил Джекаби.
— Я просто радуюсь, что констеблям не под силу связаться с моими родителями, чтобы те внесли залог, — сказала я. — Мне и представить страшно, что они подумали бы, если бы увидели меня сейчас.
— Какая вам разница, что о вас думают какие-то стариканы констебли?
— Не констебли, а родители. Вот уж не знаю, как они бы к этому отнеслись.
— А вам очень важно, что думают ваши родители?
— Конечно. Они ведь мои родители. Как ваши родители отнеслись к тому, что вы стали… тем, кем стали?
Джекаби провел пальцем по толстым прутьям решетки и нахмурился пуще прежнего.
— Мой дом, в отличие от этой камеры, защищен от опасностей, которые терзают город. Мне было бы гораздо спокойнее в стенах собственного дома на Авгур-лейн.
— Видела я ваши «укрепления». По-моему, кирпичи и стальные прутья будут все же эффективнее щепотки соли да перемолотого чеснока. Кроме того, напасть на нас не так-то просто. Вокруг одни полицейские.
— Полагаю, это справедливо, мисс Рук, — ответил Джекаби, — однако я начинаю подозревать, что наш преступник носит жетон.
Я взглянула на дежурного офицера, сидящего за столом. Он ритмично штамповал бумаги. Офицер был грузным розовощеким мужчиной с усами как у моржа, на кончиках которых были видны следы белоснежной глазури.
— Думаете, такое возможно? — спросила я.
— Вполне.
У меня перед глазами снова встало место преступления.
— Дверь, — сказала я. — Чарли сказал, что ему пришлось ее выломать.
— Хм… Да, точно так. Он также рассудил, что убийца пришел и ушел через окно.
— Тогда чьи когти исцарапали дверь Хендерсона? — спросила я.
— Ах… — Джекаби прислонился спиной к железным прутьям и некоторое время молча наблюдал за храпящим пьянчугой. — Так вы тоже это заметили?
— Дверь была сильно повреждена и вся растрескалась. Ее явно выломали, как он и сказал, но следы звериных лап ни с чем не спутать. Вы ведь их не пропустили.
— Само собой. Я даже собрал несколько волосков, но, пока мне не вернут пальто и я не получу доступ к собственной лаборатории, чтобы провести необходимые опыты, нам от них никакого толку.
— Но зачем Чарли лгать? — спросила я, понизив голос, когда в дальнем конце коридора открылась дверь. В сопровождении двух полицейских внутрь вошел инспектор Марлоу. — Какой в этом смысл? Ведь только он нам помогал! Что он скрывает?
— Отличный вопрос, — сказал Джекаби. — Похоже, у детектива есть свои секреты.
— Забавно, — с порога заметил старший инспектор, — ведь именно так я думаю о вас. Может, вы и правда читаете мысли — или чем вы там занимаетесь.
Он остановился у камеры Джекаби.
— Марлоу, — ответил Джекаби, — как хорошо, что вы к нам заглянули. Я бы предложил вам чего-нибудь, но, боюсь, у нас все закончилось.
— На столике есть торт, — пришла на помощь я.
— Точно. Как подсказывает моя ассистентка, еще остался торт.
— Довольно, вы оба! — рявкнул Марлоу. — Я долго терпел ваши безумные заявления и полное неуважение к власти. Но я не собираюсь терпеть сокрытие улик в разгар расследования убийства.
— Мы ничем подобным не занимались, — несколько надменно бросил Джекаби. — Это вы скрывали улики. Вы забрали мой камертон, который, напоминаю, я хочу получить обратно. Мы же ничего не скрывали.
— Правда? — Инспектор протянул руку, и один из полицейских выступил вперед, чтобы передать ему сложенный листок бумаги. Марлоу медленно его развернул. — Значит, эта карта, найденная в вашем кабинете на Авгур-лейн, не нарисована на личном бланке Артура Брагга и не подписана рукой жертвы?
— Ах это, — спохватился Джекаби. — Так мы ее не скрыли, а позаимствовали или, если хотите, взяли на хранение.
Марлоу ничего не сказал, но укоризненно посмотрел на детектива. Лица офицеров, стоящих по обе стороны от инспектора, были одинаково суровы — похоже, они не были склонны к самоиронии. На плечах у одного из них красовались серые брызги, намекавшие, что нырок Дуглас был метким стрелком. Офицеры не двигались, но сопровождавшая их болотная серная вонь постепенно проникала и в камеры.
— О, не стоит так переживать, — сказал Джекаби. — Вы могли бы просто спросить нас о карте.
— Вопросов у меня достаточно, — ответил Марлоу и, взглянув на меня, добавил: — К вам обоим. Но беседовать мы с вами будем по очереди. Джекаби, думаю, сейчас настало время поговорить с вами.
Марлоу кивком отдал команду, и полицейский с утиным пометом на плечах подошел к двери в камеру и встал по стойке смирно.
— Задержанные, отойдите от двери! — рявкнул он.
И так стоявший в центре камеры Джекаби закатил глаза и сделал еще шаг назад. Офицер открыл дверь. Джекаби вышел в коридор, и офицер с подозрением оглядел его, прежде чем закрыть дверь. В сравнении с этим парнем Марлоу казался просто душкой.
Джекаби, Марлоу и не в меру старательный офицер исчезли в конце коридора, оставив второго полицейского присматривать за мной, видимо опасаясь, что мне под силу поднять переполох, сидя в одиночестве в крошечной камере. Чувствуя себя совершенно беспомощной, я мерила камеру шагами и трепала подол своего нового платья.
Все это было нелепо. Не знаю, почему мне было спокойнее в присутствии странного человека, которого я знала меньше дня и которого мне советовали остерегаться едва ли не все, кого я встречала, но я все равно надеялась, что скоро они вернутся сюда.
Я вежливо улыбнулась охраняющему меня офицеру. Он ответил мне пустым взглядом, но не таким, как тот, что частенько возникает в очереди в банке, а пустым намеренно, глубоко, агрессивно. Офицер держался так, словно когда-то перенес операцию по удалению чувства юмора. Его форма была отглажена и не запятнана пометом, но до сих пор источала знакомую серную вонь.
— Добрый день, — рискнула я.
Офицер не ответил.
— Так вы заглянули к Джекаби? Странное местечко, правда?
Ответа не последовало и теперь.
— Скажите честно, вы глазели на жабу?
Офицер не произнес ни звука, но его ноздри непроизвольно дрогнули. Он так и смотрел на меня своим жутким, пустым взглядом.
— Я так и подумала, — улыбнулась я и села на скамью, стоящую у меня за спиной.
Глава двадцатая
Весь следующий час я смотрела в окошко на маленький клочок сероватого неба, тихонько постукивая пальцами по скамье. Стоило мне попасть в такт с ударами штампа дежурного офицера, как дверь в коридор наконец отворилась и раздался голос Джекаби.
— Само собой, что вы еще могли подумать, если уж решили оценить уравновешенность человека на основании того, сможет ли он попробовать банан, когда бананов нет и в помине. Инспектор, вы, как всегда, демонстрируете высокомерие и узость мышления.
Офицер с испачканными плечами открыл дверь в камеру Джекаби и втолкнул детектива обратно. Захлопнув дверь, он подошел к моей камере.
— Вы следующая, — сказал он, пригрозив мне толстым пальцем, и в ожидании остановился возле двери.
Поднимаясь на ноги, я шепнула Джекаби сквозь прутья:
— Мне сказать им правду?
— Вы убили кого-нибудь? — тихо спросил он.
— Нет, конечно!
— Тогда я не вижу причин лгать.
В коридоре было тихо, лишь постукивала печатная машинка в одном из кабинетов у нас на пути. Я чувствовала себя провинившейся школьницей, которую дежурный ведет прямиком к директору. Офицер завел меня в одну из комнат в конце коридора. Она была чуть больше моей камеры, но при этом казалась еще менее уютной. В камере было хотя бы маленькое зарешеченное окошко, а здесь не оказалось и такого, поэтому ничто не разбавляло унылую серость стен. Свет давала лишь единственная газовая лампа, висевшая высоко на стене за спиной у Марлоу, который читал свои заметки за столом. Сев на стул напротив инспектора, я стала ждать, когда он заговорит. Сопровождающий меня полицейский занял свой пост у двери, будто я могла в любой момент сорваться с места и броситься наутек.
Стол был деревянным, уже видавшим виды, но крепким. На нем лежали завернутый в платок камертон, карта Брагга и записная книжка Марлоу. Последняя была открыта: Марлоу сверялся с прошлыми записями. Мне точно нужно было завести себе такую же. Медленно закрыв свою книжку, старший инспектор отложил ее в сторону.
— Итак, мисс Эбигейл Рук, — спокойно начал он, поставив локти на стол и сцепив пальцы под подбородком. — Вы недавно приехали в Нью-Фидлем, верно?
— Да, я приехала две ночи назад, — ответила я. — Сошла с корабля ближе к вечеру.
— Неудачное вы выбрали время, мисс Рук. Ближе к вечеру две ночи назад Артур Брагг был еще жив. Пока не умер, конечно. Вы встречались с ним до этого?
— Я никогда с ним не встречалась. Только видела его тело вчера в квартире.
— Мисс Рук, вы остановились в апартаментах «Изумрудная арка»?
— Нет, сэр. Я сняла комнату в доме мистера Джекаби на Авгур-лейн.
— Неужели? — изогнув бровь, спросил Марлоу.
— Да, сэр. Он нанял меня на должность ассистента.