— Что меня расстраивает, так это сокрытые внутри меня тайны, до которых я никак не могу добраться. — Дженни смотрела умоляюще. — Эбигейл, возможно, мы получим ответ.
Следовало признать ее правоту. Попрактиковавшись вселяться в меня, она могла бы выйти из дома и пойти по следу тайн, так долго скрытых от нее — и в то же время я могла приоткрыть кое-какие тайны внутри нее самой.
— Ну хорошо, — сказала я.
Дуглас принялся вразвалку прохаживаться туда-сюда. Он смотрел на нас с таким неодобрением, на какое вряд ли была способна любая другая утка, сующая клюв не в свои дела. Я решила не обращать на него внимания.
— Давай попробуем еще раз.
На этот раз я была готова к боли. Я впустила ее, и она прошла через меня быстрее. Вернулась ослепляющая белизна, и когда туман рассеялся, я оказалась не в прихожей дома номер 926 по Авгур-лейн, а в незнакомой гостиной. Небо снаружи было черным, в комнате царил полумрак. По всей видимости, я перенеслась в другое воспоминание.
— Нет, так не пойдет. На выходе будет вдвое меньше того, что они просили, — произнес мужской голос.
— Будет вдвое больше, чем должно. И на этих уровнях его никак не стабилизировать.
Передо мной стояли двое мужчин, все внимание которых поглощала какая-то схема на большом листе, разложенном на широком рабочем столе. Что-то в них показалось мне знакомым. К первому — энергичному и красивому — меня почему-то тянуло, хотя я и не могла сказать, почему. Потом он улыбнулся, и я поняла. Это был Говард Карсон. Жених Дженни, который любил ее. И который покинул ее.
Напротив него стоял платиновый блондин в костюме-тройке, безупречно сшитом по его стройной фигуре.
— Они этому не обрадуются, — сказал он.
— Еще меньше они обрадуются, если все это взорвется прямо у них под носом, — возразил Говард Карсон.
Худой мужчина состроил гримасу, пока Карсон объяснял ему что-то про теплопроводность и предел прочности.
В кресле позади них сидел третий мужчина, грузный, с пухлым лицом и напомаженными, закрученными колечками усами. Он ничего не говорил, а только перекладывал незажженную сигару из одной руки в другую, наблюдая за первыми двумя. Рядом стояла чопорная дама с черными как смоль волосами, держа в руках планшет для бумаг и перо.
— Вы все записываете? — тихо спросил толстяк.
— Да, мистер Поплин, каждое слово, — ответила она без каких-либо эмоций, продолжая царапать пером.
— Вот и славно.
— Не забывайте, мальчики… — послышался мягкий голос у меня за спиной.
Не успела я повернуться, как через меня к столу прошла брюнетка. Я вздрогнула — точнее, вздрогнула бы, будь у меня тело; я так и не привыкла к тому, что физически не существую.
— Медные детали в прототипе тускнеют и теряют проводимость. Серебро стоит дороже, но со временем позволит увеличить выход.
Худой снова состроил гримасу.
— А вам-то откуда знать?
— Вообще-то она много знает, — вмешался Карсон. — Я уже говорил, что моя невеста помогала мне в моей работе. Она чрезвычайно сообразительна.
Дженни Кавано встала за стол и повернулась, чтобы осмотреть собравшихся. Будь у меня челюсть, она бы точно отвисла. Та Дженни, которую я знала, была красивым привидением — но женщина, твердо стоявшая передо мной на своих ногах, с румянцем на щеках, выглядела совершенно другим человеком, необычайно энергичным и живым. Ее волосы обрамляли лицо, подчеркивая его плавные черты, а не парили серебристыми волнами. Облачена она была в медово-желтое платье, практичное и красивое, а на шее висел оловянный медальон.
— Да, она очень сообразительна, — еще раз подчеркнул Карсон. — И она права насчет этих деталей.
— Спасибо, Говард.
Дженни Кавано и Говард Карсон обменялись всего лишь мимолетными взглядами, но об их чувствах друг к другу можно было догадаться и без всяких слов.
— Мы уже это обсуждали. И остановились на меди, — решительно сказал белокурый мужчина.
Мне он сразу не понравился. И дело было не в его презрительной ухмылке. Дженни почему-то его недолюбливала, так что и я переняла ее чувства.
— Ну, если настаиваешь, подойдет и медь, — вздохнул Говард.
Дженни это не устроило.
— Мы бы сэкономили много времени и сил, если бы знали точную цель всей затеи.
Мужчина смерил Дженни холодным взглядом.
— Наши покровители поставили нам очень четкие задачи.
— Задачи — это не точная цель. Что именно намерены соорудить ваши покровители?
— Дженни… — вырвалось у Говарда.
— Будущее! — объявил новый голос, и глаза всех присутствующих обратились к двери.
— Мы создаем будущее, юная леди. Шестеренка за шестеренкой.
В дверях стоял полноватый небритый мужчина с угольно-черными волосами и в поношенном черном пальто поверх черного жилета. Кожа его была мертвенно-бледного оттенка, за исключением синеватых теней на подбородке и под глазами.
Я знала это лицо. Лицо человека, которого мы безуспешно преследовали по всему Нью-Фидлему и его округе. Лицо, которое наша бывшая клиентка, несчастная миссис Бомон, видела последним перед смертью. Я смотрела, как на этом бледном лице расплывается кривая ухмылка.
— Разве не восхитительно?
Глава третья
— Так ты знала его? — выпалила я, когда сумрачная гостиная растаяла и вокруг меня снова появился кабинет Джекаби, в окна которого светило яркое полуденное солнце. Я резко встала с кожаного кресла и тут же пожалела об этом. Перед глазами все завертелось, и я была вынуждена опуститься обратно.
Передо мной парила Дженни — моя Дженни, бледная и полупрозрачная. Она вся сияла, но улыбка на ее устах тут же погасла.
— Знала кого?
Я вздохнула, сжимая ручки кресла, чтобы не свалиться с него. Постепенно мир вокруг прекратил вращаться и к моим конечностям вернулась чувствительность.
— Как я оказалась… Дженни, ты что, сама довела меня до этого кресла?
Она с гордым видом кивнула, но тут же ее лицо вновь приняло озабоченное выражение.
— Кого я знала, Эбигейл?
— Того мужчину. На фотографии.
Снова поднявшись — на этот раз медленно и плавно — я подошла к открытому досье Дженни. В висках у меня стучало, а комната как будто еще не решила, останавливаться ей окончательно или нет. Пока я пыталась привести мысли в порядок, Дженни подлетела ко мне, и когда я посмотрела на нее, она уже не сводила глаз с фотографии, поглаживая прозрачной ладонью изображение своего распростертого на полу спальни тела.
— Дженни…
— Этот медальон мне подарил Говард. Теперь его в доме нет. Я все обыскала. Внутри хранилась записка: «С любовью от Говарда». Казалось бы, такая пустяковая безделушка, но из тех, что много значат, когда ты их теряешь…
— Дженни, оставайся со мной, — осторожно произнесла я. — Прошу тебя. Это важно.
Она отвела взор от фотографии.
— Я с тобой, Эбигейл.
Я схватила снимок бледного мужчины и протянула ей. Это был зернистый отпечаток цвета сепии, но лицо на нем нельзя было спутать ни с каким другим. Я видела, как он наблюдал за мной через окно спальни с улицы, и после заметила еще раз в суматохе вокзала. А сейчас встретила его в воспоминаниях Дженни, и за все эти десять лет на его голове не изменился ни один волосок.
Бледный мужчина с кривой ухмылкой стоял на переднем плане, но он был не один. За его спиной вокруг рабочего стола, находящегося, по всей видимости, на какой-то промышленной фабрике, расположились пятеро мужчин, чьи лица освещали яркие лампы. Все они были в темных рабочих фартуках, плотных перчатках и со сдвинутыми на лоб защитными очками с темными стеклами. В центре стоял Говард Карсон.
Никаких других изображений Говарда в доме не было — ни на стенах в комнате Дженни, ни на ее ночном столике. Она вспоминала о нем с любовью, но редко, с осторожностью, как будто прикасаясь к не до конца зажившей ране.
В нижней части фотографии были от руки нацарапаны слова: «Для потомков. Из скромного начала…»
— Он работал с моим женихом, — тихо произнесла Дженни.
Я напряглась, волоски у меня на шее встали дыбом.
— Дженни? Ты еще со мной?
Она кивнула, сжав губы.
— Теперь я вспоминаю.
Я не смела произнести ни слова, боясь нарушить ход ее мыслей. Следующие слова она произнесла едва слышно, почти на одном дыхании:
— Его звали Павел.
Фотография лежала в этой папке несколько лет, но Дженни никогда раньше не узнавала этого человека, как и всех других, за исключением Говарда Карсона. Возможно, в этом изображении было нечто особенное — какое-то напоминание о неприятных чувствах, — но как и сама Дженни, это напоминание оставалось едва уловимым, бесплотным. Слишком долгое изучение любого снимка из своего дела приводило ее в хрупкое, уязвимое состояние, но она все равно старалась. Когда я узнала в этом бледном мужчине того самого таинственного незнакомца, из-за злодеяний которого мы оказались в долине, она стала стараться еще сильнее, борясь с демонами в своем сознании в поисках какой-нибудь подробности вроде имени, но каждый раз эти усилия пробуждали в ней злополучные «эха». Вплоть до этого момента.
— Это он? — прошептала я. — Это тот, кто…
Дженни сосредоточенно прищурилась, и под воротник мне забрался холодный ветерок. Мое путешествие в мысли Дженни, возможно, разожгло огонек ее воспоминаний, но коридоры памяти все еще были окутаны чем-то более темным, чем тени.
— Пожалуй, нам стоит отдохнуть, — предложила я.
— Он был здесь. Зачем он был здесь? — Серебристые волосы Дженни всколыхнулись от внезапного ветра, хотя окна были плотно закрыты. — Он мне не нравится. Я не доверяю ему.
— Я тоже, Дженни. Думаю, нам нужно сделать перерыв.
— Он пришел в дом. Он у двери. Он знает, что Говард здесь.
— Дженни, остановись.
— Он мне не нравится.
Она моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд, а затем ее глаза блеснули льдом.
— Я знаю, кто вы. Вы работаете с моим женихом.
Я собрала все фотографии и вырезки с заметками, запихнула их в папку и резко захлопнула ее под усиливающимися порывами дующего мне в спину холодного ветра. Когда я обернулась, Дженни уже исчезла.