Шагнув вперед, он взял кипу бумаг у меня из рук.
— И много вы успели увидеть?
— По правде говоря, я только взяла папку в руки, когда вы вошли.
Мой работодатель медленно обогнул стол. Я затаила дыхание. Он положил досье обратно на стол, сам уселся на стул и устало оперся на локти.
— Не нужно было ее брать.
— Что это такое, сэр? Какое-то дело? Я узнала фотографию из долины Гэд. Я и не знала, что после пожара уцелела хотя бы одна. Если они связаны между собой…
— Это не дело, — выдохнул он.
По лицу Джекаби было заметно, что он размышляет, чем со мной стоит поделиться. Детектив осторожно опустил ладонь на кожаную обложку.
— Я хранитель кое-чего, что древнее меня, мисс Рук, и эта ноша подразумевает ответственность.
— Вы имеете в виду свой дар?
— Именно. — Он погладил досье кончиками пальцев. — Эта коллекция — вечная летопись ясновидца.
— Летопись… вас? Зачем вам заводить такое толстое дело на себя самого?
— Там очень мало того, что касается непосредственно меня, мисс Рук. Я же говорил вам, что одновременно на земле не могут жить два ясновидца. В настоящее время это я, но я не первый и не последний. Моя сила — это некий живой дар, переходящий от одного сосуда к другому. Существуют некие организации — чрезвычайно древние, — которые интересуются моей уникальной духовной родословной. Одна из таких организаций обратилась ко мне много лет назад. Тогда я был всего лишь мальчишкой, несмышленым, одиноким, жаждущим получить ответы. Оказалось, ответов у них не так уж и много, но зато, — он похлопал рукой по кипе папок и бумаг, — они предложили мне это.
Джекаби открыл первую тонкую папку и пролистал бумаги.
— Это моя. Все, что будущему нужно будет знать обо мне. Я включил сюда несколько особенно дорогих для меня воспоминаний и имеющих важное значение событий. Мой скромный вклад в неизмеримое наследие.
Он закрыл первую папку, открыл следующую — ту, в которой хранились психиатрические справки, — и нежно провел рукой по обложке тонкой тетради. Все еще подрагивающей рукой он взял конверт, который я уронила, и протянул мне. Когда я попыталась его взять, он отдернул руку, словно инстинктивно, а затем покачал головой и снова протянул.
— Только осторожно, мисс Рук.
Я кивнула, сгорая от любопытства, и открыла конверт. Внутри лежал ферротип — старая серая фотография. На переднем плане стояли богато одетые и улыбающиеся мужчина с женщиной. За ними — девочка и мальчик, оба лет десяти, не более, а дальше виднелись палатки и флаги. Девочка очень походила на свою мать светлыми волосами и лицом в форме сердечка, но даже на таком грубом снимке было заметно, что с ее глазами что-то не так, — широко распахнутые и какие-то дикие, они казались слишком старыми для столь юной особы. Мальчик тоже казался странным: волосы взлохмачены и темнее, чем у взрослых. Панталоны, доходящие до колен, порядком потерты, один гольф сполз. С виду совсем еще ребенок, он выглядел худым и жилистым, а на юном лице уже четко обозначились скулы.
— Подождите минутку. Это же… — Я перевела взгляд с фотографии на детектива и обратно. — Это же вы?
Джекаби кивнул.
— Вы здесь так молоды! Боже, какой славный! Вы никогда не рассказывали мне о том, как жили до Нью-Фидлема. Это ваши родители?
— Нет. — Джекаби подался вперед и показал пальцем на девочку. — Это ее, но они были достаточно любезны, чтобы в тот день взять меня на ярмарку, — голос его слегка надломился. — У нее было не так уж много друзей.
— Прошу, сэр, расскажите о ней.
— Это не очень счастливая история.
— Кто она?
Детектив закрыл глаза и глубоко вздохнул.
— Элинор.
Глава одиннадцатая
Фотография в руках Джекаби дрогнула. Несколько секунд он ничего не говорил. А когда наконец открыл глаза, его взгляд, казалось, был устремлен в бесконечную даль.
— Элинор была моей единственной подругой. А я был ее единственным другом. Я читал много книг, интересовался наукой, но больше всего меня привлекали мифы и легенды. Я даже не представлял, как мало знаю. Тогда еще во мне не раскрылся дар. Другие дети увлекались… ну, чем там увлекаются дети в школе. Разным баловством и далеко не в последнюю очередь издевательствами над такими зубрилами, как я. Я старался не распространяться о своих интересах и держался отстраненно.
Пока посреди учебного года в классе не появилась Элинор. Она не произносила ни слова и играла отдельно от других. Другие дети распускали слухи, что она сумасшедшая. Якобы она придумывает какие-то истории и сердится, когда ей не верят. И что ее исключили из прежней школы за то, что она побила другого ученика. Много что про нее говорили, а она так и молчала.
Однажды я сидел в библиотеке и увидел, как она рисует в своей тетради фею. Я спросил, что это за создание, а она нахмурилась и спросила, какое мне до этого дело. Я сказал, что просто задумался, брауни это или пикси, потому что фея выглядела как пикси в одной из моих самых любимых книг «Магический зверинец Менделя».
Я дал ей почитать эту книгу, а она поделилась со мной своей тайной. Остаток дня мы провели вместе, с каждым часом чувствуя, как крепнет наша привязанность. После этого мы несколько месяцев общались лишь друг с другом. Мы собирали обереги и талисманы и прятали их в перевязанные бечевкой коробки из-под сигар, которые хранили под кроватями. Всего лишь куриные косточки с солью и детскими каракулями, но для нас они были настоящими драгоценностями. Элинор рассказывала мне обо всех тех необычных вещах, которые видела, а я пытался найти соответствие им в мифах и легендах, чтобы она знала — другие люди тоже их видели и она вовсе не сошла с ума. Ну, или по крайней мере что она не единственная такая сумасшедшая.
Поначалу все шло чудесно, но потом ее родители стали беспокоиться. Они считали, что у дочери галлюцинации, и, что еще хуже, она не хочет в этом сознаваться и бесстыдно лжет. Они отвезли ее в клинику.
Джекаби произнес слово «клиника» таким тоном, как если бы невзначай отхлебнул прокисшего молока.
— Через несколько месяцев ее выпустили. Исхудавшую, с потухшим взглядом. Она сказала, что ее больше не посещают видения, и что она вылечилась. Что на самом деле нет никаких созданий, порхающих в солнечных лучах, и никаких фей среди цветов. Длинные темные коридоры — это всего лишь длинные темные коридоры. Там нет никакого человека с горящими, словно раскаленные угольки, глазами, который вечно наблюдает за тобой.
Ее родители радовались. Они взяли нас на ярмарку и делали вид, что все в полном порядке. Элинор примерно с месяц притворялась нормальной, иначе родители снова заперли бы ее и никуда не выпускали. Но потом появился незнакомец.
Он сказал ей, что она в опасности и что он представитель некоего общества, заинтересованного в ее даре. Будто бы ее разыскивают и другие, но они нашли ее первыми. Будто опасность угрожает не только ей, но и ее семье. В это время домой вернулась мать Элинор и увидела, как с ее дочерью разговаривает какой-то чужой мужчина. Она прогнала его, пригрозив, что вызовет полицию.
На следующий день небо заволокло кроваво-красными облаками. Элинор поняла, что это предвестники смерти, и попыталась сделать все, что было в ее силах. Она обвела дом дорожкой из соли, прочитала все заклинания, которые знала, развесила самодельные амулеты из куриных костей по всему дому. Использовала все, что хранила в коробках из-под сигар. Ей было так страшно, бедняжке. И она всего лишь хотела защитить своих родных.
Но родители приняли это за возвращение ее безумия, причем в гораздо более тяжелой форме, чем прежде. Элинор поняла, что ее собираются отправить обратно в клинику, и спряталась. Ей удалось найти меня и отвести в заброшенный сарай по соседству, уговаривая не покидать ее. Я не знал как быть. Я тоже боялся. Нам бы следовало бежать. Бежать прочь как можно дальше, не останавливаясь. Мне нужно было спасти ее, защитить, но что может сделать глупый испуганный мальчишка? Я спросил, что о нас подумают, если найдут. Она поморщилась и сказала, что мне не должно быть дела до того, что подумают люди. Люди, как правило, ошибаются.
— Вы тоже так сказали при нашей первой встрече, — вспомнила я.
Мои слова, похоже, немного вывели его из мрачной задумчивости. Он поморгал и посмотрел на меня.
— Вы и сами с тех пор поняли, что это правда.
— И что же было дальше, сэр? Как вам удалось скрыться от преследователей?
— Мы и не скрылись. Они пришли и забрали ее. Сказали, это ради ее же собственного блага. Прошло три месяца, прежде чем мне разрешили снова повидаться с Элинор. От нее остались кожа да кости, ее трясло. Она едва понимала, кто стоит перед ней. Ее пугали красные глаза в конце коридора. Длинного темного коридора — так она повторяла. Только никакого коридора там не было. Ее комната выходила в общую палату. Никто не понимал, о чем она говорит. Мне она тоже ничего не объяснила — не захотела или не смогла. На четвертый месяц своего пребывания в лечебнице, — Джекаби прокашлялся, прочищая горло, — Элинор умерла. Никакого медицинского заключения — просто умерла и все.
Глаза его, прикованные к старому снимку, заблестели.
— Я узнал об этом еще до того, как мне рассказали. Узнал прежде, чем ее нашли. Тогда я еще не понимал как, но знал. Я почувствовал тот момент, когда прервалась ее жизнь, потому что в это же мгновение перед моими глазами словно вспыхнул яркий свет. Как будто всю свою жизнь я блуждал во тьме и кто-то вдруг зажег фонарь. Все оказалось именно так, как она описывала. Ауры, образы, феи, чудовища. Не знаю, почему дар выбрал именно меня. Эти способности еще никогда не передавались тому, кто был близко знаком с предыдущим хранителем дара. Я предпочитаю думать, что так решила она сама — последний подарок Элинор глупому испуганному мальчишке.
Глаза его покраснели. Он откинулся на спинку стула и несколько секунд молча взирал на досье.
— Прошу вас, спрячьте его, мисс Рук.
Я осторожно вложила ферротип в конверт и закрыла папку. Перетянув толстое досье кожаным ремешком и завязав его, я положила всю тяжелую кипу бумаг обратно в сейф. Дверь со щелчком закрылась, и я повернула кодовый замок. Подергав за ручку, я убедилась, что теперь хранилище действительно заперто.