На деревянных половицах в середине комнаты грубыми, рваными линиями был нацарапан силуэт, складывающийся, тем не менее, во вполне узнаваемый образ. Очертания женщины в свободном платье. Там, где должно было находиться сердце, лежал обшарпанный оловянный медальон. Я сразу же поняла, что это тот самый медальон с фотографии, внутри которого находилась записка со словами «От Говарда с любовью».
— Эбигейл? — произнесла Дженни позади меня. — На что ты смотришь?
— О, Дженни, не надо… — развернулась я, но она уже проплыла мимо.
Склонившись, Дженни медленно провела дрожащими пальцами по грубым царапинам. Потом решительно схватила медальон и прижала его к груди. Все ее тело задрожало, словно она была картинкой в сломанном игровом автомате, что стоят на ярмарках. Волосы взметнулись у нее за спиной, стекла в окнах задрожали. Резкий порыв ветра заставил меня задохнуться, по спине пробежали мурашки.
— Дженни, она ушла. Все закончилось. Она больше не может навредить тебе. Просто пытается…
Окно разлетелось вдребезги, и я едва успела выставить руку, защищая лицо от мелких осколков.
— Дженни!
За моей спиной вырос Джекаби. Несмотря на оглушающий ветер, он заговорил тихо, но уверенно.
— Вы не одни, мисс Кавано. Не в этот раз. Не сейчас. И никогда больше не будете одни.
Ветер стих так же неожиданно, как и налетел. Осколки, тихо звякнув, замерли на полу. Перед Джекаби вспыхивали и гасли очертания Дженни. Со взглядом, полным печали и отчаяния, она простирала к нему руки. Губы ее дрожали. Прозрачные пальцы поглаживали его щетинистый подбородок, то и дело пропадая и вновь появляясь. В то же время ее тело неподвижно лежало в центре спальни, идеально повторяя очертания процарапанной на полу фигуры. Глаза слепо смотрели вперед, и темное пятно, пропитавшее ее платье, жуткой тенью начинало расползаться по полу.
А затем в комнате воцарилась тишина, и Дженни исчезла.
— Они слишком далеко зашли. — В глазах Джекаби появился стальной блеск, пока он засовывал во внутренние карманы своего пальто длинный бронзовый нож и красный мешочек. Мой работодатель ворвался в лабораторию, словно ураган, сметая все на своем пути, и я, уже зная его, отступила в сторону. Под его ботинками хрустнула разбитая пробирка. Не обращая на это никакого внимания, Джекаби принялся собирать все, что уцелело, готовясь к предстоящей поездке. Стоя в дверях, я следила за тем, как он вытаскивает ящики из разбитых шкафов и отбрасывает их один за другим в поисках нужных артефактов.
— Слишком далеко зашли.
Из-за угла вышел Чарли, снова в одежде и на двух ногах. К нему жался Тоби. Чарли положил мне руку на плечо, и я прижалась к нему.
— Как ты? — тихо спросил он.
— Не знаю. Я даже не понимаю, что они искали. Вроде бы ничего не пропало, насколько можно судить. Просто бессмысленный акт вандализма. Это она — та женщина, сообщница Павла. Должна быть она. Вернулась, чтобы поиздеваться над Дженни.
— И забрать миссис Хул, — добавил Чарли.
— Миссис Хул не забрали. Она ушла сама. Даже не знаю, что теперь думать о вдове Хул! Мне тяжело поверить, что она — часть этого безумия, но, откровенно говоря, вообще во все это безумие поверить тяжело!
В двери просунул голову Финстерн.
— Пропала моя машина.
Протиснувшись мимо нас, он принялся ходить кругами по разгромленной лаборатории.
— Они забрали мою машину!
— Не забрали, — возразил Джекаби, стоя спиной к изобретателю.
— Почему вы так уверены? — подозрительно сощурился Финстерн.
— Они не забирали вашу машину, — четко повторил Джекаби, обернувшись.
— А вы где были все это время? — заинтересовался Финстерн, поворачиваясь к Чарли. — Прятались от них? Помогали?
— Меня здесь не было, — не смутившись, ответил тот.
— Вас разыскивают. Я видел плакаты. Где вы…
— Помолчите. — Джекаби прошел мимо изобретателя, выходя из лаборатории. — Мы уходим. Все. Немедленно.
— Какой план, сэр? — спросила я.
— Найти Лоуренса Хула — вот какой. Он скончался последним и, скорее всего, знает, кто его убил. Мы получим ответы для мисс Кавано, даже если придется достать их из глубин ада.
Глава двадцать пятая
Розмариновый пустырь представлял собой участок неровной местности площадью акра в три, с редкими деревьями и кустами. На него выходил тихий район с низенькими домиками на окраине города. С одной стороны к пустырю примыкал огороженный каменным забором церковный двор с гранитными надгробьями, а вдали возвышались необитаемые холмы. Было непонятно, где заканчивается пустырь и начинается собственно сельская местность. Он выглядел естественным порогом между миром людей позади нас и миром природы — поющими птицами, жужжащими пчелами впереди и справа и тихим кладбищем слева.
Но в этом клочке земли чувствовалось нечто важное и серьезное. У меня вдруг возникло ощущение, будто мы стоим перед каким-то величественным собором. Джекаби целеустремленно двинулся вперед, шагая по траве.
— Вы знаете, что мы ищем, сэр? — спросила я.
— Думаю, да. Я уже бывал здесь. — Он впервые подал голос с тех пор, как мы вышли из дома. — Я исследовал этот участок в первый же месяц после переезда в Нью-Фидлем. Силовые линии, протянувшиеся на несколько миль по всему городу, сходятся сюда, но не продолжаются. Как будто просто исчезают. Я всегда догадывался, что здесь находится нечто важное, не поддающееся моему восприятию. Словно некий барьер, преодолеть который я не в состоянии. А ведь в мире мало вещей, которых бы я совсем не видел. Подозреваю, мисс Рук, что мы приближаемся к порталу в Аннуин.
— Аннуин? — насторожился Финстерн. — Припоминаю это слово. Валлийское?
— Верно, — с удивлением взглянул на него Джекаби через плечо.
— Помню всякие истории про него, — добавил Финстерн. — И про холмы сидов в Ирландии.
— Хмм… — Похоже, ответ изобретателя впечатлил детектива. — Необычные познания для человека вашего склада ума.
— Я скептик, но прежде всего ученый, никогда не отрицавший возможности существования того, что находится вне нашего понимания. Я читал «Мабиногион» и древние легенды о короле Артуре. Посетил Стоунхендж. Не следует отрицать чего-то только потому, что оно не изучено. Такова природа исследований. Аннуин — любопытная теория. Пересечение разных измерений, слияние реальностей… — Его бегающие глаза на мгновение утратили сосредоточенность, и он уставился на деревья вдали. — Будь у вас такое же детство, как у меня, детектив, вы бы тоже искали другие миры.
— В моем детстве другие миры сами нашли меня, — ответил Джекаби. — Хотел я того или нет. Похоже, вам повезло больше.
— Извините, джентльмены, — вмешалась я. — Тут есть и те, кто не занимался всю жизнь исследованием малоизвестных мифов.
— Аннуин — одно из многих наименований иного мира.
— Загробной жизни?
— Нет. Не совсем. Но я верю, что наш вход в иной мир должен находиться за каким-то барьером. Помимо нашего, существуют и другие миры, в которых обитают существа, некогда открыто делившие с нами землю. Есть места, в которых барьер непрочен, а в нескольких — и вовсе сломан, но он простирается до всех углов земного шара.
Щека Финстерна дернулась.
— У земного шара сферическая форма. У него нет углов.
Не обращая на него внимания, Джекаби продолжил:
— Аннуин находится вокруг нас, но он — то немногое, чего даже я никогда не видел.
— Тогда как вы можете утверждать что-то наверняка?
— Если парижанин скажет, что Франция реальна, вы ему поверите? Я неоднократно встречал обитателей Аннуина, мисс Рук. Ремесленники, перестроившие мой третий этаж, были из той области Аннуина, которую древние скандинавы называли Альвхеймом. Нам они более известны под названием «эльфы».
— Ваш дом перестраивали эльфы? — недоверчиво спросила я.
— А вы знаете лучший способ разместить целую экосистему на одном этаже дома в Новой Англии в колониальном стиле?
— Нет, не знаю.
— Пруд на третьем этаже гораздо глубже, чем потолок на втором. Они пересекаются, каждый не теряя своих объемов. Хитрый трюк.
— Да, я заметила.
— Вот и прекрасно. Аннуин устроен схожим образом. Он здесь, вокруг, но простые смертные вроде нас никогда не смогут войти в него. Благой Двор позаботился о том, чтобы окружить его барьером. Открывать порталы могут только его представители.
— И что же они защищают этим своим барьером? — хмыкнул Финстерн.
Джекаби наконец-то остановился перед большим поросшим травой пригорком, походившим на торчавшую из земли идеальную полусферу.
— Нас, — ответил он, снимая сумку с плеч. — Они защищают нас.
— И как же они защищают нас, — спросил Чарли, — если это они могут приходить и уходить, а мы все время заперты?
— Не все создания могут проникать через барьер, — ответил Джекаби. — Представители Благого Двора дружелюбны по своей природе. Представители Неблагого Двора… не дружелюбны.
Он поглядел на Оуэна Финстерна, обходившего холм по кругу и не сводившего с него глаз. Понизив голос, Джекаби добавил:
— Ваши предки, мистер Баркер, рождены от союза человека и фэйри Благого Двора. Предки же вервольфов, напротив, принадлежали к Неблагому Двору. Возможно, именно поэтому из вас вышел прекрасный блюститель закона, а из них чудовища. Такова природа зверя.
— Значит, барьер держит всех плохих существ внутри? — полюбопытствовала я. — Но что-то он не очень хорошо справляется с этой своей задачей, раз по Нью-Фидлему разгуливают редкапы, вампиры и прочая нечисть.
— Барьер не идеален, — согласился Джекаби. — Вполне естественно, что какие-то существа иногда проникают сквозь него. В последнее время да, чаще, но это лишь ничтожная доля тех, что остаются внутри. Обязанность Благого Двора — запечатывать трещины и закрывать проломы. Представьте себе, какой поток хлынет сюда, если плотина прорвется. Вспомните пруд над вашей спальней на Авгур-лейн. Эти существа — словно капли, которые просачиваются сквозь потолок. Они ничто по сравнению с тем потопом, который ожидает