– Чеснок, – спокойно произнес Джекаби, – а также серебряная пыль и капля святой воды для уверенности. Пусть я и не любитель выпить, но я знаю, как смешивать убийственные коктейли.
Лицо Павла исказилось в агонии. Он зашатался и подался назад, яростно глядя на Джекаби.
– Мисс Рук, – подошел ко мне Джекаби и положил руку на плечо. – Вы можете положить этому конец.
Я помотала головой, не сводя глаз с Павла, который опирался спиной о парапет. Ноги его безвольно дергались, конвульсии сотрясали все тело.
– Пора прикончить его, мисс Рук, – повторил Джекаби.
– Нет, – выдохнула я.
– Вы не обязаны проявлять милосердие по отношению к нему. – Слова Джекаби звучали холодно, но в его голосе ощущалась какая-то дрожь.
– Нет, – снова сказала я.
Джекаби посмотрел на меня своими серыми глазами.
– Он уже умирает, сэр.
– Он умирал и раньше. Это не помогло.
– Нет, я не хочу становиться им.
Джекаби выгнул бровь.
– У него нет клыков. Он не может превратить вас в такого же монстра, как сам, даже если бы захотел.
– Не может. Но я могу сама превратиться.
– Вы не понимаете основ вампиризма. Для этого требуется…
– Вы не понимаете основ гуманности, сэр. Я не хочу становиться хладнокровным убийцей. Не из-за него. Не так.
Джекаби встретил мой взгляд, и несколько секунд мы смотрели друг на друга не моргая. Наконец он отвел глаза.
– Да, вы совершенно правы. Не следовало мне этого предлагать.
Опустившись на колено, Джекаби поднял медальон, отряхнул его и засунул в карман, после чего подобрал кол Дженни.
– Это сделаю я.
– Сэр…
– Копье сжимает руку, – очень тихо, почти неразличимо на фоне ветра, произнес знакомый голос.
Джекаби поднял голову. Рядом с Павлом на парапете сидел двойнец, свесив мохнатые ноги.
– Ты повторяешь одно и то же, – заметил Джекаби.
– Да, оно сжимает.
– Ну что ж, – сказал Джекаби, – ты – существо, обладающее непостижимой мощью, и только что застал нас в крепости своего хозяина, рядом с убитыми стражниками. Что будет дальше?
– Смерть, – вздохнул двойнец. – Обычно это бывает смерть.
– А что там, в поэме? – поинтересовалась я.
– В какой поэме? – спросил Джекаби.
Двойнец посмотрел на меня, пошевелив своими кустистыми бакенбардами и бородкой.
– В поэме, строчку из который ты повторяешь. Насколько я могу судить, она важна для тебя.
– Она важна для вас, – поправил меня двойнец.
– Ну хорошо, – согласилась я. – Ты застал нас с поличным. Мы могли бы сразиться. Кое-кто мог бы погибнуть. Скорее всего, мы, если быть честными. Или ты мог бы вместо этого прочитать поэму.
Джекаби приподнял бровь.
Двойнец принялся слегка раскачиваться. Павел у него под ногами дышал все тише. Теперь этот злобный вампир выглядел каким-то умиротворенным. Двойнец приподнялся, встал на парапет и принялся читать своим тихим голосом, отчетливо выговаривая каждое слово:
Впустивший в сердце ненависть о чести забывает,
Копье сжимает руку – ту, что копье хватает,
Ни щит из толстой стали, ни крепкая броня
От страха пред собою не оградят тебя.
Наградой будут только кровавая земля
И черная корона для Жуткого короля.
– И что это значит? – спросил Джекаби.
Двойнец молчал.
– Это значит, что мы его не убьем, – ответила я.
Пальцы Павла задергались. Вампир умирал.
– Ты не хочешь, чтобы он умер? – спросил двойнец.
– Нет, я не хочу, чтобы вообще кто-нибудь умирал.
– Он не пожалел бы тебя, поменяйся вы местами.
– Это не жалость. Это… – я не знала, как объяснить.
Если не жалость, то что? Гуманность?
– Именно так выглядит гуманность? – спросил двойнец. – Если бы все люди обладали гуманностью!
Он дернул носиком, отчего еще более стал похож на бурундука, стоящего на задних лапках. Я почувствовала зуд в шее, и боль, о которой я почти забыла, вдруг пропала, просто исчезла. Я провела ладонью по порезу: он тоже исчез. На моем платье остались пятна крови, но их источника как не бывало.
– Ты, – я замялась. – Спасибо. А ему можешь помочь?
Я показала на Павла.
– Мог бы, – ответил двойнец.
– Но не будешь, – продолжил за него Джекаби.
– Он этого не хочет, – пояснил двойнец.
Губы Павла шевелились, будто он что-то произносил, но из них не вылетало ни слова.
– Что он, по-твоему, говорит? – спросила я.
– Он тоже читает стихи, – ответил двойнец, прислушавшись к тишине. – Я их не знаю. Они вам знакомы?
Внезапно в моей голове раздался голос Павла.
– …Что за мечты на смертный сон слетят, когда стряхнем мы суету земную?..[9]
Джекаби тоже заморгал от неожиданности: по всей видимости, он тоже услышал этот голос.
– Это вторые по странности поэтические чтения, на которых мне доводилось присутствовать, – пробормотал он.
– «Гамлет», – сказала я, тряхнув головой. – Он любил Шекспира.
Губы Павла постепенно замерли. Мышцы расслабились. Рука его дернулась в последний раз, и голос у меня в голове погас, словно потухла свеча.
– Он ушел, – произнес двойнец.
– Ну что ж, можешь быть доволен. Тем меньше хлопот для твоего начальника, – ответил Джекаби. – Он был предателем для всех, как ни крути.
– Смерть не доставляет мне радости, – вздохнул двойнец.
– Ты понимаешь, что за этой последуют и другие смерти? – спросил Джекаби. – Хавган вернулся! Ты и твоя вторая половина сами проложили ему дорогу, когда воскресили из мертвых. Но умирать будут не только солдаты и негодяи вроде Павла. Из-за твоего ненаглядного Хавгана погибнут многие невинные люди.
– Нет, это не путь Хавгана. Путь Хавгана хороший.
– Скажи это Хавгану!
– Не могу.
– Ты все еще веришь этому безумцу?
– Моя вторая половина отдала себя Хавгану во время прошлой войны.
– Да, ты говорил. Величайшая жертва двойнеца – вернуть мертвого к жизни.
– Дар двойнеца можно передать и живому, – начал объяснять двойнец. – Ту же силу, которая может исцелить обездвиженное тело и вернуть душу с той стороны, можно вдохнуть в живое тело. Но для живого это будет обжигающая мощь.
Круглая головка двойнеца склонилась к его покрытому мехом плечу.
– Хавгану была необходима мощь, превышающая все, на что когда-либо был способен волшебный народ, – продолжил он. – Моя вторая половина верила в него. Она создала для Хавгана орудие, с помощью которого он мог сосредоточить эту силу, и головной убор, через который он мог бы направить свою волю, копье и корону. Когда этого оказалось недостаточно, он полностью открылся для силы двойнеца. Они приняли свою участь вместе. Хавган знал, что это уничтожит его. Но им двигало отчаянное желание, из-за чего он совершил этот жуткий поступок.
– Власть развращает, – ответил Джекаби. – Ведь об этом поэма, не так ли? «Копье сжимает руку – ту, что копье хватает». В конце концов он потерпел неудачу, потому что его собственная мощь в итоге исковеркала его сущность.
– Хавган не потерпел неудачу. Он победил, но ужасной ценой для себя. Я даже не могу представить эту боль.
– Погоди, что значит победил? – опешила я.
– Он достиг своей цели. Это должно было убить его, но я тоже пришел ему на помощь. Я создал для него амулет, чтобы обуздать полыхающую внутри него мощь, защитить его как изнутри, так и снаружи. Я сделал так, чтобы его нельзя было погубить ни одним смертельным оружием: ни пламенем, ни морозом, ни даже ходом лет.
– Щит, – произнес Джекаби. – Щит был этим амулетом. Твоя вторая половина сделала его всемогущим, а ты – неуязвимым.
– Не совсем неуязвимым. Я оставил щель в его броне. Хавгана можно было убить, но сделать это мог только тот, кто не желал ему смерти, чья душа была чиста, а намерения – благи.
– И тут появляется Араун, – понял Джекаби. – Только не говори, что король волшебного народа чист и всеблаг. Он заносчив и тщеславен.
– Погоди-ка, – вмешалась я. – Если твоя вторая половина принесла себя в жертву до того, как умер Жуткий король, то кто тогда воскресил Хавгана потом?
– Никто, – ответил двойнец. – Хавган мертв. Он очень долго нес на себе это бремя. Было бы бессердечно требовать от него вновь взвалить на себя эту ношу.
– Если Хавган мертв, то кто носит сейчас Жуткую корону? – осенило Джекаби.
Двойнец открыл было рот, чтобы ответить, но вместо этого вдруг исчез. Едва он пропал, как о парапет, высекая искры, ударилась стрела, угодив как раз в то место, где сидела мохнатая фигурка. Я невольно вскинула голову и увидела стоящую на крыше башни женщину в синей одежде, заряжающую вторую стрелу в изящный арбалет. От уголка ее губ до глаза тянулся шрам цвета слоновой кости.
– Ну что, запутались? – спросила Сериф.
Глава двадцатая
– И должны были запутаться, – продолжила Сериф, прочесывая взглядом прищуренных глаз стену замка. – Двойнецы, они такие: воплощение хаоса, неразберихи и сомнений. Двойнец может убедить вас кромешной ночью в том, что светит солнце и что ваши враги – это друзья.
Позади нее воздух подернулся изумрудным отблеском, и из разлома появился Виргул. Развернувшись в воздухе, он элегантно приземлился на корточки рядом со своим генералом. Явление капитана выглядело гораздо эффектнее, чем мое. Он тут же распрямился и положил руку на рукоять меча.
– Все так думают, но этот двойнец не выглядел особенно враждебным, – заметила я.
– Они и не выглядят враждебными, – прорычала Сериф, опуская арбалет.
– Так какова же была изначальная цель Хавгана? – нахмурилась я.
– Ты о чем? – не поняла Сериф.
– Двойнец сказал, что Хавган победил. Но Араун говорил, что Хавган намеревался разрушить барьер. Он его не разрушил. Завеса существует, по крайней мере пока. Так каким же образом Хавган победил?
– Он и не победил. Его затея провалилась. Двойнец тебе солгал.