Вернувшись домой, я никак не мог заснуть. Мы с моим агентом стали думать, какое имя дать ребенку. А это был важный вопрос: как лошадь не наберет веса без степной травы, так и человек несчастлив без хорошего имени. Что же выбрать? Я усиленно размышлял. Как вариант я предложил Чэнь Чэнь, или же Чэнь Дянь, где «Дянь» — иероглиф, обозначающий точку. Тогда в качестве имени можно было бы просто ставить точку, и если даже в будущем учитель накажет моего сына и заставит его бесконечно писать его имя, этот процесс его не особо утомит. Но мой агент сказал, что подобное имя не получится зарегистрировать. И тогда я уже отчаялся. Позже я обратился к отцу, и мы выбрали имя Цзумин, но с английским вариантом по-прежнему ничего не было ясно. Мы начали перебирать все имена подряд, типа Питера или Дэвида, но все они чем-то мне не нравились. И тут меня осенило! А почему бы просто не использовать инициалы J и C из моего английского имени — Jackie Chan? И мы решили выбрать имя Jaycee, в котором есть и J, и C.
И пока я думал про имя, мне позвонил мой друг из больницы и сообщил, что Джоан родила! Я сразу помчался туда, а взглянув на своего сына, сразу же понял: все верно, он именно Фан Цзумин.
Новорожденные дети выглядят довольно несимпатично, и когда я впервые увидел его, я вовсе не почувствовал ничего сверхъестественного, и мне было совершенно неважно, как выглядит мальчик. Первым делом я решил уточнить, здоровые ли у него кости. Убедившись в том, что он довольно крепкий на вид, я тут же обрадовался. И в тот момент я совершенно неожиданно для себя прослезился. Мой агент, стоящий рядом, также растрогался. А я не мог поверить, что сегодня я, Джеки Чан, стал папой. Утерев слезы, я засмеялся.
Джоан провела в клинике еще несколько дней, я не стал дальше оставаться с ней и, попросив моего друга хорошо позаботиться о ней, вновь улетел в Гонконг, чтобы продолжить съемки.
Я сам выходец из каскадерской среды, многие мои близкие друзья тоже каскадеры, и все мы испытали немало разочарований на личном фронте. Каждый из нас мог рассказать свою грустную историю. Например, один мой приятель вернулся домой после съемок и попросту обомлел — в квартире ничего не осталось: ни денег, ни сберегательных книжек, ни мебели. Его девушка вынесла все, что только можно, и исчезла сама. Даже известный и великий режиссер Ло Вэй был обманут женщиной, а ведь он человек, который сделал знаменитым Брюса Ли! Как-то раз его девушка тайком перевела все его деньги, и перед тем, как уйти, она еще и выписала ему чек на пятьсот тысяч — как это было унизительно! Он немедленно вскипел, разорвал чек на мелкие кусочки и бросил их ей в лицо: «Мне не нужно ни копейки!» В итоге та девушка лишь рассмеялась. Когда он рассказывал эту историю нам, он плакал и все повторял: «Как же женщины могут быть такими подлыми?»
Тогда мы в своей мужской компании, услышав, как у наших ребят украли все заработанные кровью и потом деньги, тоже начали думать, что на свете ужасно много плохих женщин. Иногда, когда речь заходила обо мне, приятели говорили: «Джоан забеременела, чтобы связать тебя по рукам и ногам, у нее наверняка уже давно готов план». Наслушавшись всякого, я и сам стал подозревать, что она со мной из-за каких-то корыстных целей, поэтому стал относиться к ней подозрительно. Все деньги, которые зарабатывал, я тратил сам, каждый месяц отсылал лишь ей определенную сумму на домашние расходы, чтобы у них с сыном были машина, квартира и карманные деньги, но я никогда не доверял ей все свое состояние. При разводе ей бы ничего не досталось. Вот видите, каким я тогда был глупым, изощрялся изо всех сил, чтобы сберечь заработанное. Сейчас я понимаю, как это было низко с моей стороны, я даже и не задумывался о том, что в то время она и сама считалась известной актрисой, была при деньгах, и мои доходы ее совершенно не интересовали. Ведь она была со мной, потому что по-настоящему любила меня. Но так на меня влияла окружающая меня среда. Девушки тоже иногда собираются вместе и начинают ругать своих парней или мужей, а затем рассуждают, почему же все мужчины такие подлые.
Но несмотря на то что я вел себя не очень честно, ее отношение к людям вовсе не поменялось. Иногда я даже специально искал повод развестись с ней, чтобы вновь обрести свободу, но за два года она не совершила ни одного проступка, и у меня не было даже ни малейшей причины ее бросать. Она любила нашего ребенка, ответственно относилась к семье и при этом не вмешивалась в мои дела по работе.
Вплоть до то момента, как я совершил одну серьезную ошибку…
В то время СМИ буквально фонтанировали подробностями моего предательства, и я хотел позвонить ей, но не знал, что сказать. Я не мог ничего объяснить. Такой поступок нельзя исправить, просто сказав «прости». У меня не было возможности что-либо изменить. Затем я подумал, что мы просто разведемся, и не видел другого выхода. Когда я принял это решение, мне вдруг сделалось легко, ведь в этом случае мне не нужно было уже ничего объяснять. От меня всего лишь требовалось позвонить ей, а как только она начала бы задавать мне вопросы, спрашивать что-то типа: «Как ты мог так поступить?», я бы сразу предложил ей развестись, а затем повесил бы трубку. И волки сыты, и овцы целы, как говорится.
И я набрал ее номер.
На том конце провода зазвучал спокойный голос.
— Алло, ты видела новости в газетах?
— Видела, — ответила она и замолчала.
Пауза затягивалась, и я не знал, как продолжить. Тогда я думал про себя: «Ругай же меня, чего ты меня не ругаешь?» Но она по-прежнему молчала. Поэтому мне пришлось говорить дальше.
— Я… не знаю… как объяснить.
— Тебе не нужно ничего объяснять. Не надо причинять боль другому, и другой не будет причинять вреда нам. Если потребуется, чтобы я или Джейси заступились за тебя, мы сразу же придем на помощь. Я знаю, что тебе сейчас нелегко. Не беспокойся обо мне, со мной все хорошо, спокойно занимайся своими делами.
Я еще не договорил до конца, а у меня уже потекли слезы. Я ничего не сказал и сразу же повесил трубку. А в следующую секунду я увидел, как передо мной стоит второй Джеки Чан, который говорит: «Ты настоящий козел! Столько лет ты относился к ней, как к врагу, а она от всего сердца заботится о тебе».
И именно тогда в моей душе что-то перевернулось. Я понял, какой я подлый. И что я очень-очень перед ней виноват.
Спустя два дня я вернулся домой. Джоан открыла дверь и поздоровалась со мной. Ее лицо ничего не выражало, и она ушла на кухню. Через некоторое время она спросила меня, что я хочу на обед, а я ничего не мог выдавить из себя и просто стоял рядом с ней, не зная, что сказать. Постояв так еще немного, я прошел в гостиную и сел там. Я сидел и ждал, а она занималась домашними делами вплоть до возвращения нашего сына из школы. Увидев меня, Джейси тоже поздоровался со мной, затем бросил портфель и поднялся наверх. Мы так долго не виделись, а он, вернувшись, даже не подошел обнять меня и не сказал мне больше ни слова. И я один сидел в огромной гостиной…
Я пошел на кухню к Джоан, позвал сына с верхнего этажа и попросил их присесть.
Я объявил, что сейчас мы проведем небольшое семейное собрание — впервые за столько лет.
— Я совершил одну непростительную ошибку. Я знаю, что из-за этого на вас будут давить — и сейчас, и в будущем, я же хочу сразу же извиниться перед вами за это, — начал я.
Джейси смотрел на меня не отрываясь, а Джоан заплакала… Сын бросился утешать маму, а я уже не смел дальше продолжать.
— Все, собрание закончилось, — сказал я и встал, — пойдемте кушать.
Пока я говорил, Джоан не проронила ни слова. Это был единственный раз, когда мы втроем поднимали эту тему, и с тех пор мы больше не обсуждали этот вопрос.
После этого я незамедлительно связался с адвокатом, чтобы изменить свое завещание, и записал все свое имущество на имя Джоан. С тех пор я стал больше уважать ее, пытался войти в ее положение. И тогда я осознал, что мне следует интересоваться тем, что она чувствует.
Мне понадобился целый год, чтобы уговорить Джоан сняться в фильме «Доспехи Бога-3: миссия Зодиак».
Все это время я жил в своем собственном мире, ведя за собой свою команду: сегодня тут, завтра там, работаю над следующей сценой и никогда не останавливаюсь. Раньше Джоан боялась навещать меня во время съемок и приходила, лишь когда я звал ее сам. Я не хотел, чтобы она видела, как я выполняю всякие опасные трюки.
Я уже рассказывал, что в ходе съемок фильма «Доспехи Бога» со мной произошел несчастный случай, и я чуть не погиб. Но Джоан узнала об этом лишь неделю спустя после операции. Она позвонила и спросила, почему я ничего ей не сказал, а я едко ответил ей: «Можешь не беспокоится. Мне делали операцию, ты узнала бы — и что? Помогла бы мне избежать травм? Смогла бы гарантировать успешность операции? Я — взрослый мужчина, если умру, то умру, если выздоровлю, значит, выздоровлю». Она всхлипнула. Услышав, что она плачет, я расстроился, но все равно продолжил: «Чего ты ревешь? Разве тебе надо, чтобы я ежедневно перед тобой отчитывался: что сегодня поранил руку, завтра сломал ногу, что работа очень тяжелая, так, что ли? Так ведет себя сын с матерью, а у нас с тобой другие отношения».
Затем однажды я спросил у Джейси, чем он хочет заниматься, когда вырастет, и сказал, что я надеюсь, что он будет хорошо учиться в университете.
— Я не хочу учиться, — получил я в ответ.
— Если не учиться, что ты хочешь делать? — спросил я.
— Я хочу попасть в киноиндустрию, — решительно заявил он.
— Ну хорошо! — ответил я. — Только тебе надо сначала закончить учебу в университете.
А затем он сказал, что, доучившись, все равно пойдет в киноиндустрию. В тот вечер я услышал, как кто-то плачет в туалете. Открыв дверь, я увидел там Джоан.
— Что я опять сделал не так? Почему ты плачешь?
— Ты что, не слышал, что сказал наш сын утром?
— Что именно? — не понял я.
— Он хочет попасть в киноиндустрию!