В конце концов эти десять тысяч долларов я отдал Джейси только тогда, когда ему исполнилось двадцать пять лет.
В то время Джейси вернулся из Америки в Гонконг, и мы начали жить вместе.
Каждый вечер я замечал, что у него всюду горит свет, причем он был включен даже в туалете и кладовой. И тогда я сделал ему замечание, мол, нужно беречь электричество, на что Джейси ответил:
— Пап, но со светом как-то веселее.
— Ты так говоришь, потому что я за это все плачу. Не трать впустую ресурсы. Если завтра ты опять не выключишь за собой свет, я оставлю счет тебе, — пригрозил я.
На следующий день свет опять горел по всей квартире.
А еще через день я позвал электриков, чтобы те поставили для Джейси отдельный электрощит, и сообщил, что отныне он будет самостоятельно платить за свет на своей половине.
С того самого момента он приучился его выключать.
Когда мой сын жил в Америке, о нем часто заботилась Коко Ли. Они проводили вместе время, и вскоре Джейси стал считать Коко своей названой старшей сестрой.
Как-то раз он сказал, что пригласил ее в итальянский ресторан. И вот через некоторое время он позвонил мне:
— Пап, ты не можешь прийти? Коко хочет с тобой увидеться.
— Вы же сидите в своей компании, я-то там зачем? — удивился я.
Но Джейси настаивал, и я сдался. Приехав в заведение, я сразу же понял, что к чему: Коко привела с собой десять с лишним человек, и Джейси позвал меня, чтобы я за всех заплатил. В то время у него почти не было денег.
И тут я увидел, что в ресторане также сидят Цзинь Юн[41] с женой, и я сразу же подошел к ним, чтобы поздороваться. Они очень обрадовались встрече. Затем я предупредил официанта, что я оплачу также и их счет, и только после этого зашел в отдельный зал, где сидел мой сын.
В этом заведении были длинные столы, и я расположился поближе к двери. Джейси же сидел на самом дальнем месте. Когда трапеза уже подошла к концу, неожиданно зашел Цзинь Юн и поблагодарил меня.
Я поднялся, Джейси тоже встал вместе со мной, и я позвал его поздороваться. Мы поклонились друг другу.
— Это твой сын? Уже такой большой? — спросил Цзинь Юн.
Мы еще немного поболтали, и он собрался уходить. Я поспешил проводить его к выходу, и в итоге мы с Джейси довели его до машины.
Когда мы шли с сыном обратно, он спросил:
— Пап, а кто это?
— Цзинь Юн, — ответил я.
— А чем он занимается? — спросил Джейси.
— Как?! Чем занимается Цзинь Юн?![42] — воскликнул я.
— А, он заведует твоими финансами, тогда понятно, почему ты его так боишься.
Однажды я отправил Джейси в Шанхай, чтобы он взял у Джонатана Ли пару уроков пения. В то время Гонконг еще не вошел в состав КНР, и про ситуацию в материковом Китае было известно немного. Близкие напомнили, что Джейси только вернулся на родину и нужно уделять особое внимание его безопасности. И поэтому я нанял нескольких телохранителей, которые ежедневно его сопровождали.
Телохранители работали на совесть: они никуда не разрешали ему ходить. Даже когда Джейси захотел поехать к озеру Сиху, они его не пустили. Каждый день его заманивали домой и держали взаперти.
И тогда он написал песню, в которой были такие слова:
Четыре рукотворные стены не пускают меня свободно парить в воздухе.
То, куда я стремлюсь, я могу видеть лишь на расстоянии.
Безлюдная комната, и время отсчитывает безумно медленно каждую секунду, каждую минуту: тик-так,
И о романтике за стеной я могу только тихо вздыхать,
Желаю им счастья навеки и всех благ.
Я выпустил на волю птичку, она умна, но безжалостна,
Она улетела безвозвратно, а цветы за стенами распустились,
Но я же не почувствовал их аромата.
Спасибо тебе, рукотворная стена, что не разрешаешь мне бегать и биться, оберегаешь меня от ран.
Спасибо тебе, рукотворная стена, даже если я упаду, то упаду на ковер, который меня подхватит.
Я не хочу, чтобы мои мечты оставались лишь воздушными замками,
Я не хочу, чтобы мои глаза видели только железные решетки.
Я не боюсь упасть, я не боюсь ран, я не прошу о привилегиях, а только об обыденности.
Мне нужна свобода, я думаю о свободе, тебе нужна свобода,
Людям нужна свобода, нам нужна свобода, чтобы свободно парить в воздухе.[43]
Тогда он сказал: «Первая стена — это ты, вторая — мама, третья — Джонатан Ли, а четвертая — телохранители». Когда Джейси сочинял эту песню, он увидел, что у хозяина квартиры, где он жил, есть птичка, и решился выпустить ее на волю.
Дослушав эту песню, я решил все же отпустить телохранителей и дать ему свободу.
Когда он написал эти строки, ему было всего пятнадцать лет.
Когда мы снимали «Шанхайский полдень», я разрешил Джейси сыграть в крохотном эпизоде.
Тогда у него были летние каникулы, и он приходил на съемочную площадку каждый день. Ему все было в новинку, он целыми днями чему-то учился, постоянно что-то делал вместе с ребятами из моей команды, переносил аппаратуру, наблюдал, как я придумываю боевые сцены. Я был очень рад этому.
Вечером он тусовался с каскадерами. Я попросил их показать ему пару приемов, но очень скоро заметил, что вместо звуков ударов я слышу звук прыгающего мяча, и понял, что он начал учить их играть в баскетбол. Джейси лишь отмахнулся от меня: «Это ведь тоже спорт!» Несмотря на то что он не питал особой слабости к кунг-фу, ему нравилось оружие, и я даже тайком снял, как он стреляет из пистолета у нас в саду. У меня до сих пор хранится эта кассета.
Но после того как Джейси провел с нами несколько дней, ему вдруг стало скучно, и он все чаще уходил дремать в машину. Поскольку действие фильма происходит во времена, когда еще не было автомобилей, мы следили, чтобы на земле не оставалось следов от шин. Поэтому мы парковались очень далеко от площадки.
И вот как-то раз я сделал сальто назад и сильно ударился головой. Помню, я сразу же подумал: «Как же он пропустит момент, когда я получил травму? Нужно, чтобы он увидел, как сложно приходится его отцу на работе». Тогда я попросил позвать Джейси и передать ему, что со мной произошло. Затем я обхватил голову руками и стал делать вид, что мне очень больно.
Услышав новость о том, что я ранен, Джейси очень испугался. Он резко встал и пошел в мою сторону. Затем я увидел, как у него начали заплетаться ноги, а когда он дошел до матов, лежавших неподалеку, он вдруг растянулся и моментально захрапел! Видимо, к тому моменту Джейси еще не до конца проснулся.
К сожалению, этот момент не засняли, о чем я очень жалею — это было очень комично.
После этого случая Джейси постеснялся приходить на съемочную площадку, поэтому он развлекался тем, что ловил в окрестностях землероек. Зверьки прятались, но он все же находил способ их приманить.
А я все думал, как бы повлиять на него, чтобы он их выпустил? Вначале он наотрез отказывался: «Не хочу! Я столько сил потратил, чтобы их поймать, не отпущу!» Затем я понял, что этим его не проймешь, и решил призвать на помощь кого-нибудь постороннего.
И тогда мы с моим учителем английского стали разыгрывать сцену. Преподаватель специально сделал крайне напуганный вид: «Ой! Ты дотронулся до него? Быстрей мой руки! Он опасен! Смотри, чтобы землеройки тебя не покусали, один мой друг так лишился целого пальца!»
Джейси стало страшно, и он сразу же отпустил несчастных зверьков. Когда землеройки бросились врассыпную, мы с учителем английского притворно воскликнули: «Ой! Только бы нас не задели!»
После того как Джейси отпустил землероек, ему стало нечего делать, и он написал еще одну песню:
Я иду один по тротуару, вижу, как мчатся по своим делам машины,
Как люди спешат кто куда, и у каждого есть свой путь,
У каждого есть свои мысли, непохожие на мои.
Я иду и дошел уже до края, и я уже забыл, куда я шел,
У мамы свои дела, папа на работе,
А я иду, иду и пою, иду и пою.[44]
Под фразой «У мамы свои дела» имелось в виду, что Джоан тогда слишком увлекалась маджонгом. А я и правда постоянно был занят, поэтому мне не хватало времени на сына. Когда мы услышали эту песню, Джоан навсегда забросила кости.
Тогда я и понял, что при помощи песен Джейси словно говорит с нами и таким образом пытается выразить свои мысли.
Мои питомцы
В молодости я многим увлекался, и я видел, что домашние животные есть у многих. Но я совершенно не хотел заводить простых питомцев. Тогда это казалось мне недостаточно классным, к тому же постоянно находились люди, которые предлагали приобрести экзотических зверей.
Однажды мой друг продал мне только что родившегося львенка и взял с меня десять тысяч. Мне он показался весьма милым, и я радостно принес его в офис. Я каждый день кормил его, поил молоком, заботился о нем. Как-то раз я тискал своего львенка и трепал его мордочку, как вдруг он поднял свои маленькие лапы, чтобы защититься от меня, и легонечко меня цапнул. Ох, все мое лицо было в крови: все же он достаточно мощно оцарапал меня.
И тут я задумался: сейчас он еще совсем маленький, размером с щенка. А если он царапнет меня так же три месяца спустя, когда чуть подрастет, это может плохо кончиться. Я быстро набрал телефон приятеля, который мне его продал, и сообщил, что я хочу вернуть львенка назад. В итоге я пустил на ветер десять тысяч…
Как-то раз у меня появился орел — его подарил мне один мой друг. Ежедневно он летал по съемочной площадке и даже мог сесть мне на плечо, но стоило мне пошевелиться, как он вновь улетал. А затем у меня было парочка лори с невероятно милыми глазками (смотрите фотографию в четвертой главе — «Мои отношения с сыном»).