– Холодные маршмеллоу, шоколадные батончики и крекеры.
Помнится, когда мы попробовали поджарить зефир над огнем зажигалки Роксаны, она со смехом назвала это «варварским обычаем».
– А что еще? – Я внимательно смотрю на Дикси. – Что вообще ты помнишь о нас? Ты можешь вспомнить что-нибудь по-настоящему хорошее?
Она поворачивается ко мне, положив под голову сложенные ладони, и смотрит мне в глаза. Точно так же она лежала, когда была еще малышкой и слушала, как я ей читаю.
– Я помню, как мама с папой водили меня на твой школьный концерт. Я была еще совсем маленькой, но родители очень хотели, чтобы я услышала, как ты поешь. Мне понравилось.
Я хмурюсь, пытаясь вспомнить этот день. Кажется, это был второй или третий класс. Наш классный руководитель был помешан на музыке. Он верил, что это единственное лекарство для учеников, находившихся в группе риска. Жаль, что он не додумался не называть нас так в лицо.
– Ты очень красиво пела, Джем.
– Серьезно?
Помнится, в том мюзикле у меня было всего одно короткое соло.
– Да. Я помню, как папа посадил меня на колени и прошептал маме, что ты отлично поешь.
Отец никогда не говорил мне об этом. Он в принципе никогда меня не хвалил.
– Ты что, сама это придумала? – хмурюсь я.
– Ты что? Нет, конечно. – Появившаяся было на лице сестры улыбка исчезает без следа. – Да, я соврала тебе о колесе обозрения. Но я не стала бы врать об этом.
– Странно. Я ведь ни разу не пела с тех пор. Только представь, кем мы могли бы стать, если бы родители были… другими, – задумываюсь я. – Ты никогда не думала об этом? Может быть, я бы занималась постановками школьных пьес. А ты могла бы сколотить собственную группу.
– И кем бы я была? – ухмыляется Дикси.
– Тебя легко представить ведущей вокалисткой.
– А я думала, что мой максимум – бубен.
Приподнявшись на локтях, она бросает взгляд в сторону будильника. Стрелка часов лениво переползает за полпятого: мы проспали чуть больше часа. Наверное, за это время отец успел завалить телефон Дикси тонной сообщений. Где-то там, далеко, на дне залива, загорается и гаснет выброшенный ею мобильный.
Задрав руки над головой и сладко потянувшись, Дикси выбирается из-под одеяла и садится на краешек кровати. Как удивительно: всего за час от нашей ссоры на тему Кип не осталось и следа. Между нами снова воцарился мир, хрупкий как никогда. Мир, который мне так страшно потревожить, особенно сейчас, в день, который, похоже, станет нашим последним днем, проведенным вместе. Совсем скоро я вытащу часть денег из рюкзака или придумаю способ испариться вместе с ним. Скоро, но не сейчас.
Поднявшись с места, Дикси проходит по комнате в одном нижнем белье, наклоняется и вытаскивает из сумки сухую рубашку. Присмотревшись, я вдруг замечаю что-то, чего ни разу не замечала:
– Это что, татуировка?
– Упс. Да, – бросает она.
– Когда ты успела ее сделать?
– На следующий день после того, как получила права. Я же купила их не только для того, чтобы ходить по клубам и отелям.
– Можно взглянуть?
Она подходит ко мне, сжимая в руках охапку одежды, и поворачивается спиной. Аккуратно приподняв рубашку, я рассматриваю рисунок. Слева на пояснице красуется маленькая звезда. Не удержавшись, я провожу по ней пальцем.
– Эй, мне щекотно!
– Ты всегда рисовала такие звезды. В твоих блокнотах они были повсюду. Даже вокруг наших голов, когда ты рисовала нас, помнишь?
– Наверное.
– Больно было?
И как только я не заметила этого раньше? Мы же жили в одной комнате! Должно быть, она хорошо ее прятала. Задумавшись, я с удивлением понимаю, что ни черта не знаю о собственной сестре. Я понятия не имею, есть ли у нее бойфренд, занимались ли они сексом, принимала ли она наркотики – из тех, что она покупала для матери. Я не знаю, чем она занималась, когда ее не было дома, не знаю, что на самом деле значит для нее эта странная дружба с Лией. Сейчас все эти мелочи в один момент стали такими важными, что мне хочется узнать о Дикси все, абсолютно все. Но уже слишком поздно. Всего за несколько лет тонкая нить между нами порвалась, и сестра выросла, изменилась до неузнаваемости, а я так и не успела ее узнать. От этой мысли мне стало очень грустно.
– Да, это было немного больно, – признается Дикси. Сделав пару шагов в сторону, она срывает бирку с новой пары гетр и натягивает их на ноги. – Оказывается, такую татуировку могут сделать всего за десять минут, представляешь? Все прошло очень быстро.
Дождавшись, когда она закончит одеваться, я продолжаю:
– А сколько такая стоит?
– Я не помню, честно. Не особо дорого.
– Я тоже хочу, – выпаливаю я, – такую же. Пусть у нас будут парные татуировки.
Ничего не ответив, она смеется так, будто верит, что я никогда на такое не отважусь. Я опускаюсь на колени рядом с рюкзаком и роюсь в нем в поисках телефона.
– Может быть, Кип подскажет, есть ли тут подходящее местечко.
– Ты что, хочешь набить ее прямо сейчас?
Не поднимаясь с колен, я перевожу взгляд на сестру:
– Если мы не сделаем этого прямо сейчас, я успею струсить и передумать. Ты же меня знаешь.
– Хорошо, – отвечает Дикси, пожав плечами.
– Ты идешь со мной. Я хочу, чтобы моя была точно такой же, как и твоя. Им нужно увидеть твою татуировку.
– Я тебя умоляю, Джем, это же просто звезда! Это же не портрет Моны Лизы!
– Ну пожалуйста. – Я корчу умоляющее выражение лица.
Оставлять ее одну в мотеле будет слишком рискованно. Даже если я заберу телефон и деньги с собой, она может набрать отца или мать. Если, конечно, сможет вспомнить их номера. Им хватит всего пары часов для того, чтобы добраться до острова и найти нас. Но это – не единственная причина.
– Я очень хочу, чтобы ты сходила со мной, – уговариваю я. – Мне очень нужна поддержка. Давай сделаем это вместе, пожалуйста.
Прищурившись, она задумчиво смотрит на меня и наконец-то кивает.
Расспросив Кип, мы узнаем, что на острове есть одна тату-студия, где с нас не станут требовать оплату картой. Она сразу же соглашается подбросить нас. Как только мы забираемся в машину, Кип поворачивается к Дикси:
– Слушай, прости, что сразу тебе не сказала. Мне нужно было с самого начала признаться тебе, что я девчонка.
– Это было ужасно глупо, – бурчит сестра, забираясь на заднее сиденье, – я должна была догадаться сразу.
Кип поворачивает ключ зажигания, и мы трогаемся с места. Она увозит нас в самую глубь острова, где царит такая глубокая тишина, словно наша машина – единственный источник звука на много миль вокруг. Постепенно густой лес подбирается вплотную к дороге. В какой-то момент я с удивлением замечаю, что хвойные деревья обступили нас со всех сторон, выстроившись плотными рядами. Лучи солнца с трудом пробиваются сквозь густые колючие лапы, переливаясь оттенками изумруда и нефрита. Мимо нас, петляя, проносится девушка на велосипеде. Темные волосы собраны в хвост, бьющий по спине и плечам, позади, на бампере велосипеда прикреплена небольшая корзинка.
Повернувшись в кресле, я оборачиваюсь назад и провожаю ее взглядом. На месте этой девушки могла бы быть я. Было бы здорово просто купить велосипед, забить корзинку продуктами и отправиться колесить по всему острову.
– Так что приезжай к нам в город, – говорит Дикси, вырывая меня из моих мыслей. Наклонившись вперед, она разговаривает с Кип, прижимаясь подбородком к ее сиденью. – Я покажу тебе самые интересные места. Наш папа скоро откроет клуб…
Она снова повторяет эту ложь. Но сейчас я почему-то не чувствую ни раздражения, ни злости, ни тревоги. Лучи солнца, окрашенные зеленым, и дующий в окно машины ветер заполняют зияющую пустоту внутри меня. Когда Дикси говорит о своем воображаемом будущем, я думаю о своем – реальном.
Помнится, раньше я никогда не задумывалась о будущем. Когда мистер Бергстром спрашивал о моих планах, я всегда отвечала, что у меня их нет, или пыталась сменить тему. Я была заперта в мире, ограниченном стенами нашей квартиры и парой миль до школы. Каждый день я покидала дом, чтобы добраться до школы, а затем вернуться обратно. Каждый выходной я мечтала вернуться обратно в школу, где был хоть какой-то порядок и где я могла хоть чем-то заняться.
Я хотела представить свое будущее, правда. Но не могла. Я понятия не имела, кем стану и как закончу свою жизнь. Я понимала, что не хочу стать такой же, как родители, но не знала, как мне вырваться из этого порочного круга, затянувшего не одно поколение нашей семьи. Я не знала, каково это – быть другой.
И здесь, прямо в этот момент, я вижу его. Здесь, в этом солнечном свете, ветре и шуме летящего вперед автомобиля. Здесь, где девушка крутит педали велосипеда и мчится вперед. Я не знаю, почему здесь, почему сейчас, но я вижу его – мое будущее. Целый мир, огромный и яркий, раскрывает передо мной свои двери. И впервые в жизни я чувствую, что для меня в нем есть место.
22
Помещение тату-салона оказывается совсем крохотным. Каждый сантиметр от потолка до пола покрыт листами с дизайном татуировок. Здесь работает всего один мастер – средних лет мужчина с густыми усами и татуировкой черной змеи, обвившей его шею и спрятавшей хвост где-то под воротником фланелевой рубашки. Если бы я встретила его на улице, я бы точно перешла на другую сторону, но здесь он смотрится более чем уместно да и ведет себя довольно мило. Документов он не спрашивает, как и обещала Кип.
Внимательно рассмотрев татуировку на пояснице Дикси, он поворачивается ко мне:
– И это все, что ты от меня хочешь?
– Ага, – отвечаю я, – но где-нибудь на видном месте.
Задрав рукав худи, я обнажаю руку до локтя.
– Здесь? – Его измазанный чернилами палец касается моей кожи на внутренней стороне руки, чуть ниже сгиба. – Да, тут будет хорошо. Тебе будет всегда видно татуировку, но и спрятать ее будет очень легко – для собеседования или чего-то в этом роде.
Пока мы беседуем, Кип блуждает по салону, рассматривая эскизы татуировок. По дороге она успела рассказать нам о том, что у нее тоже есть тайная татуировка – красный надувной шарик на плече. Теперь в ее планах было набить еще одну.