Асит удалился, и Чени вновь надвинула капюшон - все-таки здесь, на высоте девяти тысяч локтей, воздух был резок и свеж. Ветра, правда, не чувствовалось: «Оерентин» покорно плыл в воздушном потоке, и двигатели его сейчас молчали. Обычно их тонкий пронзительный визг раздавался лишь при маневрировании, когда воздушный корабль шел к причальным шестам или карабкался вверх, кругами набирая высоту; в иное же время несли его ветры - будто облако или сухой листок, подхваченный ураганом. И потому казалось, что сам «Серентин» неподвижен, а земная сфера под ним ворочается с упрямой неторопливостью, от причальных шестов в Шанхо к таким же мачтам в Удей-Уле, от берегов океана к Лунному озеру Байхол. И поворот сей занимал целую ночь и целый день.
Левая галерея, открытый балкон между пропастью и бледно- желтой гондолой «Серентина», пустовала. Здесь находились восемь кресел, скрепленных попарно и привинченных к палубе и невысокому бортику; Дженнак сидел в одном из них, Чени - в другом, и каждый из них был привязан к сиденью и спинке широкими ремнями - крест-накрест через грудь и вокруг пояса. На коленях Дженнака лежала двойная зрительная труба, а над его головой застыло серебристое облако - вытянутый эллипсоид «Серентина», наполненный газом и оплетенным множеством канатов, к которым крепилась пассажирская гондола. Смотровые галереи охватывали ее с обеих сторон, соединяясь на корме, у хвостовых двигателей; передняя часть была застеклена и служила для управления воздушным судном. Дальше располагались кабины экипажа, кухня, просторный салон, место трапез и развлечений, и, наконец, восемнадцать удобных кают для живого груза. Что до прочих грузов, упакованных в ящики и мешки, то их перевозили в трюме, под пассажирской палубой, и там же помещались цилиндрические баки с горючим и водой.
Меняются времена, подумал Дженнак; вот уже люди парят над землей словно орлы или мчатся в грохочущих крыланах быстрее ветров и грозовых туч... Что же им осталось? Подняться в Великую Пустоту на столбе яростного пламени, уподобившись самим богам? Перелететь в другие миры? Да, то был бы не меньший подвиг, чем совершенный им, и кейтабцем О’Каймором, и другими людьми, перебравшимися через Бескрайние Воды в утлых драммарах... Увидит ли он зенит человеческой славы? Доживет ли? Казалось ему, что доживет; он прожил триста тридцать два года, и у него в запасе было еще лет двести. Может, и больше; кто измерит жизнь кинну, избранника богов?
Чени, перегнувшись над бортиком - так, что натянулись привязные ремни ее кресла, глядела вниз.
— Озера еще не видно, милый... Ни озера, ни Тракта Вечерней Зари... А солнце сядет через три кольца.
- Мы увидим озеро, город и дорогу до заката, - сказал Дженнак, оставив свои думы. - Видишь реку под нами? Это Селенг. Широкая река, - добавил он, покосившись на синий волосок в зеленой медвежьей шкуре. - Широкая - значит, Байхол близок. Сотня потоков текут в него, но лишь Селенг начинается здесь и уходит к югу, к Черным Пескам... Гиблое место! Мы пролетали над ним ночью.
Чени, отогнув краешек капюшона, с любопытством взглянула на него. Губы ее подрагивали в лукавом намеке на улыбку.
- Ты и тут бывал, мой странник?
- Я бывал почти всюду, моя чакчан. Всюду, кроме Дальнего материка и Южных Льдов... Мир совсем невелик, когда странствуешь в нем три столетия и начинаешь вдруг понимать, что измеряется он не только расстоянием, но и временем. И если время тебя не торопит, успеваешь обогнуть земную сферу не один раз. Так что я бывал везде, - Дженнак наклонился, с усмешкой заглядывая в лицо Чени, - но ни в одном из мест не попадалась мне столь обольстительная и столь коварная женщина. Ты хочешь заморочить голову акдаму? Ну, так еще пара улыбок, и он возьмет тебя в плен, а я полечу к земле с переломанной шеей. Имперские аситы, знаешь ли, народ опасный... один Невара чего стоит!
- Да, я знаю... Это ведь о них сказано - Мейтасса, убереги от когтей ягуара, зубов гремучей змеи и мести асита? Или атлийца? - Ровный лоб Чени прорезала морщинка, но она тут же с напускным легкомыслием махнула рукой. - Ну, пусть! Пусть меня украдут - не в первый же раз! А вот о шее твоей я беспокоюсь... шея у тебя одна, мой вечный странник, а рук у Невары много... и лучше, если Туап будет на нашей стороне. Ты ведь сам говорил, что в армии недолюбливают Надзирающих? Зовут их шпионами, да?
Дженнак кивнул. Разумеется, она была права - расположение Туапа Шихе пригодится беглецам, ибо власть его на борту «Серентина» равна власти любого из богов. В Удей-Уле, в Айрале или Роскве акдам мог получить приказ об их пленении или о том, что ло Джакарру с супругой следует передать Надзирающим - и лишь Мейтасса ведал, как он поступит. Подчинится или попробует помочь? Здесь, в небесах, отрезанный от линий эммелосвязи, Туап Шихе являлся полным господином и повелителем, но на земле... На земле он был всего лишь акдамом воздушного флота — но стоило помнить, что временами кинжал акдама ближе, чем секира в руках владыки провинции или целой страны.
Однако Дженнак полагал, что выбор между долгом и симпатиями аситу не грозит. Если побег из Шанхо не обнаружат в течение трех дней, они спокойно доберутся в Роскву, покинут борт «Серентина» и растворятся в огромном городе словно дождевая капля в озерных водах... Там их уже ждут - ждут Ах-Хишари, Борк Улога и другие вожди Мятежного Очага и главный из них - Тур Чегич, он же - Трехглазый Чен, который не спит и видит сквозь камень и металл... Так, во всяком случае, утверждали слухи, и Дженнак был склонен в это верить не меньше, чем в собственную неуязвимость. Смутный дар предвидения подсказывал ему, что встреча с Чегичем состоится непременно, но вот когда? Возможно, через пару дней, возможно - через годы... Воздухолет был самым быстрым транспортом на земле и в небесах, но и он не мог угнаться за Бесшумными Барабанами.
Дженнак поглядел вниз, будто надеясь увидеть бесконечную шеренгу столбов с туго натянутыми проводами. Но Тракт Вечерней Зари, и блестящие рельсы одноколейника, и проложенная рядом с ними линия эммелосвязи шли порядком южней и, минуя озерный берег, выходили к Удей-Уле западнее Байхола. Тут, собственно, сливались две дороги - ведущая от Шанхо, и вторая, от Сейлы, расположенной в дельте Ами, одной из гигантских рек Сайберна. Этот путь, соединявший восточное побережье с городами Росеайнела, прокладывался два столетия и стоил не одну тысячу жизней. Дженнак - вернее, Тэб-тенгри, почивший в славе вождь изломщиков и дейхолов - знал о том не по наслышке.
Сунув зрительный прибор в карман широкой куртки с капю шоном, он откинулся в кресле и прикрыл глаза. Сейчас ему не хотелось вспоминать прошлое - ни жизнь Дженнака, властителя из рода Одисса, длившуюся почти два столетия, ни прочие свои жизни — Тэба-тенгри, Та-Кема и других персонажей I житейской драмы, чьи личины он надевал на день, на месяц или год. Сейчас он являлся лишь Дженом Джакаррой, богатым негоциантом и предпринимателем из Ханая, обосновавшемся в I Шанхо - персоной уважаемой, но слегка подозрительной, раз уж вызвал он интерес у разведки аситов. Впрочем, нежелательное внимание Ро Невары касалось не только и не столько нелегальных дел Джена Джакарры, как его прекрасной супруги, и было в этом внимании нечто личное, нездоровое, проистекавшее из ущемленного самолюбия и неисполнившихся надежд.
В том-то и состояла главная опасность! Не первый раз сталкивался Дженнак с членами рода Оро и знал, столь они упрямы, самонадеяны и хитры. И никого из них не стоило недооценивать, ибо хитрость этих людей оборачивалась тонким расчетом, самонадеянность - отвагой, и лишь упрямство так и оставалось упрямством. Что поделаешь, фамильная черта! Как и страсть к красивым женщинам!
Не открывая глаз, он нашел руку Чени и накрыл своей ладонью. Пальцы ее казались сильными и нежными, и прикосновение к ним погрузило Дженнака то ли в теплые воды южных морей, то ли в ласковые травы нагретого солнцем горного луга. Они были вместе уже шесть лет, и каждое мгновенье, проведенное с ней, мнилось Дженнаку даром божьим. Увы, не только ему! Этот Невара...
- Озеро, - сказала Чени, пощекотав его запястье. - Проснись, милый! Погляди! Какое огромное!
Байхол и в самом деле был велик. На карте - узкий и длинный полумесяц, но узость его являлась иллюзорной; не всякая сильная птица смогла бы перелететь его за день. Склонившись над плечом Чени, Дженнак видел, как зеленый лесной простор сменяется вдали серебристой гладью вод, блестящих и переливающихся перламутром словно створка огромной раковины. Солнце опускалось, но озерным волнам было не суждено принять и остудить пылающий диск: еще до заката «Серентин» пронесется над водами, повиснет над берегом и медленно спустится вниз, к причальным шестам в крепости Удей-Улы. А когда светило скроется за лесом, корабль продолжит путь на запад, вдоль Тракта Вечерней Зари, к огромному городу Айралу, что стоит в горах между Сайберном и Россайнелом. Скорей бы очутиться там, подумал Дженнак, а еще лучше - в Роскве!
Из Росквы он свяжется с Аполло Джумой, главным из своих помощников. Если росковиты готовы, как утверждает в письмах Ах-Хишари, надо выступать; на северных и западных границах Россайнела сосредоточены войска, Первый флот может отправиться в море Чати в любое время, Второй и Третий поддержат Одиссар и Арсолану. Восстание вспыхнет точно костер из сухого дерева, и будет он для аситов погребальным...
- Что это? - не выпуская его запястья, Чени показала взглядом на темный блик, пятнавший створку гигантской раковины.
- Остров. Остров Удей-Сири, сын Байхола. Прежде - безлюдный, даже рыбаки туда не ходили, а теперь, я слышал, там стоят войска и есть гавань для винтоходов и транспортных барж. Ты увидишь, когда мы окажемся над островом... Место почти неприступное - повстанцам к нему не подобраться, а аситы могут патрулировать вдоль южных берегов.
- На кораблях? - спросила Чени.
- Разумеется. У них есть такие небольшие...
Дженнак внезапно замер, всматриваясь в две крохотные точки, возникшие у берега, в воде, и будто бы скользившие над ней, как две стрекозы в погоне за стайкой комаров. Он потянулся было к карману за трубой, но затем, оглянувшись на люк, ведущий в гондолу, решил, что можно рискнуть и обойтись без всяких приспособлений. Грудь его расширилась, вбирая воздух, легкое опьянение от избытка кислорода начало туманить голову; три-четыре вздоха - и он вошел в транс, привычно нырнул в него, не замечая леденящего холода Чак Мооль, прорвался сквозь черный плотный занавес и воспарил над озером - сам по себе, отдельно от серебристой громады воздухолета и бледно-желтой гондолы, что висела под ним словно соломинка в лапках стрижа.