- Метатели, что на баркасах, громко стреляют? - спросил Дженнак.
У Тяжени отвисла челюсть, Обух вцепился в бороду, а Серета изобразил лицом недоумение. Что до атамана, у того внутри екнуло — то ли от удивления, то ли от злости. Так что ответил Дженнаку Амус Еловая Лапа:
- Очень бах-бабах, хозяин, очень, очень. Вместе прямо гром! Ревет как Тутукани с неба!
Тутукани у дейхолов считался духом грозы, его сильно побаивались, и потому Дженнак остался доволен. Разгладил ладонью карту и объяснил:
- На скалу полезем. Ты, Берлага, дашь мне двести воинов, самых ловких и умелых. Я их поведу. Ночью заберемся наверх, вырежем аситов и крепость возьмем. Тогда поговоришь с теми, что в башнях. Или миром сдадутся, или...
- ... кровушку пустим! - Тяженя радостно осклабился.
- Заткни едало, Меченый! - рявкнул атаман и повернулся к Дженнаку. - Слушай, друг, так не годится. Ты тех скал не видел, а как увидишь, так в кустах присядешь. Камень голый, и высотою в пять матерых сосен! Ни щели, ни трещины! Упадешь, кости вон, зад напополам!
Дженнак ощупал седалище.
- Вроде целое... А я ведь с воздухолета падал!
- Так ты, Жакар, колдун. Ты, может, и залезешь на скалу, куда никакой ловкач не подымется!
- Подымется, - возразил Дженнак. - Я объясню, как это сделать. Пусть мастера твои откуют стальные крючья с острыми наконечниками. Загоним их в камень, пропустим веревки и залезем. А в остальном Керун поможет!
Керуном у россайнов звали Коатля, и он считался покровителем воинов. Но здесь его изображали не с секирой, а с огромным мечом.
- Шума много, если бить в камень крюки, - молвил старый Обух. - Всполошатся, сучьи потроха!
- А баркасы с метателями для чего? Вечером вывести их напротив скалы и пусть стреляют. Пусть всю ночь стреляют, и побольше грохота! С суши тоже начнем стрелять, но с недолетом, чтобы в жилье не попало. Аситы будут ждать ночного штурма, а мы забьем крюки и сделаем передышку на день-другой. Враг успокоится, тут на скалу и полезем.
Изломщики стали переглядываться, хмыкать, чесать в бородах, дергать усы, потом загомонили разом:
- Хитро!
- Пальбу устроим, а они подумают - пугаем!
- А чего посылать две сотни мужиков? Можно и больше! Баркасов не хватит, на лодках подвезем!
- И то! Аситов, считай, тысяча, так наших хоть вполовину...
- Справятся! Наши посвирепее будут!
- А кого из старшины с Жакаром пошлем? Кого, атаман?
- Сами выбирайте. Дело опасное, не хочу неволить.
Обух грохнул кулаком по столу.
- Я готов! Со всей охотой!
- И на утес полезешь? - сказал атаман. - Не навоевался в пустыне, старичина?
- Полезу! Тут не война с бихарами, тут я знаю, за что свара идет!
- Ну посмотрим, где людей расставить...
Изломщики склонились над картой, сдвинув головы, сопя и подметая бородами стол. Ягуары, подумал Дженнак, но тут же исправился: не ягуары, тигры. Ягуаров здесь не было, никаких ягуаров, кроме аситского воинства в Удей-Уле. Но ягуар, даже самый крупный, тигру не соперник.
Он поднял взгляд к статуям Шестерых, всмотрелся в лик Арсолана и увидел, что тот словно бы усмехается. Свет и тени играл и на деревянной фигурке, скользили по ее лицу, и Дженнаку почудилось, что солнечный бог похож на сагамора Че Чантара. Окажись здесь Чантар, он был бы доволен, мелькнула мысль. Все шло по его плану.
Че Куат, пресветлый сагамор Арсоланы, был зван к аситскому владыке для доверительной беседы. Два других властителя не удостоились подобной чести, и ареоланец решил, что Шират будет склонять его к тайному союзу против Одиссара. Страна Че Куата, единственная среди всех держав Эйпонны, имела выход к Западному и Восточному океанам. Их соединял пролив Теель-Кусам, рассекавший Перешеек, а около пролива находился город Лимучати и мощные укрепления с сильным гарнизоном. Через пролив еще в древности был переброшен огромный мост, от которого шла дорога в Сагры Перешейка, и вся эта акватория простреливалась из дальнобойных метателей. Из данного факта вытекало, что Одиссар, союзник Арсоланы, мог перебросить флотилии на запад и ударить по Чилат-Дженьелу и другим прибрежным поселениям, превратив их в пыль вместе с военными гаванями, складами и верфями. Верным являлось и обратное: склонись Арсолана на сторону аситов, их броненосцы могли бы пройти к берегам Одиссара, стереть с лица земли Хайан, а затем и все торговые города, Седанг, Накаму, Хиду, Фанфлу, Тани-шу и остальные. Так что у Ширата Двенадцатого были причины для обещаний, уговоров и соблазнительных слов. Но, к удивлению арсоланца, речь пошла о другом.
Аситский владыка принял его не во дворце, а в павильоне в самой дальней части парка, окруженным стеной ядовитых кактусов тоаче. Под этой изгородью шел подземный ход, который стерегли свирепые степные воины из личной охраны Ширата Павильон возвели на скале, и строение нависало над океанскими волнами, ревевшими внизу точно голодные ягуары. Внутренний хоган был убран с роскошью: яркие шелковые завесы среди нефритовых колонн, на полу - огромный ковер из перьев кецаля, подушки, обтянутые шкурками черных обезьянок из Рениги, золотые светильники и низкий круглый столик из драгоценной древесины. Угощение сервировали на арсоланский манер: напиток из листьев коки и горных трав, тыква с медом, тертый кокосовый орех и трубочки из слоеного теста. Девушки, подававшие блюда, были одеты в белое как арсоланки, хоть и не отличались их изяществом. Травы заварили без особого искусства, напиток не взбили веничком, трубочки перепекли, тыкву пересластили, и одутловатое лицо Шнрата тоже не украшало трапезу. Но с этим пришлось смириться. Все же Шират как мог продемонстрировал гостю уважение.
- Мир полон несправедливости, - молвил аситский владыка, с видимым отвращением ковыряя приторную тыкву. - И самое несправедливое - время. Его всегда не хватает. Время как снег с горных вершин: схватишь его, сожмешь в кулаке, а там - вода, и вот она утекла меж пальцев...
Гость вежливо кивнул. Ему стукнуло девяносто, но выглядел он намного моложе Ширата и собирался прожить еще лет восемьдесят - семья светлорожденных Арсоланы отличалась редким долголетием. Че Куат тоже мог уподобить время воде, но для него она текла гораздо медленнее, чем для повелителя Асатла.
- Мой Дом силен, моя страна обширна, - продолжал аситский владыка. - Когда здесь, в Чилат-Дженьеле, восходит солнце, в Россайнеле еще ночь. Мне принадлежит вся Азайя... будет принадлежать, когда мы захватим Хинг и Бихару. Тысяча племен, сто народов живут на этих землях! Понятно, есть среди них недовольные... Но я справлюсь с этими проклятыми Мей- тассой! Я справлюсь! Если верно то, в чем вы клялись, если Джеданна и ты не подстрекаете мятежников, значит, в самом Асатле завелась измена. Я вырву ее с корнями, я переломлю предателям хребет! Недаром сказано: владыка дунет в Чилат- Дженьеле, в Роскве случится буря! И случится! Только бы хватило времени!
- Ты еще молод, - политично заметил Че Куат. - Тебе сорок восемь... Разве это возраст?
- Я не молод и не стар. Надеюсь, у меня еще есть лет двадцать или двадцать пять... Но не мятежники меня тревожат, родич. Гнетут другие заботы.
«Пальма проросла во льдах! Он назвал меня родичем!» - подумал Че Куат, а вслух сказал:
- Другие заботы? Какие же?
- Заботы о достойном наследнике.
- У тебя есть наследник, молодой Шират, и ему ничего не угрожает. Поединки совершеннолетия давно уже стали воспоминанием.
Отодвинув блюдо с тыквой, Шират посмотрел на девушек-прислужниц. Те мгновенно исчезли.
- Чтобы править такой огромной державой, нужно сделаться владыкой времени. Таким, как ты, как Джеданна и этот наглец из Сеннама. Надо вернуть потерянный дар.
- Но это невозможно, - сказал Че Куат в крайнем удивлении. - Твой предок выбрал власть, пожертвовав долголетием... Время вспять не повернешь!
- Есть способ, - возразил повелитель аситов. - Во всяком случае, так говорят мои целители, а лучших нет во всей Эйпонне. Ты ведь знаком с историей нашего рода? - Арсоланец кивнул. - Тогда ты знаешь, что случилось.
Об этом знали во всех Великих Очагах, в Сеннаме, Одиссаре и Арсолане. Двести восемьдесят два года тому назад умер старый Ко’ко’ната, тасситский сагамор, но циновка власти досталась не его потомку чистой крови, а Одо’ате, сыну женщины, что грела когда-то постель старика. Этот полукровка был коварен и хитер, утверждал, что мать его - покойная супруга сагамора, что он наследует по праву младшего[1], а не веривших в такие сказки привязывали к быкам и разрывали на части. Тех светлорожденных, до кого удалось дотянуться, Одо’ата со временем перебил, но природу не обманешь - старился он гораздо быстрее, чем потомки богов. Циновка под ним заколыхалась, ибо нашлись претенденты на власть, род Оро и другие семьи из боковых ветвей - все же Дом Мейтассы оказался слишком многолюден, и истребить всех под корень Одо'ата не сумел. В те годы был его Очаг в союзе с атлийцами, и к их сагамору, Ах-Ширату Третьему, обратился идо ата за поддержкой, предложив ему в cynpyi и свою дочь Муар. Ах-Шират девушку взял, но при условии, что после смерти Одо’аты Мейгасса объединится с Коатлем и править новым Домом будут его потомки от Муар, пусть не с чистой кровью, зато с половиной тасситской. Это и произошло. Начиная с Ширата Четвертого, сына Муар, аситские владыки уже не являлись светлорожденными, старились как любой их подданный и жили все меньше и меньше. Ибо сказано в Книге Тайн, на Листах Арсолана: каков срок человеческой жизни? Тридцать лет, и еще тридцать и, быть может, еще десять...
Светлая кровь в сагаморах Асатла иссякала с каждым поколением. Очаг Тайонела вскоре пал в Северной войне, а Очаги Арсолана, Одисса и Сеннама с Асатлом не роднились - кто же отдаст сестру или дочь человеку, который в шестьдесят - старик, а в семьдесят - покойник?.. И потому в Ширате Двенадцатом светлой крови была капля - или, возможно, две.