ка: решалось, кто будет править миром.
Об этом размышляли не только Джума со своими компаньонами, но и многие другие люди. Думал об этом Коком-Чель, наместник Россайнела, думал и страшился грядущего; все чаще снилась ему шкатулка, а в ней - флакончик с ядом тотоаче. Думал Тур Чегич, вождь Мятежного Очага; он возвращался в Роскву с севера на небольшом воздухолете, который через сутки приземлится в Эммелитовом Дворе. Думал Берлага Тэб, атаман изломщиков, прикидывая, какие силы он сможет двинуть на запад и восток, к Айралу и Сейле. Думал Джедан- на, одиссарский сагамор; думал, что в той половине мира, где в древности явились боги, власть скудеет, перетекая к другим народам и державам, и что это правильно. Ибо сказано в Книге Тайн на Листах Арсолана: чтобы воздвиглось новое, должно рухнуть старое.
А вот Лех Менгич не думал о власти над миром, так как подобная чушь его не волновала. Сидел он с учениками у своих приборов, ставил опыты, вел записи и размышлял не о власти, не о политике, не о войне, а о тайнах материи. Другие проблемы - те, что лежали за стенами Эммелитового Двора, - были ему неинтересны.
Власть над миром? Над этой крохотной планеткой? Какая мелочь! То, что искал старый мудрец, обещало власть над всей Галактикой.
Глава 7
Прошлое. Джен Джакарра, Шанхо, 1830-1837 годы от Пришествия Оримби Мооль. Ро Невара, арсоланская столица Инкала, 1834 год от Пришествия Оримби Мооль. Инкала и Цолан, похищение, 1838 год от Пришествия Оримби Мооль. Страна Гор, 1841 год от Пришествия Оримби Мооль.
Что же до сагамора Че Чантара, то он, как говорилось выше, пропал в 1580 году, отправившись в экспедицию в горы. Он выступил из Инкалы с большим караваном лам, с воинами и жрецами, носильщиками и погонщиками, но никто из спутников владыки не знал о его намерениях. Собирался ли он подняться к снежным вершинам и в каком месте? Или хотел пересечь горную цепь, которая тянется на западе Нижней Эйпонны, и проложить дорогу в леса, в бассейн Матери Вод? Это доподлинно не известно. Как следует из описаний того похода, составленных жрецами, отряд проходил за день десятую часть полета сокола, после чего разбивался лагерь. Так они добрались до границы снегов и некоторое время шли вдоль нее в направлении перевала Сломанных Сосен. Ночью ставили шатры и разжигали огонь, так как на этой высоте холод был невыносим для людей, привыкших к теплу равнины.
Однажды утром сагамор не вышел из своего шатра, и служители, заглянув в него, не увидели владыку. Старший над воинами, обеспокоившись, разослал отряды, но след Че Чантара обнаружен не был, хотя искали тщательно. В ту ночь в гор сошла небольшая снежная лавина, и в ней тоже искали, рылись в снегу, но бесполезно. С тем экспедиция и вернулась в Инкалу, представ перед наследником Че Сиритом, его братьями и сестрами, детьмы владыки. Были они опечалены и ждали год, надеясь, что их отец и господин вернется, а затем Че Сирита подняли на циновке власти и объявили сагамором.
Что же случилось с владыкой Арсоланы? Ушел ли он по собственной воле или был уведен насильно некими злодеями? Что произошло потом? Погиб ли Че Чантар под лавиной, был ли убит или, как считают многие, вознесся в небеса и стал спутником богов? Неизвестно... Тайну эту знают только небо, звезды и снежные вершины гор...
С тех пор прошло больше двух с половиной столетий, умерли спутники Че Чантара, умер его светлорожденный сын и умер внук, и правит нынче Арсоланой правнук Че Куат. И хотя время не стерло память о той загадочной истории, но похоронило все ее следы. Молено лишь заметить, что необъяснимые пропажи в семье арсоланских сагаморов не прекратились: в 1838 году исчезла дочь владыки Че Куата, отправленная родителем в Полон, чтобы приобщиться к мудрости Храма. А девушку эту берегли так, как берегут кецаля в драгоценном оперении; была она гостьей цоланского правителя, и не спускали с нее глаз учителя, служанки и охранники. Но вот однажды...
Серебристая «рысь» плавно скользила по аллее между цветущих каштанов. Молодой Ах-Хишари приоткрыл окна, и в кабину вливался сладкий аромат, не такой густой, как от сирени, и почему-то напомнивший Дженнаку Хайан с его рощами пальм и магнолий. Давно он не был в родном городе... Может быть, из-за того, что думал о нем как о средоточии потерь: отец, мать, братья, сестры, Вианна, Грхаб - все они были с ним в Хайане и все ушли, но остались связанными с этим местом, с древним дворцом сагамора, с золотыми песками на берегу Ринкаса и чайками, что мечутся над водами и кричат: «Хайа! Хайа!» Воспоминание об их криках внезапно наполнило Дженнака тоской, и подумалось ему, что с каждым годом это чувство будет все сильнее, и нельзя от него избавиться, как и от собственной памяти. Человек, проживший много лет — словно мост между прошлым и настоящим, и хоть короток этот мостик у людей, но та его половина, что пришлась на юность и годы зрелости, не забывается. Для него же этот мост был огромен, длиною больше трех столетий, огромен и усеян пеплом погребальных костров. Чем длиннее мост, тем больше воспоминаний и больше тоски...
Нево Ах-Хишари глядел на него с тревогой.
- Ты бледен, мой господин... Хорошо ли тебе спалось?
Дженнак провел по лицу ладонями, стирая след печали.
- Спал я хорошо. Запомни, друг мой: нет слаще сна, чем рядом с любимой женщиной. Будешь ее искать, будешь выбирать, не жалей на это труда и усилий. Помни: многие расстелят тебе шелка любви, но лишь у одной они будут пахнуть цветами... - Он вдохнул аромат каштанов и добавил: - Не сон меня тревожит, а то, что грядет война, что опять прольются реки крови... Я подумал об этом и вспомнил, сколько близких и друзей мной потеряно. Ушли они в Чак Мооль, исчезли из мира, и сердце мое тоскует по ним...
- Ты много воевал, мой лорд? — спросил Нево.
- Больше, чем мне хотелось. Слишком много битв, слишком много ран...
- Но на твоем лице и на руках нет шрамов!
- Они здесь. - Дженнак приложил ладонь к груди.
Шрамов у него в самом деле не было, если не считать царапины, нанесенной когда-то клинком Эйчида. Наставник Грхаб обучил его волшебному искусству боя, и ни меч, ни копье, ни стрела его коснуться не смогли. Спустя десятилетия, когда стрелы сменились снарядами и пулями, Дженнак уже учился сам и делал это тщательно, понимая, что свинец и перенар опаснее клинков и стрел. Но еще до тех времен, много, много лет назад, шла молва о его неуязвимости и находились люди, желавшие это проверить. К людям удача благосклонной не была, но жуткий монстр в Нижней Эйпонне чуть не разделался с ним. И хотя с той поры не изменяло Дженнаку боевое счастье,
он знал, что есть пределы у его неуязвимости. Знал он и другое: душу ранить легче, чем плоть.
- Я не хотел бы воевать, - вдруг промолвил Нево. - Хор, мой старший брат, что правит в Тверне, тот воин! А я хотел бы поселиться в Эммелитовом Дворе. Мне там интереснее.
- Почему?
- Не знаю. Таким уж я уродился... - Нево пожал плечами. - Мне было три года, когда я увидел ракеты - не настоящие, а шутихи, что пускают по праздникам. Теперь я знаю, как летит боевая ракета, могу рассчитать ее движение, вес и заряд... И я думаю: вот бы сделать ее больше, такой, чтобы поместился человек! Чтобы она могла лететь с огромной скоростью, в десять раз быстрее воздушных кораблей! Из Росквы в Чилат-Джень- ел или еще дальше!
- Но ракета упадет на землю и человек погибнет, — сказал Дженнак, удивленный этой идеей.
- В том-то и дело, мой лорд! Надо затормозить полет, и пока я не знаю, как к этому подступиться. Возможно, соединить ракету с крыланом... Учитель Фалтаф говорит, что нужен новый двигатель, много мощнее моторов на воздухолетах и одноко- леснике. Если удастся его построить, то мы...
Юноша смолк.
- Ты говоришь про Фалтафа из Норелга? - спросил Дженнак.
- Да. Он мой наставник.
Они помолчали. Машина выехала из поместья Ах-Хишари и двигалась теперь вдоль насыпи одноколесника.
- Вчера, когда мы стояли перед изваяниями богов, ты не молился, - произнес Дженнак. - Или я не прав?
- Прав. А ты, мой господин? Ты веришь в богов?
- Пожалуй, нет, хоть наши боги милосердны. Когда-то они были нужны, они помогали людям обуздывать страсти, они направляли владык... Но в нынешнем мире им нет места.
Нево согласно кивнул.
- Нынче боги - костыль для слабых, опора немощных. Мне они не нужны. Мои боги — в Эммелитовом Дворе.
- Плоды просвещения? - молвил с улыбкой Дженнак.
- Они, мой господин. Отец недоволен... Но что я могу поделать? Вера гнездится в сердце... она или есть, или ее нет...
Навстречу им с шумом и грохотом промчался состав. Серебристый экипаж снова повернул - на неприметную узкую дорогу. Дженнаку она показалась незнакомой. Должно быть, в лес к болоту, где поджидал пятнистый «жук», добирались разными путями.
- Хочу спросить, мой лорд... не сочти это дерзостью... - смущенно произнес Нево. - Я о твоем совете - искать и выбирать свою женщину, не жалея трудов и усилий... У тебя тоже было так?
- Не совсем. У каждого свой искус, Нево. Мне пришлось ждать.
- Долго?
- Долго. Ты бы удивился, если бы я сказал. Или не поверил...
Джен Джакарра,Шанхо, 1830*1837 годы от ПришествияОримбиМооль
Поверить в самом деле было нелегко - от видения в тайонельском храме до встречи с чакчан прошли долгие годы, почти сто сорок лет. Две человеческие жизни, причем не самые короткие!
В 1831 году Дженнак приехал из Ханая в Шанхо. У Аполло Джумы имелись здесь посредники, ибо финансы и торговля не знают границ; кто управлял мастерскими, кто ссужал серебро под хороший процент, кто занимался морскими перевозками, а самые доверенные люди, потомки приехавших из Шочи-ту-ах- чилат, служили в канцелярии наместника. Они-то и представили богатого ханайца Джена Джакарру высокочтимому Ицамне, бывшему в то время сахемом Китаны. Как водится, Дженнак поднес дары, самым значительным из которых был мешочек с лизирскими алмазами; дары благосклонно приняли, после чего никаких проблем в коммерческих делах не возникало. Тар Джакарра расширил свое оружейное предприятие, получил заказы от накомов и тидама Китайского флота, устроил мастерские в Сейле и купил поместье на океанском берегу. Разумеется, его приняли в высший свет и допустили к развлечениям, которые в Шанхо немногим отличались от ханайских: пиры, охота, скачки и танцы обнаженных девушек. Правда, аситские обычаи насчет благородных женщин были строги, на пирах они не появлялись и на охоту не ездили, зато имелись особые дома, поставляйте флейтисток и плясуний, а при нужде - более ценный товар, юных красивых сказительниц, знавших китайские легенды и обладающих приятным голосом. Охотились же большей частью на тигров и оленей, уток, фазанов и аистов, ибо лишь эта добыча считалась достойной знатных мужчин. Кроме того, были в Китане лицедеи и всякие искусники, умевшие дрессировать животных, ходить по канату и жонглировать тарелками.