За пару лет Дженнак прижился в Шанхо, набрал людей, которым можно доверять, а те уже нашли секретные Дороги в Сайберн. Сначала караваны отправлялись раз в полгода, потом - каждые два-три месяца; в ящиках и вьюках везли снаряды и патроны, клинки, карабины и разобранные метатели, громовые шары, зрительные трубы и перенар. Не все уходило изломщикам - кое-что пряталось в горах Китаны или доставалось местным повстанцам.
Было их немного, так как народ в этой стране отличался миролюбием, и редкий человек имел склонность к оружию и военному ремеслу. Но китаны обладали особой силой, которую Дженнак, по прошествии лет, распознал и оценил. Этой силой являлась сплоченность. Народ в Китане не разделялся на племена, был един и монолитен, обожествлял кровную связь с землей и домом, с предками и родичами, счет которых шел на сотни или тысячи. Как правило, такая община жила в одном селении, в городке или районе крупного города, владела землей либо каким-то ремеслом, и защищала своих до последней капли крови. Китаны мирились с аснтским владычеством, платили налоги и покорствовали власти, если та уважала их обычай. Но Тракт Вечерней Зари и плантации Ама-То не могли обойтись без рук китанов; людей хватали в городах и деревнях, общины защищались, власть отвечала клинком и пулей, и на каждого взятого раба приходился десяток убитых. Те, кому повезло, кто не погиб и не попал в невольники, уходили в западные горы; одни - чтобы мстить, другие - чтобы просто выжить, затаившись в ущельях и пещерах. Были и такие, кто бежал на север, к дейхолам и изломщикам.
Об этих бедах было Дженнаку известно с тех времен, когда называли его Тэбом-тенгри, ибо Тракт прокладывался на его глазах и беглые рабы просили у него защиты. Просили, получали, прятались в дейхольских стойбищах и говорили, говорили - о разоренных деревнях, погибших детях, перебитых родичах, чьи трупы остались гнить в грязи. Сайберн был дик и огромен, Россайнел - далек, а Китана лежала у океанских берегов, напротив Асатла. Боевые корабли плыли в Китану быстро, и власть аситов в ней была крепка. Теперь Дженнак это видел своими глазами. Видел и, отправляя караваны на север и запад, думал: нет такого крепкого, что было бы нельзя разрушить.
Так проходили годы, и спустя шесть лет появился в Шанхо новый военный чиновник Невара, полный батаб и глава Надзирающих. Прибыл он из Чилат-Дженьела, получив там высокое назначение, а до того служил в Инкале советником аситского посла - конечно, по тем же делам, что связаны с надзором. В Арсолане и Сеннаме надзор был, конечно, тайным, но и в Азайе ведомство Невары напоказ не выставлялось. В Шанхо он приехал с повышением, ибо служба здесь имела преимущества: в Сеннаме изобличенных шпионов топтали быками, в Арсолане топили, а в Азайе Надзирающие сами могли утопить и затоптать кого угодно.
Этих людей, большей частью коренных атлийцев, Дженнак не жаловал и не считал их настоящими лазутчиками, подобными Иллару-ро, который некогда пришел к нему в Фирату. Иллар был великим знатоком степи и наблюдал за ней во имя мира между Домами Мейтассы и Одисса, а Надзирающие в Шанхо больше напоминали палачей. Вероятно, их новый вождь такой же помет койота, решил Дженнак, получив от сахема Ицамны приглашение в Три Пирамиды. Там намечался пир в честь Невары - для аситов, любителей всяких церемоний, дело почти священное, которым пренебречь нельзя. Итак, конюхи заседлали лошадей, шесть стражей из китанов сели в седла, Дженнак облачился в пристойный наряд и поехал в Шанхо, представляя Невару в облике крючконосого атлийца с тонкими жестокими губами.
Увидев главу Надзирающих, он испытал потрясение. То была встреча с минувшим, не столь уж далеким для Дженнака и потому особенно памятным: прошло лишь восемнадцать лет, как он, в обличье старого изломщика, бился в пустынях бихара, отступал под палящим солнцем, рыл ямы в песке, чтобы добраться до воды, и в том же песке хоронил погибших. Он помнил об этом, точно случилось все вчера... Помнил и Невару.
Невара... распространенное имя в Асатле... в аситском войске, возможно, сто Невар, и есть среди них цолкины и батабы... Но это был Ро Невара, предводитель тасситских всадников, и за прошедшие годы он не изменился ни на волос. Те же зеленоватые глаза, полные губы и молодая гладкая кожа... Впервые увидев его - там, в песках, во время отступления - Дженнак изумился сходству Невары с людьми, которых знал когда-то. С тех пор миновало не восемнадцать лет, а три столетия, но разве забудешь врагов, ушедших в Великую Пустоту! Оро’тана... С ним Дженнак скрестил клинок в далекой юности, у валов Фираты, и случилось это в День Керравао. Оро’тана назвал его младшим родичем и сражался честно, а перед смертью сказал: ты - Дженнак Неуязвимый... Другим был Оро’минга, властолюбец и глупец, бросивший вызов ему в Цолане, мастер топора; на топорах они и бились, на небольших смертоносных тасситских топориках, и Дженнак разрубил Оро’минге ключицу. Умер этот койот недостойно, обозвав Дженнака колдуном... Люди с разной сетанной, но с одинаковой судьбой, и оба - светлорожденные из рода Оро, похожие, как две горошины в стручке...
А Ро Невара, знал он об этом или нет, тоже был светлорожденным - вероятно, последним осколком семьи, которой по праву принадлежала власть в Мейтассе. Только Мейтассы уже не было - был Асатл, и сидел на его престоле сагамор Шират, в котором светлой крови не хватило б на наперсток. А Невара служил Ширату, не ведая, должно быть, о своем предназначении. и выпала ему судьба погибнуть в знойных песках, умереть от жажды или под кликом номада... Унизительная смерть для светлорожденного! А он хоть из семьи врагов, но все же родич! Так что Дженнак поехал с ним к тому бахвалу, вождю кочевников, и сбросил великого воина Ибада с лошади. Опозорил его, зато спас свой отряд, и тасситов, и родича Невару... Невара, конечно, об этом помнит и наверное даже благодарен - только не Джену Джакарре, а сотнику Гриве, исчезнувшему где-то в северных лесных просторах...
Их представили друг другу, и Дженнак приветствовал 6атаба как равный равного: тот выдавал себя за отанча, а Джен Джакарра унаследовал от матери светлую кровь Арсолана. К тому же Джакарра был богат, владел поместьями, и мастерскими, и сундуками с серебром, а Ро Невара, хоть и был большим начальником, сундук имел с дырой, и гулял в нем ветер. Пока гулял; не исключалось, что, сделавшись главой Надзирающих, этот потомок Мейтассы обогатится. Ибо сказано: есть сто способов, как приготовить земляные плоды, и все они хороши.
Джен Джакарра пришелся по душе батабу, и в ближайшие месяцы их дружба укрепилась. К тому была масса причин: близкий возраст и отдаленное, но все же сходство в облике; любовь к аталийским и иберским винам, запас которых в доме Джакарры был неисчерпаем; серый жеребец, подаренный батабу, и преподнесенный ему же ценный клинок; шкура ягуара из ренигских джунглей, которой батаб отдарился (Дженнак положил ее на почетном месте, у очага); высшая оценка дам и девиц из Цолана и прочие о нем воспоминания - батаб в Юкате служил, а Джакарра учился; наконец, страсть к охоте на фазанов. Кроме всего перечисленного, у каждого имелись тайные мотивы: Дженнак получал от Невары кое-какие полезные сведения, а глава Надзирающих, по долгу службы, был обязан присматривать за людьми богатыми и влиятельными. Если же человек очень богат, то не пристало следить за ним цолкину или, тем более, мелкому лазутчику; такое богатство требует уважения и, оказав его, получишь больше выгод, чем от примитивной слежки. Невара и тар Джакарра понимали этот взаимный интерес и о нем помалкивали, ибо есть вещи не для слуха, а для тайных размышлений.
Нельзя сказать, что они встречались часто и стали уж очень близки, но каждые восемь-десять дней Невара навещал богатого приятеля, пил густое аталийское вино, закусывал фазаном и предавался воспоминаниям. Джен Джакарра был как раз такой персоной, с которой приятно побеседовать о прошлом: слушал внимательно, не пытался выведать запретное и задавал вопросы исключительно по делу. Если же что-то рассказывал сам, то были эти истории поучительны, а временами очень интересны - например, о Нефатской Резне, которой отец Джакар- ры стал невольным свидетелем. Невара же говорил о юности, проведенной у отанчей, о боях с номадами пустыни, о службе в Юкате, о Чилат-Дженьеле и аситских владыках, прошлом и нынешнем, но больше всего - о тех годах, когда он сидел в Ин- кале советником посла. Конечно, тайные труды советника не обсуждались - вместо этих скользких тем Невара восхищался городом и его великолепным климатом, напитками и яствами, садами и дворцами, а также красотою гор и арсоланских женщин. Особенно запомнились ему торжественные шествия и церемонии в Храме Арсолана, что проводились весной, в праздничные дни начала года, когда сагамор выходит к народу со всей своей семьей. Джен Джакарра слушал Невару, вздыхал и говорил, что надо и ему побывать в Инкале, на родине предков, ибо мать его Ирия Арноло - да будут боги милостивы к ней! - ведет происхождение от Джемина Строителя, светлорожденного владыки из Дома Арсолана. В чем проблема? - отвечал собеседник. Садись, достойный тар, на корабль, и через несколько дней будешь в Инкале. Но лучше плыть туда к началу года, чтобы посетить великий Храм и поглядеть на сагамора и его семейство. На самого пресветлого Че Куата, на его супругу и наложниц, на его сыновей и прочих родичей, а особенно на дочь владыки. На четвертую дочь Айчени, так как три старших уже ушли в другие благородные Дома, а младшая тоже в невестах не засидится.
И, словно для того, чтобы поощрить Джена Джакарру в этом предприятии, глава Надзирающих поведал ему некую тайну сердца, а закончив рассказ, с грустью произнес: не стоит койоту любоваться луной и лязгать на нее зубами...
Ро Невара, арсоланскаястолица Инкала, 1834 год от Пришествия Оримби Мооль
Пять дней начала года перед первым весенним месяцем, Месяцем Бурь, отмечались во всех Очагах Эйпонны как великий праздник. В Арсолане и Сеннаме, лежавших по другую сторону экватора, с Месяца Бурь начиналась не весна, а осень, но и там соблюдали традицию и древний календарь, предложенный некогда майя. То и другое объединяло страны Эйпонны, и во всех цивилизованных краях месяцы и дни назывались одинаково, а отсчет лет вели от Пришествия Оримби Мооль, Ветра из Пустоты, который принес богов в Юкату.