Он направлялся к трехступенчатой пирамиде с широким основанием, стоявшей к северу от бассейна. Как и в былые годы, ее яруса были устроены в виде террас, засаженных зеленью и прикрытых от солнца яркими тентами, а под кровлей тянулся фриз из початков маиса. Когда-то здесь обитала красавица Ице Ханома, сестра Чичен-те, цоланского правителя... Память о ее объятиях, сочных губах и щедром теле не покинула Дженнака, но думать о ней ему не хотелось. Много, слишком много воспоминаний навевали Цолан и прошлое! Сейчас он шел в то же место, но к другой женщине, к девушке, что станет не подругой на ночь, а спутницей на век.
Внизу, у насыпи, прогуливались стражи из личных гвардейцев халач-виника, наверху, у северного дворца, стояли арсоланские воины, горцы с карабинами и при клинках. Их оказалось не меньше трех десятков, и при виде их суровых лиц Дженнак довольно кивнул - здесь дочь сагамора охраняли со всем тщанием. Но наставники, ходившие к ней, были воинам знакомы, так что никто его не задержал и не спросил, что он делает у входа во дворец. Там его уже поджидала девушка-служанка, и Дженнак поплелся за нею, старательно имитируя походку Баратцу-Има и даже ворча под нос, что годы его изрядные, а девица слишком шустрая, и поспевать за такой попрыгушкой нелегко.
Его провели в хоган на втором этаже, выходивший широкими проемами на зеленую террасу. Там на циновке сидела девушка - та самая, похожая на Чоллу и Вианну, и в то же время совсем другая, хотя зрачки ее были изумрудными, губы - пухлыми и алыми, а темные мягкие волосы падали на плечи так же, как у милой чакчан, спутницы юных лет Дженнака. Он не сразу догадался, в чем отличие - прошло, вероятно, три или четыре вздоха, пока он не понял, что у нее другое выражение лица. Не кроткое, как у Вианны, и не надменное, как у Чоллы; эта красавица смотрела на него чуть улыбаясь, с едва заметной смешинкой, будто говорила; вот и ты, мой бедный учитель! Потерпи! Кувшины тебя уже дожидаются!
Дженнак принял позу покорности и склонил голову.
- Да будет с тобою милость Шестерых, светлая Айчени!
- Да свершится их воля! - послышалось в ответ. - Садись, отец мой, и начнем урок.
Скрестив ноги и отдуваясь, Дженнак опустился на циновку. Сердце в его груди стучало ударами тревожного барабана.
- Сегодня, госпожа, я расскажу тебе о Риканне... - начал он.
- Но об этом мы уже говорили, - с улыбкой заметила Айчени.
- Разве? Клянусь черепахой Сеннама, я был уверен, что сегодня речь у нас пойдет о Норелге, Бритайе и прочих странах... Ладно, тогда переберемся в Азайю, в ту ее часть, что зовется Сайберном.
На лице девушки мелькнуло удивление. Расправив на коленях подол белой туники, она промолвила:
- Ты, почтенный, рассказывал мне об Азайе и всех ее частях, и я помню, что Азайя - это все земли от реки Днапр на восток, до океанских берегов. Азайя состоит из пяти огромных территорий, называемых Россайнелом, Сайберном, Китаной, Хннгом и Бихарой, и Сайберн - самая большая его часть. Еще я прочитала «Размышления у догоревшей свечи» Цора Себра, который пишет о странах, народах и их обычаях. Я даже помню, как ты сказал, что у Цора есть сын Кутум, тоже великий знаток чужих земель, и этот Кутум Себр скоро закончит новую книгу, более подробную, чем у его отца. Кстати, обе Эйпонны и Лизир мы тоже изучали, и остался у нас только Дальний материк.
Сказав это, Айчени уставилась на своего учителя, и в ее глазах Дженнак разглядел уже не смешинку, а подозрение: не заглянул ли ты, Баратцу-Им, на дно кувшина? Ноздри девушки затрепетали - кажется, она пыталась выяснить, не исходят ли от наставника винные запахи.
- Это похвально, что ты усвоила мои уроки, - сказал Дженнак. - Это греет мне душу, ибо те юные бездельники, которых я обучаю в Храме, до сих пор не могут отличить Ханай от Хайана и полагают, что страна Нефати находится на берегу Бескрайних Вод. Воистину, они - черепашьи яйца, а ты - дочь кецаля!
- Конечно, я дочь кецаля, ведь мой родитель - сагамор! - хихикнув, согласилась Айчени. - А вот ты сегодня похож на попугая. Где твоя память и острый разум, мой учитель? Где твои соколиные перья?
Дженнак добродушно улыбнулся ей в ответ. Айчени намекала на одиссарскую пословицу о том, что не сумевший раздобыть соколиное перо рядится в перья попугая. Он любовался этой девушкой - ее лицо было таким живым, таким изменчивым, словно море при разной погоде! Удивление, ирония, любопытство, властная уверенность в себе, но ни следа гордыни или неприязни... Чолла давно бы выкинула вон недоумка-учи- теля...
- Ты смотришь так странно... - вдруг произнесла Айчени. - Так, будто видишь меня в первый раз.
- Не в первый, - ответил Дженнак, и это было правдой. - Но вернемся к нашему уроку, госпожа, вернемся все же к Риканне и Лизиру. Думаю, я мог бы рассказать тебе о том, как были открыты эти земли. О плавании в другую половину мира, которое свершилось три столетия назад.
- Но об этом я читала еще в детстве... в детстве и потом, когда у меня прибавилось ума... - Взгляд Айчени стал мечтательным и задумчивым. - Я читала «Историю завоевания Риканны» и другие книги о Первом походе пресветлого Дженнака и тидама О’Каймора, о том, как они достигли Иберы, и высадились там, и заключили союз с рыжебородыми людьми, и...
- Читала, но помнишь плохо, - прервал ее Дженнак. - В «Истории» сказано: корабли достигли сначала Лизира, и лишь потом иберийских земель. И говорится в этой книге, что первыми людьми, которых увидел тар Дженнак, были не иберы, а темнокожие дикари, напавшие на его воинов. Это случилось в тот день, когда Дженнак повел отряд к их стойбищу, и шел он без щита, ибо в руках у него была вампа мира. Идти пришлось ущельем, и там дикари атаковали одиссарских воинов, но те перебили нападавших и, придя в ярость, хотели сжечь селение темнокожих. Но тар Дженнак запретил, сказав: не меч мы сюда принесли, но мир. И отряд вернулся на берег, прихватив с собой нефатского купца Та-Кема, что торговал в селении дикарей. Они вернулись к океану, в лагерь, разбитый у бухты, где стояли их драммары... - Закрыв глаза, Дженнак стал перечислять: - «Тофал» и «Сирим» с синими парусами, «Арсолана» с золотыми, «Одиссар» с пурпурными и «Кейтаб», чьи паруса были оттенка бирюзы... Они стояли там точно пять птиц, прилетевших из-за моря, и покачивались на волнах...
Айчени слушала как зачарованная.
- Хочешь знать, что было дальше? - спросил Дженнак.
- Да... Да! Рассказывай, отец мой!
- Ты, конечно, знаешь, что кроме Дженнака был на кораблях еще один светлорожденный... была девушка, дочь Че Чанта-
ра...
- Чолла! Из нашего рода! — Айчени гордо вскинула голову. - Чолла, повелительница Иберы!
- Да, Чолла... А теперь я скажу тебе то, о чем не написано в книгах. Но прежде спрошу: разве не было у Че Чантара сыновей?.. Были! Почему же в этот опасный поход он отправил дочь, а не сына?.. Как ты думаешь?
- Возможно, ей так захотелось, наставник, и она упросила отца... знаю, есть властные женщины, мечтающие править без супруга... В Эйпонне для Чоллы не нашлось владения, а Иберу она взяла сама.
- Да, она была властной и хотела править, но это лишь половина правды, - произнес Дженнак. - Вот другая половина: Очаги Арсолана и Одисса хотели видеть ее женой Дженнака. Чантар и Джеданна, их родители, решили, что тяготы, перенесенные вместе, сблизят молодых.
- Но ведь этого не произошло... - прошептала Айчени, широко распахнув глаза.
- Не произошло, - эхом повторил Дженнак и, сделав паузу продолжил: - Рядом с местом, где стояли корабли, была другая бухта, удивительней которой мореходам не встречалось. В нее приплывали огромные морские змеи... приплывали, чтобы выброситься на скалистый берег навстречу гибели.
- Почему?
- Этого никто не знает даже сейчас. Возможно, они состарились, потеряли силу и не захотели больше жить... Но не о змеях будет мой рассказ, а о людях, о Чолле и Дженнаке. О том, что дочь сагамора пожелала добраться до бухты и взглянуть на мертвых тварей, и пошла туда без воинов и слуг, с одним только таром Дженнаком. Правда, и опасности для них не было - те места совершенно безлюдны...
Айчени, стиснув кулачки, впилась в Дженнака взглядом. Ее лицо посуровело.
- Откуда ты об этом знаешь, Баратцу-Им? Кто рассказал тебе о вещах, которых нет ни в арсоланских, ни в одиссрских книгах? Или есть какой-то древний свиток, где говорится о минувшем и где написано такое, что неизвестно никому? В любом случае, будь осторожен, наставник! Тайны светлорожденных не для простых людей!
- Нас здесь только двое, ты и я, - молвил Дженнак, изменяя обличье. Морщины на его лице разгладились, исчезли мешки под глазами, кожа обрела прежнюю упругость, губы - яркость; шея уже не казалась стволом старого дерева, а руки - его узловатыми корнями.
- Кто... кто ты? - пробормотала потрясенная Айчени, сжавшись на своей циновке. - Как ты это делаешь?
- Магия тустла, - пояснил Дженнак. - Позже я расскажу тебе о ней, а сейчас вернемся в ту бухту на берегах Лизира. Вернемся, ибо тебе и мне нужно понять нечто важное, нечто такое, от чего зависят наши судьбы. Или мы соединим их и сплетем, или расстанемся и позабудем эту встречу... Тебе решать! - Он провел по лицу ладонью, стирая всякое воспоминание о старом учителе Баратцу-Име. - Я пошел с Чоллой... пошел, потому что чудилось мне, что сердце ее готово раскрыться и одарить меня счастьем - тем счастьем, что у меня отняли... но это уже другая история, и говорить о ней я не хочу. В той бухте, на теплых золотых песках, Чолла расстелила мне шелка любви, а ты ведь знаешь, как об этом говорится: возлегший на них неподвластен Мейтассе, Повелителю Времени... Но не получилось! Было солнце, было море, были шелка, но не было любви...
- Почему? - шепнула Айчени, не спуская с него глаз. - Почему, сахем?
- Каждый из нас - женщина ли, мужчина - делает свой выбор: любовь или что-то вместо любви. Слава, власть, почести, богатство и остальное, что тоже человеку дорого, что приносит ему радость... Временами эти символы успеха сочетаются с любовью, но и тогда нужно выбрать главное и знать: отрину все ради любви или расстанусь с нею, ибо другое дороже. - Помолчав, Дженнак добавил: - Чолла сделала свой выбор.