Огромная собака заходится остервенелым хриплым лаем, кидается, встает на дыбы, удерживаемая цепью, скалит страшную пасть с огромными желтоватыми зубами, по которым стекают клочья пены…
Воспоминание всплыло внезапно. Голову сдавило железным обручем. Больно. Во рту появился знакомый тошнотворный привкус соли и ржавчины. Я торопливо вытянула из кармана джинсов платок и прижала к носу. Неужели кровь пойдет? Только не это. Надо отвлечься. Подумать о чем-то другом. И угораздило же меня вспомнить тот случай именно сейчас. Так некстати. Давно не вспоминала. И не хочу вспоминать больше никогда. Оборотни. Как же. Ерунда, конечно. Брэйди сказал, что верит в легенду совсем не для того, чтобы напугать. Наверное, ему хотелось, чтобы я поверила, что его чувство так же сильно, как у воина-волка.
И он хотел поцеловать меня. Всего лишь несколько минут назад Брэйди был так близко, что его дыхание касалось моих губ. Если бы нас не прервали, то… Наверное поцелуй был бы таким же жарким, каким я представляла его поцелуи с Ли.
Нетерпеливые жаркие объятия. Руки, с жадностью изучающие тела. Губы, встречающиеся в поцелуе, вначале намекающем и легком, который постепенно перерастает в глубокий и страстный. Испарина, выступающая на поверхности гладкой, смуглой кожи. Треск рвущейся ткани…
Треск рвущейся ткани? Оххххххххх. Об этом я не подумала. А должна была бы. Брэйди совсем взрослый. Он наверняка захочет… этого. А я… Я даже не знаю как это. Вернее — я знаю. Теоретически. В январе мне исполнится восемнадцать, и я, конечно, знаю, как все это происходит. Физиологию, так сказать. Источником этих полезнейших знаний служили, как у всех нормальных девчонок:
• Поучительная беседа с мамой, которая рассказывала мне о сексе, как о крайней степени доверия любимому человеку. Тактичная и осторожная. Очень личная.
• Весьма познавательный треп с подружками на эту же тему, который добавил пошлых подробностей и вызвал легкое чувство отвращения к плотской любви.
• И премиленькая газетка «Спид-Инфо», которую выписывали Валечкины родители, а мы в их отсутствие зачитывались ею, открыв рты, разглядывая картинки, и узнавали ТАКОЕ.
• Интернет, в конце концов.
В общем, теория у меня была на высоте. А в практике я была, мягко выражаясь не сильна. Не было у меня практики.
Я не то что о сексе не думала, а даже никогда не целовалась толком. Вряд ли Серегина неуклюжая попытка чмокнуть меня в губы может считаться за полноценный поцелуй. Да и не хотела я целоваться с ним, поэтому мой друг и получил леща.
Мысль о возможном приключении в постели стала для меня шоком. Я лежала в кровати и дрожала. Думала, что Брэйди дождется, когда родители уснут, и придёт. Дверь оставила открытой, пыталась как-то собраться, морально подготовится, отчаянно трусила и ждала его.
Зря.
Он не пришел. Ни в ту ночь, ни в любую из других. И вообще был оскорбительно сдержан.
Родители приезжали только на выходные. Мы оставались вдвоем в огромном пустом доме. Некому было спугнуть поцелуй, и Брэйди целовал меня иногда, но не так жарко и страстно, как я себе представляла. Он просто легонько касался моих губ своими, мягко проводил рукой по волосам. И все. Поначалу я таяла от его тихой нежности. Позже это стало меня раздражать. Он относился ко мне как к ребенку.
Только один раз промелькнуло что-то похожее на настоящую страсть, но слишком далеко дело так и не пошло. Довольно странно все получилось. Тем более, если вспомнить детали.
Днем Брэйди всегда старался быть рядом. Если не спал. Мы часто вместе готовили какие-нибудь местные блюда, вместе завтракали, обедали и ужинали, вместе смотрели телевизор по вечерам. А ночью, очевидно полагая, что я сплю, Брэйди потихоньку выскальзывал из дома. Не каждую ночь, но часто. Он всегда поразительно тихо двигался. Раньше это удивляло. Позже — нет. Привыкла. Я могла безошибочно определить, что он спускается по лестнице не по звуку шагов, а по едва слышному скрипу деревянных ступеней. Легкий стон петель входной двери сообщал, что Брэйди вышел из дома. Можно было смело начинать реветь. Этим я и занималась. Ревела. Плохо спала. Стала раздражительной. А однажды, в одну из тех ночей, когда его не было, мне и вовсе приснился дурацкий сон. Мне снилось, будто я просыпаюсь посреди ночи от четкого ощущения, что на меня смотрят. Открываю глаза и вижу за окном человека, бледное лицо которого было вдохновенно прекрасным, утонченным, обворожительным. Сквозь сон удивляюсь — как это он умудряется держаться за окном так непринужденно, если моя комната на втором этаже и кроме узенького карниза со стороны улицы, ухватиться там не за что. Человек между тем приближает свое лицо к стеклу и глаза его вспыхивают неожиданно хищной красной искрой. Как у вампира из фильма ужасов. Мне даже во сне страшно не было, настолько нелепо и наигранно все это выглядело. Должно быть, мое воображение истощилось в конец, и не в состоянии было выдать полноценный, качественный кошмар. Я сама с интересом потянулась к окну. Хотелось проверить растворится ли бледный красноглазый незнакомец, как дым, если я открою створку и попробую дотронуться до него. Защелка уже почти поддалась, когда с улицы донесся грозный раскатистый рык. Это уже было посерьезнее. Я вгляделась в темноту и различила мерцающие зрачки огромного монстра. В темноте трудно было понять, что именно это был за зверь. Я напрягала глаза, и мне не нравилось то, что получалось разглядеть. Контуры тела хищника, который совершенно очевидно собирался кинуться на бледного незнакомца, напоминали большую собаку. Огромную. Как лошадь! На громовой рык этого пса красноглазый обернулся и неуловимо быстро переместился на подъездную дорожку. Пес шел за ним. В этот момент в редкий промежуток меду тучами выглянула луна и осветила оскаленную морду зверя. Я отпрянула в ужасе от окна, рухнула на кровать и провалилась в забытье.
Самое противное, что утром кошмар вспомнился со всеми подробностями, да так живо, словно все было на самом деле. Подушка и покрывало были в крови. Я провела рукой по лицу и поднесла к глазам пальцы, испачканные в липкой багровой жидкости. Ну вот. Опять у меня кровь из носа шла. Давно не было. Чтоб ее, эту собаку Баскервилей. И приснится же такая мерзость. Хорошо, что в жизни такого быть не может. Пес размером с лошадь. Бррррррррррррр. Представить жутко. Собралась в ванную, но дверь была закрыта изнутри. Странно — звуков никаких оттуда не доносилось. Сообразив, что Брэйди просто забыл отодвинуть защелку на моей двери после того как закончил с умыванием, я спустилась на кухню. Стучать в дверь его комнаты не хотелось. Может он там переодевается еще, а тут я со своими претензиями. Подобрав волосы заколкой, я стала умываться, глядя, как исчезают в сливном отверстии струи, окрашенные красным. Вода становилась все чище и на полотенце, которое я прихватила с собой из комнаты следов уже не осталось. Зато, позади меня, у самых дверей, как всегда бесшумно, материализовался Брэйди. Он стоял, скрестив руки на груди, и был серьезен до безобразия.
Взяв с моего плеча полотенце, он мазнул меня по щеке у самого уха и показал бордовое пятно, появившееся на мягкой ткани.
— Откуда?
От его тона впору было забраться под стол, дрожа и оглядываясь, но я уже разучилась бояться Брэйди. Пожала плечами и ответила:
— А, ерунда, — и собралась уже было пройти мимо него в свою комнату, но была схвачена за локоть крепкими пальцами.
— Ты не ответила.
— Ооооой, — застонала я раздраженно. И так не выспалась, так еще и разборки с утра из-за чепухи. — Ну что за паника. Кровь у меня из носа шла. И все. Ты, кстати, дверь мою в ванной открой. Было бы неплохо и душ принять, а не только лицо ополоснуть.
— Я не понимаю, — не отставал Брэйди. — Из-за чего? Ты заболела? Поранилась?
Как же мне хотелось заехать ему по физиономии. Здоровенный красивый парень вел себя как клушка! Словно мне не семнадцать лет, а семь. Я дернула руку, стараясь освободиться из его захвата, но не тут-то было и пришлось объясняться:
— Да сон мне приснился. Страшный. Про огромную собаку, размером с лошадь. Испугалась. И ты прекрасно знаешь почему.
— Дженни-и-и…
Рука наконец-то оказалась на свободе, но вместо того, чтобы отпустить совсем, Брэйди сгреб меня в охапку и прижал к себе. Какое-то время мы стояли вот так, обнявшись, и раздражение мое исчезло без следа, уступив место напряжению, знакомому и непривычному одновременно. Казалось — воздух мерцает от электрических искр, звенит, перенасыщенный энергией. Сердце вдруг застучало глухо и неровно. Остальные звуки исчезли, и я подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Неужели он не чувствует этого? И сразу поняла, что чувствует. Еще как чувствует. Его взгляд был затуманен и напряжен, почти дик. Брэйди неотрывно смотрел на мои губы, но не двигался. Опасаясь, что он может отстраниться в любую минуту, я сама потянулась и поцеловала его. Как могла. Прижалась губами к его губам, провела по ним языком. Брэйди замер, затаив дыхание. Тогда я в отчаянии слегка прикусила его нижнюю губу, чтобы расшевелить. И тут его прорвало. Он поцеловал меня сам. Впился губами, и когда я, от неожиданности чуть не задохнувшись, открыла рот, чтобы глотнуть воздуха, его язык проник внутрь. Поцелуй был неприличным, даже стыдным, но смотреть на нас было некому, и я позволила Брэйди делать все, что он пожелает. Целовать глубоко, почти грубо, прижимать к себе, положив руку ниже талии. Он отодвинулся от меня, когда я расстегнула его рубашку и, провела обеими ладонями по горячей бронзовой коже. Брэйди перехватил мои руки, отстранился и сказал:
— Иди одевайся, Дженни. Сейчас будем завтракать.
Кретин.
Не помню точно, когда наступил момент прозрения, понимания того, что я хочу Брэйди. Как мужчину. Никуда не убегу от него. Позволю все.
Может это произошло сразу после того поцелуя на кухне. Может позже, когда я стала все чаще замечать, как он иногда смотрел на меня, и глаза его притягивали, ласкали жарко, интимно. Его глаза, но не он сам…