Похоже, Тед напрочь забывал о своих вопросах сразу же, как только они слетали с языка. А мое сердце пропустило такт, когда я попыталась, было, собраться с мыслями для ответа. Очень хотелось распрощаться, наконец-то, со словоохотливым водителем, пока он не выдал меня замуж за одного из своих чад. И ведь ничего особенного говорить не требовалось. Достаточно было вежливо сказать: «Спасибо за заботу, Тед. Меня зовут…» и назвать своё имя. Потом сослаться на то, что я тоже очень тороплюсь и вынуждена идти, несмотря на то, что мне очень приятно поговорить с таким хорошим человеком. Попрощаться.
Проще некуда. Вот только имени я своего назвать не могла.
Потому, что не помнила.
Я НЕ ПОМНИЛА СВОЕГО ИМЕНИ.
Уставившись на пожилого, разговорчивого афроамериканца, я судорожно пыталась выудить из своей памяти хоть что-нибудь. Не получалось. В голове было пусто, как в прохудившемся чайнике.
Ни имени, ни фамилии, ни номера социальной страховки…
НИЧЕГО.
Да что там. Я не могла вспомнить, какое сегодня число и день недели!
Оставив сложные вопросы на потом, я попробовала восстановить в памяти события вчерашнего дня.
Не вышло.
Вчерашний день, прошедшая неделя, предыдущий год стерлись из памяти. Как и вся моя жизнь до того момента, когда я проснулась в автобусе. Вместо них, лишь пугающая пустота. Вакуум.
Мне стало страшно.
— Ну что ты хлопаешь глазами? Не проснулась еще? Ты смотри, будь поосторожнее. Лос-Анджелес это тебе не Санта Кларита. Зазеваешься и мигом останешься без денег и документов. К нам в гости в прошлом году приезжал кузен моей жены. Так его обчистили в метро так лихо, что он даже не почувствовал. А ведь ехал не в час пик и точно помнит, что никто к нему близко не подходил. А потом, представь себе, еще и заблудился в двух кварталах от нашего дома. Но я и не удивился. Дело было под вечер. А этот Бак такой недотепа, что не нашел бы в потемках и собственную задницу, даже если бы ему дали карту и фонарик. Ох! Сколько времени. Ты меня совсем заболтала, крошка. Слушай, у меня тут недалеко на стоянке машина. Если подождешь немного, могу подкинуть до дома. Ты где живешь-то, говоришь?
А я ничего и не говорила. Нечего мне было сказать. Совсем. Но то, что «старому Теду» не стоит знать о моих проблемах, я понимала четко. Этот человек вызовет полицию, если я скажу ему, что не помню своего имени. Я бы вызвала. Приедет строгий офицер. Или даже два. Они же в паре работают. И спросят, какое сегодня число. Я не отвечу.
Иииииии….
Здравствуй клиника для душевнобольных!
Такая перспектива меня никак не устраивала. Оставалось врать.
— Спасибо за заботу, мистер… — я украдкой скосила глаза на бейдж, приколотый к лацкану форменной куртки, — Салливан. Но я приехала сюда, чтобы устроиться на работу и собиралась снять квартиру. Так что пока мне ехать некуда. Надо купить газету и поискать себе подходящее жилье. Очень удобно, что рейс прибыл утром. У меня есть время устроиться.
Темное, морщинистое лицо «старого Теда» слегка вытянулось.
— Работать? А ты, милочка, часом не в актрисы собралась? Славы захотелось? То-то ты худая такая. Они все худые, не хуже тех мумий…
Понимая, что сейчас мне расскажут еще парочку занимательных историй из жизни, я перебила словоохотливого водителя:
— Нет, нет. Что вы. Какая из меня актриса? Хочу заработать денег на колледж. Думала устроиться куда-нибудь секретарем или курьером. Что-то вроде того. В Санта Кларите не так много мест, где я могла бы найти работу. Решила попытать счастья здесь.
— А. Ну тогда ладно. Учиться, конечно, надо. Жалко, что мои остолопы не хотят об этом слышать. И напрасно. Говорил я Трою, еще зимой, чтобы он ушами не хлопал, а заполнил анкету и послал в окружной колледж. Это же не Оксфорд, в конце концов, и не Йель. Были шансы, что и при своих оценках он сможет поступить. Я уже и денег подкопил. Не на все обучение, конечно, а только на первый год. Думал, что Трой, здоровенный жлоб, сам заработает на следующий. Вот как ты. Да только кто бы слушал старого …
— До свидания, мистер Салливан. Приятно было с вами поговорить.
Перебивать было невежливо, но я боялась, что если не сделаю этого, то застряну на скамейке у автобуса до вечера. Подхватив сумки, я попыталась изобразить благодарную улыбку и потопала к лотку с газетами.
— Ну пока, пока, малышка. Это хорошо, что ты умная девочка. Вот только худая очень. Тебе бы к нам на недельку. Моя жена делает отличное пюре. И тефтельки. Обожаю тефтельки. Скоро Рождество и мы планируем, как обычно, приготовить гуся с яблоками и пудинг… — неслось мне в след.
За время нашей беседы продавец успел разложить свой пестрый бумажный товар и теперь скучал в ожидании покупателей, дергаясь под музыку, которая была слышна только ему через наушники айпода. Остановившись прямо перед ним, я поставила сумки на асфальт и сунула руку в карман джинс. Там нашлось немного мелочи и смятый пакетик из-под чипсов. Пакетик я выбросила, а на деньги купила две баночки содовой и несколько свежих газет еще пахнущих типографской краской.
Не задерживаясь больше нигде и не оглядываясь по сторонам, я двинулась в сторону небольшого сквера, видневшегося сразу за зданием автовокзала. Он выглядел довольно ухоженным и безопасным. Главное, он не был пустым. Отчаянно зевающий мальчишка лет тринадцати тащил на утреннюю прогулку смешную коротколапую таксу. Собачка была очень упитанной и живо напоминала вислоухую сардельку на ножках. По тротуару, огибающему сквер, целеустремленно трусили несколько девушек в погоне за хорошей фигурой и пожилой, сухонький мужчина, которому на стройность было уже наплевать. Бегал он, скорее всего, по старой привычке.
Устроившись на скамейке, в стороне от основной тропинки, я постаралась успокоиться и взять себя в руки. То, что творилось с памятью, было ненормально и не могло продолжаться долго. Причина, скорее всего в том, что я устала в дороге. Потому и заснула так крепко. Громогласный мистер Салливан разбудил меня слишком резко и, конечно, я растерялась. В голове все смешалось. Нужно просто успокоиться и отдохнуть. Поесть чего-нибудь горячего. Пустой желудок уже давно напоминал о себе, жалобно и безнадежно поскуливая.
Поесть — отличная идея. Было бы только на что. Судя по тому, что мне продали билет, я уже совершеннолетняя. Любой человек, которому исполнилось восемнадцать лет, не мог не понимать, что глупо и опасно отправляться в дорогу без гроша в кармане. Наверняка где-нибудь в одежде или в багаже припрятаны деньги. Найти бы их.
В карманах курточки и джинсов не обнаружилось ничего кроме пары долларов мелочью и «Сникерса», который мне преподнес водитель автобуса. Оставался только один вариант. Сумки, едва не украденные прямо из-под носа и возвращенные бдительным «старым Тедом», стояли тут же, на скамейке. Что в них находится, я не помнила точно так же, как не помнила своего имени, но это было легко исправить. С замиранием сердца я принялась обследовать свой багаж.
В первой сумке не было ничего кроме одежды. Довольно вместительный, практичный, баул из синтетической ткани темно-синего цвета был под завязку набит вещами. Там были джинсы, брюки, блузки, топы, белье, шейные платки и даже шелковая, нежно-розовая пижама. Её цвет неприятно царапнул. Почему — непонятно.
Я застегнула баул и принялась за вторую сумку. Она была изготовлена из такой же прочной синтетики, что и первая. Черно-белая с претенциозным лейблом «addidas» на клапанах накладных карманов и собачках замков, эта сумка была поменьше размером. В накладных карманах обнаружилась карта автомобильных дорог Сиднея, цифровой фотоаппарат, начатая упаковка бумажных носовых платков, четыре пары женских перчаток и очки от солнца. Внутри тоже была одежда. Порывшись среди вещей и не найдя там ничего интересного, я было упала духом, но тут заметила небольшой внутренний карман. Его содержимое превзошло все мои ожидания.
Начнем с того, что там обнаружился полный комплект документов: водительское удостоверение, карточка социального страхования, медицинский страховой полис, диплом об окончании школы г. Милуоки и даже табель с оценками, в котором кроме пятерок по математике, английскому и биологии, имелась так же тройка по физкультуре. Все документы были на имя Оливии Тернер. На фотографии в правах улыбалась довольно милая девушка.
Это я?
Симпатичное лицо с аккуратным носиком и острым подбородком, который делал девушку похожей на лисичку, оживляли замечательные, большие, ясные глаза. А вот прическа её удивила сильно. Я уже почти привыкла к мысли, что задорная мордочка на фотографии — моя собственная. Но волосы. У девушки на фотографии были темные, коротко остриженные волосы, тщательно уложенные в живописный «художественный беспорядок». Я пропустила сквозь пальцы прядь длинных волос и, скосив глаза, уставилась на посеченные кончики светло-русого оттенка. Мда. Довольно странно. Но если фотография все-таки моя, то это означало, что сразу после того, как был сделан этот снимок, я решила поменять имидж. Самое забавное, что я даже не могла припомнить какой цвет волос настоящий. Темный тон, как на фотографии или вот это блондинистое недоразумение. Впрочем, вполне могло быть так, что и тот и другой цвет — результат посещения парикмахерской, а не оттенок, данный от природы.
К документам прилагалось стопка десятидолларовых купюр в банковской упаковке и две бумажки по сто долларов. Немало. С одной стороны это было хорошо. Я могла без проблем найти себе жилье и уж точно имела возможность пойти перекусить в каком-нибудь приличном кафе. С другой стороны, было непонятно, почему вместо удобной кредитной карточки я вожу с собой такую сумму наличными.
Документы, деньги. Это должно было вызвать хоть какие-то воспоминания. Например, как я крутилась перед зеркалом, подготавливаясь застыть перед фотографом на мгновение с таким выражением лица, которое не стыдно потом будет демонстрировать посторонним людям еще долгие годы. Ответственный момент. Я, наверное, жутко волновалась. И уж, конечно, должна была запомнить этот небольшой кусочек своей жизни. В том-то и дело, что должна…