На мать, Дженни и прочих членов семьи все это произвело феноменальное впечатление. Миссис Герхардт, давно измученная жалким положением, к которому привела совершенная Дженни ошибка, выступила за то, чтобы немедленно принять меры по исполнению этого плана. Ее врожденный темперамент был столь жизнерадостным, что она позволила блеску Кливленда всецело себя увлечь и уже видела исполненными собственные мечты не только о приличном доме, но и о процветании детей. «Работа непременно найдется», – повторяла она. Бас прав. Она всегда уговаривала Герхардта перебраться в большой город, но тот отказывался. Теперь появилась необходимость, так что они уедут и заживут лучше, чем когда-либо. Толпы, звонки трамваев, веселье, о котором писал Бас, упоминая театры и великолепные улицы, меблированные дома и тому подобное – все находило в ней отклик, а добиться всего этого, казалось, можно было одним лишь переездом. Нужно лишь начать, а все остальное само приложится.
Дженни была не менее оптимистична. Миссис Герхардт обещала переговорить с мужем, и если он не будет против, то они поедут, а он со временем за ними последует. Она знала, что он не станет возражать против обустройства, которое позволит детям впоследствии зарабатывать себе на жизнь. Хотя, несомненно, откажется бросать нынешнюю должность, приносящую десять долларов в неделю, ради работы в Кливленде, которая неизвестно еще найдется ли. Но если у них все пойдет хорошо, а он свою работу потеряет, то тоже приедет. В этом она не сомневалась.
Ее идеи оказались в полном согласии с фактами. Как только Герхардт прочитал письмо, написанное Джорджем под диктовку матери, он немедленно ответил, что бросать работу ему не стоит, но, если Бас видит для них перспективы, наверное, лучше ехать. Столь охотно он согласился с этим планом по той единственной причине, что был погружен в заботы о поддержке семьи и о выплате уже просроченных долгов. Каждую неделю Герхардт откладывал пять долларов из жалованья, чтобы отправить их почтой жене. Три доллара он платил за пропитание – жилье туда не входило, пятьдесят центов оставлял на расходы, церковный сбор, немного табака и изредка кружку пива. Доллар пятьдесят он откладывал в небольшую стальную копилку в качестве скудного запаса на черный день. Спал он в комнатушке в самом углу верхнего этажа фабрики, где работал, получив на то разрешение после встречи с владельцем, на которого произвели впечатление его честность и его качества как сторожа. Он поднимался туда, просидев один на ступенях фабрики в полузаброшенном районе до девяти вечера, и там, среди сочащихся снизу запахов машин, завершал свой одинокий день тем, что читал немецкую газету, размышлял, сложив на груди руки, становился на колени рядом с открытым в ночную тьму окном для молитвы и наконец молча растягивался на койке. Дни были длинными, перспективы мутными. И однако он со всем почтением вздымал к небесам руки в своей вере в Господа, моля, чтобы тот простил ему грехи, даровал несколько лет спокойствия, позволил снова стать прежним и вернуться к счастливой семейной жизни.
Здесь, на верхнем этаже, с трудом складывая буквы в слова, он и написал в письме, что они могут ехать. Будет неплохо, если Джордж найдет работу.
Результатом стало еще более возросшее возбуждение семейства. Детьми овладело сильнейшее нетерпение и желание ехать, их манили райские чудеса мира, где они еще никогда не бывали. Миссис Герхардт разделяла их чувства, пусть и не столь активно, и когда от Баса, в переписке с которым согласовывались все условия, пришло последнее письмо со словами, что он ждет приезда Дженни, оказалась едва способна себя сдержать.
– Поезжай, – сказала она, – а как уедешь, то и я начну готовиться.
Она знала, что ничего еще не решено окончательно и что все зависит от того, найдет ли Дженни работу, но не могла не чувствовать, что поток событий затягивает их в большой город, почти что вне зависимости от их воли. Оставить позади прежние заботы и неприятности, поскольку переезд это и означал, было для миссис Герхардт величайшей радостью. Перспектива сбросить старую кожу и двинуться к новым возможностям захватила ее, как захватила бы всякое сердце. Она была счастлива так, словно все ее беды уже остались позади – более того, словно их никогда и не было. Предвкушение и ожидания развеяли туман неуверенности и грусти, вновь создали для нее исполненный счастья мир.
Когда для Дженни настал час отъезда, вся семья пришла в крайнее возбуждение.
– А ты скоро-скоро нас уже позовешь? – не в первый раз повторила Марта.
– Скажи Басу, чтоб поторапливался, – настаивал Джордж.
– Я хочу в Кливленд, я хочу в Кливленд, – напевала тем временем Вероника себе под нос.
– Слышали вы ее? – воскликнул Джордж исполненным сарказма голосом.
– Ой, ну тебя, – обиделась Вероника.
Однако, когда наконец настало время расстаться, Дженни потребовались все ее силы, чтобы перенести прощание. Пусть даже все делалось ради того, чтобы им снова оказаться вместе, только в лучших условиях, она не могла не грустить. Свою шестимесячную малышку ей пришлось оставить. Огромный мир был для нее неизведанной территорией. Она побаивалась.
– Не беспокойся, мама. – Ей едва хватило храбрости для этих слов. – Я справлюсь. Как только приеду, напишу. Скоро уже увидимся.
Но стоило ей в последний раз склониться над дочкой, как вся храбрость исчезла, будто задули лампу, и поспешно произнесенные миссис Герхардт ободряющие слова пропали втуне. Нагнувшись над колыбелью, где спала малышка, она вглядывалась в ее личико со страстной материнской любовью.
– Кто тут такая хорошенькая, – проворковала Дженни.
Затем она подхватила дитя на руки и прижала к груди, уткнувшись лицом в маленькое тельце. Миссис Герхардт увидела, что дочь дрожит и трясется.
– Хватит тебе, – сказала она утешающе, – так ведь нельзя. С ней все будет в порядке, я за всем присмотрю. Коли ты так себя будешь вести, лучше тебе вообще не ехать.
Сказав это, она отвернулась, поскольку голос ее тоже был готов дрогнуть.
Дженни подняла свои синие глаза и со слезами передала малышку матери.
– Ничего не могу поделать, – отозвалась она, одновременно и плача, и улыбаясь.
Еще раз поспешно расцеловав сначала мать, потом детей, она заторопилась наружу.
Пройдя немного по улице вместе с Джорджем, она оглянулась и храбро помахала рукой. Миссис Герхардт махнула в ответ, обратив внимание, сколь более женственно та сейчас выглядит. Им пришлось потратить некоторую сумму на новую одежду для поездки. Дженни остановила выбор на скромном коричневом костюмчике из магазина готового платья, который хорошо подошел по размеру. Сейчас на ней была юбка от костюма с белой блузкой и матросская шапочка с белой вуалью, которую можно было при необходимости опустить на лицо. Она отходила все дальше и дальше, миссис Герхардт с любовью смотрела ей вслед, и когда Дженни наконец пропала из виду, ласково произнесла сквозь слезы:
– Красивая какая!
Глава XII
Вскоре сами собой определились и прочие условия семейного переезда. Встретив Дженни на вокзале, Бас сразу же начал объяснять ей положение дел, из которого вытекала и окончательная организация всего остального в соответствии с планом. Ей предстояло найти работу.
– Это – в первую очередь, – сказал он, а тем временем суматоха звуков и красок, которой ее приветствовал огромный город, оглушила Дженни, почти что парализовав все ее чувства. – Найди хоть какую-то работу. Неважно какую, лишь бы была. Даже если ты будешь получать всего три-четыре доллара в неделю, на жилье хватит. С тем, что будет потом зарабатывать Джордж, и с деньгами от папаши мы вполне проживем. И куда лучше, чем в той дыре, – заключил он.
– Да, – неуверенно произнесла Дженни, поскольку ее сознание пребывало под гипнозом окружающих ее картин новой жизни, и она никаким усилием не могла сконцентрировать мысли на предмете обсуждения. – Мне понятно. Что-нибудь найду.
Теперь она была намного старше, если и не возрастом, то в понимании вещей. Тяжкое испытание, через которое она совсем недавно прошла, пробудило в ней более ясное осознание своих жизненных обязанностей. Она все время думала о своей матери – о ней и о детях. Прежде младшеньких Дженни лишь развлекала и наставляла, теперь же они сделались для нее предметом пристальной заботы. Появится ли у Марты и Вероники больше возможностей в жизни, чем было у нее? Им надо получше одеваться. В тот тяжелый период, когда она вся отдалась раздумьям и рассуждениям о собственной судьбе, ей стало ясно, что детям нужно заводить побольше друзей, а еще расширять свой кругозор и чего-то для себя добиваться. Не раз и не два она повторяла матери:
– Будет очень жаль, если им придется бросить школу раньше, чем они подрастут и сумеют выбрать для себя занятие.
Теперь, ступив на порог большого мира, где, как она надеялась, им предстояло найти лучшую жизнь, Дженни вдруг почувствовала себя очень слабой. Столкнувшись с необходимостью сделать усилие, которое потребовал от нее этот огромный мир, она ощутила некоторую неуверенность. Работать, искать работу, уже завтра. Она честно попытается, но получится ли у нее?
Кливленд, как и любой растущий город того времени, был переполнен желающими найти работу. Здесь постоянно возникали новые предприятия, но тех, кто хотел бы занять вновь открывшиеся должности, было всякий раз более чем достаточно. Появившийся в городе чужак вполне мог в первый же день заполучить незначительную работу почти что любого рода, однако мог с тем же успехом, если был не столь усерден, без толку бродить в поисках занятия неделями и даже месяцами. При поиске сравнительно несложной работы, а Дженни умела делать только такую, требовалось спрашивать о ней, где только возможно, что означало очень много ходить пешком и уставать, а подобная усталость почти неизменно влекла бы за собой упадок духа. Бас посоветовал ей начать с лавок и универмагов. Фабрики и прочие варианты следовало оставить на потом.
– Если тебе покажется, что где-то есть хоть какой-то шанс получить работу, – предостерег он ее, – не проходи мимо. Сразу узнавай.