Дженни Герхардт — страница 37 из 93

Когда стало близиться время возвращения, он принялся давать ей мудрые советы.

– Вам нужно придумать способ, как представить меня своему отцу в качестве знакомого. Это облегчит дело. Наверное, я к вам зайду. Вот бы только район был поприличней. Но вашему отцу, чтобы все уладилось, нужно лишь увидеть меня разок-другой. Тогда, если вы потом скажете, что выходите за меня замуж, он ничего такого не подумает.

Она побледнела при мысли об обмане в отношении Весты, но позднее решила, что, быть может, получится убедить отца ничего пока не говорить про ребенка. Он может согласиться.

Одним из наиболее разумных советов Лестера было не выбрасывать одежду, которую она носила в Кливленде, с тем чтобы переодеться в нее, когда они вернутся.

– Об остальных вещах не беспокойтесь, – добавил он. – За ними приглядят, пока мы что-нибудь для себя не устроим.

Легкое и простое решение. Лестер был опытным стратегом.

С момента отъезда Дженни чуть ли не каждый день писала матери. В письма она вкладывала отдельные записочки, предназначенные только для ее глаз и ничьих более. В одной из них она объяснила планы Лестера нанести визит и попросила подготовить почву, сказав отцу, что она встретила человека, которому понравилась. Она упомянула о сложностях в отношении Весты, и мать сразу начала планировать кампанию, чтобы не дать мужу проговориться. Теперь все обязано быть гладко. Дженни нужно дать возможность для лучшей жизни.

Когда она приехала домой, все были очень рады. Разумеется, на работу возвращаться было нельзя, но миссис Герхардт объяснила семье, что миссис Брейсбридж предоставила Дженни несколько недель отпуска, чтобы та могла подыскать место получше, где ей больше платили бы.

Глава XXII

Решив в первом приближении проблему семейства Герхардтов и своих с ним отношений, Кейн заставил себя вернуться в Цинциннати и к тем деловым обязанностям, которым в обычной ситуации посвящал значительную часть времени. Предметом его особого интереса служил огромный завод, занимавший два квартала на окраине города, а теории относительно управления этим предприятием и его дальнейшего развития были для него заботой и удовольствием куда большим, чем для отца или брата. Ему нравилось думать про огромное здание конторы в центре делового района Цинциннати и его далеко простирающиеся коммерческие связи. Про кареты, которые оттуда отправляют в Австралию, Южную Америку, Китай. Ему было приятно чувствовать себя частью всего этого, по существу – жизненно важной частью. Когда он видел на железной дороге грузовые вагоны с надписью «Производственная компания Кейна – Цинциннати» или замечал продукцию компании за витринами небольших фирм, торгующих каретами в различных городах, то ловил себя на том, что сияет от удовлетворения. Занимать существенную должность в организации столь надежной, столь знаменитой, столь откровенно достойной было не последним делом. Все тем самым с готовностью признавали в нем важную персону. Следовательно, он сам, его брат и отец были большими людьми.

Но одно дело – позволять себе подобные мысли, и совсем другое – быть их достойным, поскольку любой значительный бизнесмен понимает, что с большой коммерческой ответственностью приходит также обязанность быть энергичным, соблюдать приличия, правильно себя вести, поддерживать свой социальный статус, и запросто игнорировать ее невозможно. Если ты не просто акционер, но активный участник в повседневном управлении большим бизнесом, необходимо блюсти светские нормы, поскольку, раз уж ты в фокусе коммерческого и светского внимания, любая твоя сделка, любой твой поступок всесторонне и критически изучаются. Нельзя отступать от честности и при этом долгое время процветать, и уж точно не в области крупной коммерции, а в обустройстве частной жизни также нельзя слишком далеко отклоняться от понимания обществом того, что правильно и приемлемо. От критики не защищены даже наследники крупных каретных компаний, и долго вести двойную или тайную жизнь в смысле отношений полов невозможно. Публика настроена чрезвычайно критически – в те времена это было справедливей даже в большей степени, чем позднее. По пути в родной город Лестер осознал, что вступает в отношения, способные повлечь нежелательные последствия. Однако его влекли характер и дух найденной им девушки. Он считал ее прекрасной. Он обещал приложить все возможные усилия, чтобы их отношения оставались незамеченными. Он несколько побаивался того, как отреагируют отец, а также мать и брат с сестрами, если все выйдет наружу. Отец был человеком достойным, религиозным, высокоморальным. Лестер очень не хотел бы его расстроить.

Другим персонажем, которого ему приходилось серьезно принимать во внимание в любых поступках, был его брат Роберт. Последний, вечно застегнутый на все пуговицы, энергичный, полный сил, являлся в некотором смысле навязанным Лестеру без его согласия образцом поведения. Его подчеркнутое внимание к деловым вопросам, постоянное соблюдение правил в развитии бизнеса, настойчивость в том, что следует добропорядочно себя вести в любом вопросе, включая мораль и частную жизнь, Лестера лишь раздражали. Он знал, что брат не являлся человеком добросердечным или щедрым и в действительности всегда был готов обмануть собственную совесть или, как самое малое, принудить ее к оправданию любых уловок. Что у него при этом было в голове, Лестер не понимал – он был не в состоянии отследить хитросплетений логики, сочетавшей жесткую деловую хватку с моральной и светской безупречностью, но у брата как-то получалось. «Совесть пресвитерианина-шотландца смешалась в нем с азиатским пониманием ловли своего шанса», – заметил он как-то приятелю, и оценка эта была довольно точна. И однако он не мог свергнуть брата с пьедестала или бросить ему вызов, поскольку общественное мнение было отчего-то на стороне Роберта. Тот всегда следовал условностям – способом самым практическим, годным для примера, возможно, даже несколько переусложненным. Сделать тут ничего было нельзя, оставалось лишь держаться настороже.

На самом деле Роберт был не особо заинтересован в процветании Лестера. С личной стороны он неплохо относился к брату, однако не доверял его суждениям по финансовым вопросам, а в силу разницы темперамента между братьями никогда не было согласия в том, как следует вести свою жизнь и свои дела. Лестер втайне презирал брата за его холодную, но настойчивую погоню за всемогущим долларом. Роберт был уверен, что легкомысленный подход Лестера ко всему заслуживает порицания и рано или поздно обязательно приведет к беде. Они не особенно спорили по деловым вопросам – пока всем руководил отец, для того не было особых возможностей, – но постоянно проявляющиеся тут и там мелкие противоречия ясно указывали, куда дует ветер.

К примеру, вопрос отношения к пожилым работникам так и не удалось разрешить к их взаимному удовлетворению. Роберт, сторонник холодного и жесткого подхода к бизнесу, стоял за то, чтобы увольнять стариков, начинавших еще при отце, называя это «корчеванием пней». Лестер ратовал за более человечный подход.

– Я не собираюсь смотреть, как старика, проработавшего в компании с самого основания, выбрасывают на улицу без гроша в кармане, если это от меня зависит. Это неправильно. Фирма заработала деньги и может позволить себе приличное поведение. Я знаю, что бизнес в целом следует вести жестко и экономно, но такое выкорчевывание мне совсем не нравится. Разве мы не способны устроить пенсионную схему для тех, кто того заслуживает? Фирма же заработала деньги.

– А это, Лестер, повлечет за собой дополнительные издержки на стоимость производства, – протестовал его брат. – Это неразумно. Сейчас дела у фирмы идут успешно, но другие производители карет никуда не делись. Мы не можем позволить себе никаких дополнительных рисков или издержек по сравнению с начинающими. Дело бизнеса – зарабатывать деньги, столько, сколько возможно. Если впоследствии ты захочешь что-то сделать для этих людей в частном порядке, это уже твое дело. И потом, пока отец жив, бизнес нам не принадлежит. Его следует вести в интересах всех акционеров.

Вопрос тогда так и остался неразрешенным. Кейн-старший был слишком добр, чтобы встать полностью на одну из сторон, но с коммерческой точки зрения был склонен согласиться с Робертом, хотя в отношении этики и человечности думал, что позиция Лестера выглядит приличней.

Два брата спорили и по другим мелким поводам, хотя всегда вполне доброжелательно друг к другу. Лестер предпочитал развивать дело посредством установления дружеских отношений, скидок, личных контактов и шагов навстречу. Роберт был за жесткий контроль, снижение издержек и финансовые льготы ради удушения конкуренции.

– Думаю, в твоем методе тоже что-то есть, – мог он сказать иной раз. – Отец примерно так и работал. Но этот подход – для тебя. Я предпочитаю противоположный. Мне он определенно подходит. Если этот бизнес устоит, то сам к нему придет, если только я не ошибаюсь. Но бога ради, не обязательно меня слушать. – (Это уже в сторону отца). – Бизнес мне не принадлежит. И я вполне готов со временем из него выйти. Есть иные способы зарабатывать деньги, которые меня привлекают ничуть не меньше.

Старый промышленник всякий раз старался притушить разгорающийся пожар, но предвидел, что рано или поздно все закончится столкновением. Кому-то одному, а то и обоим, придется покинуть компанию. Возможно, ее придется разделить и продать еще до того, как он умрет.

– Если бы только мои мальчики могли договориться, – нередко говаривал он.

– Мне Лестер нравится, – откликался в таких случаях его брат, – но легкомыслие его до добра не доведет. Ничего он не добьется, если будет так печься об интересах противоположной стороны.

Кейн-старший соглашался и с этим, и все же ему нравился подход Лестера. В нем была доброта. Оставалось лишь надеяться, что эти идеи удастся сочетать и с благополучием компании.

Еще одним обстоятельством, беспокоящим Лестера в его отношениях с женщинами, был настрой его отца по отношению к женитьбе – вернее сказать, к женитьбе Лестера. За все те годы, пока Лестер весело порхал с цветка на цветок, отец так и не перестал настаивать на том, что ему следует жениться и что он совершает большую ошибку, этого не делая. Прочие дети, не считая Луизы, состояли в прочном браке. А как же его любимый сын? Лестер был уверен, что это ранит отца – с моральной, светской, коммерческой точек зрения.