После явления Луизы Дженни думала об этом каждую неделю, пытаясь взвинтить себя достаточно, чтобы обрести способность что-то сказать или сделать. Лестер был неизменно щедр и заботлив, но иногда она чувствовала, что он и сам желает того же, что и она. Он сделался задумчив и отстранен. Ей казалось, что после сцены с Луизой он сделался немного другим. Если бы только она могла объяснить ему, что ее не устраивает нынешняя жизнь, после чего его покинуть. Но он сам ясно показал после того, как узнал про Весту, что ее чувства по этому поводу для него мало что значат – она знала, что для него присутствие ребенка было явной причиной никогда на ней не жениться. Он все еще желал ее присутствия, только на иных условиях. Но он был столь убедительным – у нее никогда не получалось с ним спорить. Она решила, что, если решит уйти, лучше всего будет написать ему письмо с объяснениями. Тогда он, быть может, поймет ее чувства, простит ее и выкинет из головы.
Тем временем дела в семействе Герхардтов не улучшались. Марта с момента ее отъезда успела выйти замуж. Проработав несколько лет учительницей в государственных школах Кливленда, она познакомилась с молодым архитектором, который без памяти в нее влюбился, и они соединили свои судьбы уже вскоре после обручения. Марта всегда немного стеснялась своей семьи с тех пор, как подросла достаточно, чтобы осознать ее шаткий фундамент, и теперь, когда забрезжила заря новой жизни, постаралась максимально ослабить свою с ней связь. Она лишь вскользь предупредила членов семьи о приближающейся свадьбе, Дженни вообще не поставив в известность, а на самой церемонии пожелала видеть лишь Баса и Джорджа, у которых дела шли сравнительно успешно. Герхардт, Вероника и Уильям не были приглашены и даже толком не упомянуты. Герхардт это никак не комментировал. Его уже не первый раз так игнорировали. Вероника обиделась. Она надеялась, что жизнь еще предоставит ей возможность отплатить сестре тем же. Уильям, само собой, не обратил особого внимания. Его больше интересовала возможность выучиться на инженера-электрика, поскольку один из учителей в школе сказал ему, что эта карьера обещает богатые возможности.
Дженни узнала о свадьбе Марты уже после самого события, получив от Вероники письмо с кратким ее описанием. С одной стороны, она была рада, но при этом поняла, что братья и сестры все больше от нее отдаляются. Связи с ними со всеми были почти окончательно и бесповоротно разорваны.
Вскоре после свадьбы Марты съехали и Вероника с Уильямом, переселившись к Джорджу, что было вызвано поведением Герхардта. С самой кончины жены и отъезда детей он впал в весьма мрачное настроение, из которого его редко удавалось вывести. Казалось, жизнь для него была окончена, пусть ему и было всего шестьдесят пять. Все амбиции, которые он когда-то питал на этом свете, завершились ничем. Себастьян, Марта и Джордж жили отдельно, фактически его игнорируя и не вкладывая ничего в домохозяйство. Веронике и Уильяму тоже было неуютно. В дом поменьше, как он настаивал, они переезжать не хотели. Они также не хотели бросать школу и идти работать, хотя лучше б они работали, чем жили на деньги, которые, как он давно умозаключил, не были честными. Ему и самому-то не следовало здесь находиться, поскольку его не удовлетворяли истинные взаимоотношения между Дженни и Лестером. Поначалу он думал, что они женаты, но то, как подолгу он не приезжал, то, как Дженни срывалась с места по первому его зову, ее страх рассказать ему про Весту – как-то получалось, что все указывает в одном направлении. Дома свадьбу не устраивали. Герхардт никогда не видел ее брачного свидетельства. Быть может, она вышла замуж уже после отъезда, но он в это не верил.
Был еще вопрос насчет должного воспитания Весты и заботы о ней, который не переставал его беспокоить. Что с этим? Дженни написала ему, что Лестер все знает, что дочь сейчас с ней, но правда ли это? Герхардту не довелось побывать в Чикаго, чтобы убедиться самому. Дженни могла, как обычно, его обманывать. И даже если Веста живет у Кейна, удочерили ли ее с точки зрения закона? Дают ли ей религиозное образование? Воспитывают ли должным образом? Он долго и утомительно об этом размышлял. Все казалось ему бесконечным циклом сплошных трудностей – и неверных поступков.
Проблема с Герхардтом заключалась в том, что он сделался чрезвычайно мрачен и раздражителен, так что молодежи становилось невозможно с ним жить. Вероника и Уильям это чувствовали. Им не нравилось, что после ухода Марты он взял на себя полный контроль за расходами, ссорился с ними, если они тратили слишком много на одежду или развлечения, настаивал на переезде в дом поменьше и припрятывал часть присланных Дженни денег ради целей, о которых они могли лишь догадываться. В действительности Герхардт старался отложить как можно большую сумму, чтобы в конечном итоге ее вернуть. Он полагал, что жить таким образом грешно, и это был один из его способов искупления, другим же были попытки что-то заработать самостоятельно. Он полагал, что, если бы остальные дети его поддержали, ему не пришлось бы в столь почтенном возрасте полагаться на благотворительность той, кто, несмотря на все свои достойные качества, явно не вела праведную жизнь. Так что ссоры продолжались.
Все закончилось как-то зимой, когда Джордж, получивший прибавку к жалованью и давно уже утомленный ссорами с Герхардтом и его желанием – по сути, окончательным – переехать в жилье поменьше, согласился поселить у себя своих недовольных брата и сестру при условии, что и они найдут себе заработок. И тот, и другая приняли условия. Герхардт, когда это случилось, уже тратил свои воскресенья на поиски небольшой квартиры. Сначала он никак не отреагировал на новость, но потом сказал, что дети могут забрать с собой мебель и жить, как пожелают. Его щедрость вызвала в них приступ сочувствия, так что они на всякий случай предложили ему тоже переехать с ними, однако он отказался. Он решил вернуться к уже опробованному трюку и попросить у бригадира фабрики, где работал сторожем, права ночевать где-нибудь на чердаке или в другом укромном месте. Он, как обычно, пользовался уважением и доверием. К тому же это позволило бы немного сэкономить.
Так он противоречия ради и поступил, и блеклыми зимними ночами можно было видеть, как старик охраняет территорию в отдаленном безлюдном пригороде, пока огромный город веселится вдалеке. На верхнем этаже склада, подальше от шума и грохота цехов, ему выделили небольшой угол, где он отсыпался днем. Иногда после полудня он вставал и отправлялся на пешую прогулку к деловому центру города, или вдоль берега Кайахоги, или к озеру, или туда, где кипели жизнью заводы. Руки он при этом, как правило, держал за спиной и в раздумье морщил лоб. Иногда даже заговаривал сам с собой – краткими репликами наподобие «право слово!» или «вот оно как», отражавшими его мрачное настроение. В сумерках Герхардт возвращался, чтобы в одиночестве встать у ворот, где находился его пост. Питался он в расположенном неподалеку общежитии для рабочих – той пищей, которую полагал для себя достаточной.
Размышления пожилого немца в это время носили необычно серьезный и возвышенный характер. Что это за штука – жизнь? Чем все заканчивается – после невзгод, треволнений и горестей? Куда все уходит? Люди умирают. И больше от них ни весточки. Вот ушла его жена. В какие края отлетел ее дух?
Беда с этими размышлениями заключалась в том, что они были перемешаны с довольно догматическими религиозными убеждениями, которых непосредственные свидетельства жизни не смогли опровергнуть, но пошатнули, запутали, продемонстрировали их ограниченность – вот только веровать он не перестал. Он верил в ад и в то, что грешники туда попадут. Но как насчет миссис Герхардт? И Дженни? Он верил, что обе тяжко согрешили. Он также верил, что праведники получат награду в раю. Но где они, эти праведники? Ему такие, если задуматься, попадались нечасто. Миссис Герхардт обладала добрым сердцем. Дженни – щедрой душой. Взять, к примеру, его сына Себастьяна – хороший мальчик, но холодный и довольно безразличен к отцу. Взять Марту – амбициозная, но явно эгоистична. Почему-то казалось, что дети, за исключением Дженни, сосредоточены на себе. Они не пытались вносить в семью разумную долю – по сути, как только начинали что-то зарабатывать, сразу переставали делиться. Бас, женившись, тут же отдалился и никому уже не помогал. Марта настаивала, что ей самой едва хватает на жизнь. Джордж некоторое время что-то вносил, но потом отказался. Веронику и Уильяма вполне устраивало жить здесь на деньги Дженни, пока он позволял, хотя они и знали, что это неправильно. Само его присутствие на фабрике не есть ли доказательство эгоизма детей? А он уже так стар. Герхардт покачал головой. Тайна тайн. Жизнь воистину странна, темна и ненадежна. И однако он полагал, что не хотел бы жить с кем-то из детей. Они его недостойны – все, кроме Дженни, а та грешна. И он печалился.
Дженни об этом положении вещей довольно долго ничего не знала. Поначалу она адресовала письма Марте, потом, когда она съехала, самому Герхардту. Тот распоряжался, чтобы Вероника раз в неделю посылала ей ответ с благодарностью и последними новостями, теперь же, когда его покинула и Вероника, Герхардт написал сам со словами, что денег больше не нужно. Вероника и Уильям будут жить с Джорджем. У него хорошее место на фабрике, там он какое-то время и поживет. Он вернул ей умеренную сумму, которую успел отложить, сто пятнадцать долларов, со словами, что ему она не требуется. Дженни этого не поняла, но, поскольку остальные ей не писали, она неуверенно предположила, что, может, все в порядке – отец заявлял об этом со всей твердостью. Постепенно, однако, ее охватило ощущение того, как дела, должно быть, обстоят на самом деле, – ощущение, что далеко не все хорошо, и она переживала, разрываясь между тем, оставить ей Лестера или нет, поехать ли заботиться об отце вне зависимости от того, оставляет ли она Лестера. Может, отец к ней приедет? Но уж, во всяком случае, не сюда. Будь она замужем – возможно. Живи одна – не исключено. Только если она при этом не найдет работу, за которую хорошо платят, их ждут нелегкие времена. Проблема была все той же, что и прежде. Как заработать? Тем не менее она решилась действовать. Если выйдет получать пять или шесть долларов в неделю, они выживут. Сто пятнадцать долларов, сэкономленные Герхардтом, вероятно, позволят им продержаться в самое трудное время.