Дженни с улыбкой заверила ее в совершеннейшем почтении. Она проводила миссис Стендаль до входа, где они обменялись рукопожатием.
– Рада, что вы оказались столь очаровательны, – заметила миссис Стендаль со всей откровенностью.
– Ах, что вы. – Дженни чуть покраснела. – Я не заслуживаю подобной похвалы.
– Что ж, теперь жду вас как-нибудь у себя. До свидания, – и она грациозно помахала ручкой.
«Не так все плохо прошло, – решила Дженни, глядя, как отъезжает коляска миссис Стендаль. – По-моему, она очень мила. Надо будет рассказать Лестеру». И она подумала о прочих визитерах, которые наверняка появятся: как они будут выглядеть, как она с ними управится. Не так уж было и сложно, да?
Среди прочих визитеров обнаружились мистер и миссис Кармайкл Берк, заглянувшие чуть погодя, миссис Хэнсон Филд, миссис Тимоти Боллинджер и еще несколько других, все оставили свои карточки и задержались на несколько минут для беседы. Дженни заметила, что ее вполне серьезно воспринимают как важную персону, жену выдающегося человека, и она изо всех сил старалась соответствовать. И в самом деле, в качестве жены столь влиятельного и заметного мужчины, как Лестер, за которую ее теперь принимали, она была чрезвычайно успешна. Она вела себя очень гостеприимно и дружелюбно. У нее была добрая улыбка и совершенно естественные манеры, так что она оставляла о себе весьма благоприятное впечатление. Поначалу она нервничала, но нервозность ее была того вида, который не проявляется заметным трепетом или бессмысленной суетливостью. Она лишь слегка бледнела и чувствовала определенную скованность, но гостям это отчего-то казалось дополнительным свидетельством ее достойных манер. В самых приятных выражениях она описывала, что до недавнего времени жила в Норт-сайде, что «ее муж», мистер Кейн, давно собирался переехать в Гайд-парк, что отец с дочерью живут здесь вместе с ней и что Лестер для ребенка – отчим. Она говорила, что благодарна за визит, надеется вскорости нанести ответный и установить доброе соседство.
Лестер узнавал про визиты лишь поздно вечером, так как знакомиться с соседями желанием не горел. Если кто-то приходил после восьми, он обязательно делал вид, что отсутствует или занят, но поскольку большинство визитов совершали жены в дневное время, особого беспокойства они ему не доставляли. Дженни же они отчасти начали нравиться. Она хорошо относилась к людям, а еще надеялась, что из всего этого выйдет нечто определенное и поможет Лестеру увидеть в ней хорошую жену и идеальную спутницу жизни. Если она будет стараться и дальше, кто знает – может, он однажды и впрямь захочет на ней жениться.
Проблема нынешней ситуации заключалась, что касается Дженни, в отсутствии должной основательности – будь то речь о личных качествах или возможностях. Как уже отмечалось, она не принадлежала к светскому типу – даже применительно к среднему классу, который здесь, в этом районе, занимал себя вопросами успешных, перспективных людей умеренного достатка. Любой его житель располагал светскими и деловыми связями, число которых постоянно росло. Каждый пытался преуспеть и подняться в жизни, от должностей средней ответственности и доходности применительно к мужчинам или же зарождающихся связей в обществе для женщин – к истинному финансовому успеху для первых и столь же истинному признанию в свете для вторых. Они не намеревались поселиться здесь надолго и в массе своей в любом случае не остались бы. Все постоянно менялось. Чикаго быстро рос. Женщины были, как правило, интересны и умны, но Дженни была выше всего этого. Ее королевское достоинство не имело, по сути, отношения ни к обществу ее нынешнего окружения, ни к так называемому высшему свету, в котором естественным образом вращался Лестер. Она принадлежала к миру мечтателей, которые растут медленно и приходят к истинному пониманию сути вещей лишь спустя длительное время. Даже когда она что-то замечала, если и замечала вообще, эти люди не могли бы ее заинтересовать. Интересовали ее природа и течение жизни. Поскольку Дженни любила Лестера и страстно желала продемонстрировать себя подходящей для его мира, она прилагала усилия к, назовем их так, светским делам. Она старалась обзавестись друзьями, быть к ним доброй и располагающей, и в определенном отношении преуспела. Женщинам она нравилась, однако им не хватало широты души, чтобы одобрить нечто, выходящее за рамки привычных условностей жизни – а если бы и хватило, страх их остановил бы.
Лестеру, с его стороны, по причине условностей, в которых его воспитали, было свойственно склоняться к выводам, пусть и сочувственным к Дженни, но не слишком одобрительным по отношению к ее общественным усилиям. Она чрезвычайно ему нравилась, можно было воистину сказать, что он любил ее, и все же его семейство и его общество держали Лестера прочной хваткой. Он отказался жениться на Дженни исключительно чтобы избежать комментариев, которые ее присутствие в качестве его супруги вызвало бы в свете, а теперь, понаблюдав за ней какое-то время, пришел к выводу, что у нее не тот темперамент, чтобы ввести ее в формальную светскую жизнь, даже пожелай она того – в чем он сомневался. Он думал, что ее это не интересует, и не мог поверить в обратное. В ней не было блеска и веселья, свойственного всем привилегированным членам золотых семейств, от юнцов до пожилых. У нее не было ощущения традиции, не было семьи, она не была тесно знакома с разнообразными сферами – искусства, литературы, светских сплетен, – являвшими собой разменную монету светской жизни. На званом обеде она бы не блеснула. Многие нашли бы ее скучной, особенно те, кто без устали гоняются за информацией, связанной с мелочами, из которых и состоит светский блеск. Она, однако, обладала интеллектуальным и эмоциональным притяжением, которые могли бы понять более широкие натуры. Она размышляла, пусть и смутно, лишь о важном и очень медленно приходила к идее или поступку. Но путь ее мыслей был возвышенней, чем обычный, более поверхностный подход, так же как спокойное течение реки превосходит своей величавостью бег автомобиля.
Лестер, однако, видел, что ей нравится иная разновидность общественной жизни – спокойный обмен мыслями и чувствами среди соседей, который и являет собой суть и основу истинного общества. Когда речь шла о радостях, заключенных в том, чтобы интересоваться соседским домом, соседскими детьми, здоровьем и процветанием соседей или же их болезнями и неудачами – тут она была личностью, с которой следует считаться. Не то чтобы Дженни отличалась разговорчивостью или активностью – ее дух был молчалив, – но она притягивала к себе все то, что чувствовала в той или иной степени правильным. Со временем те, кто жил по соседству – а среди них не было сколь-нибудь выдающихся светских фигур, хотя все обладали деньгами и уютом, – увидели и почувствовали, что в их доме установилась совершенно исключительная атмосфера, которой она заправляла. Они видели, как Лестер по утрам выходит из дома и его уносит в город упряжка довольно-таки резвых гнедых, как появляется Веста, иногда чуть раньше, иногда чуть позже, а иногда и вместе с отчимом, который отвозит ее в школу, где уже началось ее образование. Он являл собой фигуру, способную произвести впечатление на жителей любого приличного района, поскольку был силен, хорошо сложен, красив, строго одевался и имел вид такой отстраненности, такого превосходства, что не обратить внимания было невозможно. Веста же была милой и веселой девочкой, легко порхавшей, подобно мотыльку, и всегда одетой чрезвычайно прилично или по последней детской моде, являя собой в том образец совершенства. Ее можно было видеть в изящном платьице, с большим бантом на голове, с расшитой цветами сумкой для книг, она скакала на одной ножке к воротам или бежала вдоль тротуара, а мать с улыбкой смотрела ей вслед. Видели и Дженни – как она садится в семейный экипаж вместе с мужем и дочерью, иногда по вечерам, иногда воскресным днем, чтобы отправиться на прогулку, или как прохаживается по двору, когда на клумбах распустятся цветы. С первым снегопадом появлялись сани, на которых Лестер катал Дженни и Весту, бубенцы на упряжи весело позвякивали, когда они исчезали вдали. Разумеется, быстро поползли слухи, что это один из сыновей знаменитого семейства Кейнов и что эта довольно очаровательная идиллия оплачивается бесконечным денежным потоком.
Глава XXXVII
Как мы все прекрасно знаем, первое впечатление, произведенное на соседей, редко остается в неизменности, и в данном случае оно просто не могло не измениться, поскольку было слишком уж положительным. Дженни была приятна взгляду и приветлива, но начали возникать различные слухи. Некая миссис Сомервиль, заглянув в гости к миссис Крейг, одной из ближайших соседок Дженни, сообщила, что ей известно, кто такой Лестер.
– Да, именно так. И знаете что, дорогая моя, – продолжала она, – его репутация чуть-чуть… – Она приподняла брови и слегка пошевелила рукой.
– Быть не может! – с любопытством в голосе отозвалась ее подруга. – На вид он весь такой серьезный, даже консервативный.
– В известном смысле так оно и есть, – отозвалась миссис Сомервиль. – Семейство у него из самых лучших. Но, как говорит мой муж, он связался с какой-то молодой женщиной… не знаю, о ней ли речь, но он представлял ее знакомым как мисс Горвуд или что-то в этом роде, а сам жил с ней в Норт-сайде как муж с женой.
Услышав эту довольно поразительную новость, миссис Крейг несколько раз цокнула языком.
– Да что вы говорите. Если вдуматься, наверное, это та самая женщина. Фамилия ее отца – Герхардт.
– Герхардт! – воскликнула миссис Сомервиль, вспоминая. – Конечно, так и есть. Похоже, с ней еще до того был связан какой-то скандал – во всяком случае, у нее уже имелся ребенок. Женился он на ней потом или нет, не знаю. Но если я правильно поняла, его семейство не желает ее признавать. По крайней мере, в здешних кругах ее не принимают.
– Как интересно! – воскликнула и миссис Крейг. – Подумать только, что он все-таки на ней женился – если женился, конечно. Но он в ней, кажется, души не чает. И ведь никогда не догадаешься, с кем тебя в наши дни судьба столкнет!