– Я решил еще один раз переговорить с тобой, Лестер, на тему, о которой мне говорить нелегко, – сказал он. – Ты понимаешь, что я имею в виду?
– Да, понимаю, – спокойно ответил Лестер.
– Когда я был гораздо моложе, то думал, что матримониальные дела моих сыновей не должны меня заботить, но со временем я изменил свое мнение на этот счет. Через свои деловые отношения я начал понимать, насколько помогает мужчине правильная женитьба, и тогда весьма озаботился тем, каких жен найдут мои сыновья. Я стал беспокоиться о тебе, Лестер, и до сих пор продолжаю. Твоя нынешняя связь не перестает меня волновать. Твою мать она тоже беспокоила до самого конца. Это было главной ее печалью. Не думаешь ли ты, что зашел слишком далеко? Скандальные слухи дошли даже сюда. Насчет Чикаго не знаю, но и там это вряд ли секрет. Это не на пользу ни тамошнему бизнесу компании, ни уж тем более тебе самому. Все длится так долго, что ты успел навредить собственным перспективам во многих отношениях, и однако ты продолжаешь. Почему?
– Надо полагать, потому что люблю ее, – ответил Лестер.
– Это несерьезно, – возразил Арчибальд. – Если бы ты ее любил, то женился бы. Ты ведь не можешь годами жить с женщиной так, как жил с ней, позоря ее и себя, и при этом утверждать, что ее любишь. Ты можешь испытывать к ней страсть, но не любовь. Иначе давно бы взял ее в жены.
– Откуда ты знаешь, что это не так? – уточнил его сын с напором. Он хотел посмотреть, как отец отреагирует на подобную идею.
– Ты это сейчас не всерьез? – Пожилой джентльмен приподнялся на подлокотниках и уставился на него.
– Нет, не всерьез, – ответил Лестер, – но все может статься. Не исключено, что еще женюсь.
– Невозможно! – воскликнул его отец со всей страстью. – Я не могу в это поверить. Не могу поверить, что столь умный человек, как ты, Лестер, решится на такое. Где твой рассудок? Ты годами жил с ней в открытом разврате, а теперь говоришь о женитьбе? Во имя господа, если ты собираешься так поступить, почему не сделал это сразу? Опозорить родителей, разбить сердце матери, навредить бизнесу, оказаться в центре публичного скандала – чтобы жениться на его причине? Не могу поверить.
Старик Арчибальд вскочил на ноги.
– Отец, не надо эмоций, – торопливо сказал Лестер. – Так мы с тобой ничего не добьемся. Я сказал, что, возможно, на ней женюсь. Я понимаю, что твои слова справедливы, хотя бы отчасти. По крайней мере, они производят такое впечатление. И все равно я, возможно, женюсь. Она вовсе не дурная женщина, и я не хотел бы, чтобы ты говорил о ней подобным тоном. Ты ее никогда не видел и ничего о ней не знаешь.
– Я знаю достаточно, – упрямо продолжал настаивать Арчибальд. – Знаю, что добропорядочные женщины так не поступают. Приятель, ее ведь твои деньги интересуют. А что же еще? Ты просто дальше собственного носа не видишь.
– Отец, – сказал Лестер все еще спокойно, но глухим тоном, не предвещавшим ничего хорошего, – зачем ты так говоришь? Ты никогда не видел эту женщину, отродясь ее не встречал. Приехала Луиза, перевозбужденная после нашей встречи, а вы все приняли ее слова за чистую монету. Она вовсе не такая дурная, как ты думаешь, и я на твоем месте не говорил бы о ней подобные слова. Ты – мой отец, я тебя уважаю. И хотел бы уважать и дальше. В большинстве случаев я старался жить так, чтобы соответствовать твоим ожиданиям. Ты пристрастно отнесся к порядочной женщине и по какой-то причине не желаешь быть справедливым, хотя обычно являешь собой образец такой справедливости. Я этого не понимаю, но ссориться с тобой не хочу. Я слишком тебя для этого уважаю.
– Справедливость! Справедливость! – подал голос Арчибальд еще до того, как Лестер успел закончить. – Он еще говорит о справедливости. А справедливо было по отношению ко мне, к твоей семье, к твоей покойной матери подобрать уличную женщину и с ней жить? Справедливо ли…
– Отец, остановись! – воскликнул Лестер, вскидывая руку. – Я тебя предупреждаю, что не стану выслушивать подобное. Ты говоришь сейчас о женщине, с которой я живу, на которой, возможно, женюсь. Я люблю тебя, но не потерплю, чтобы ты говорил неправду. Она не уличная женщина, и ты не хуже меня знаешь, что с такой я бы связываться не стал. Она порядочная, уверяю тебя, что бы она ни сделала, на самом деле или по вашему мнению. Либо мы все обсудим спокойно, либо я здесь не останусь. Прости, мне очень жаль. Но я не могу просто стоять и все это слушать.
Старик Арчибальд сбавил тон. Несмотря на все возражения, мнение собственного сына он уважал. Он снова сел в кресло и уставился на пол. Как ему со всем этим справиться?
– Вы живете все там же? – начал он наконец.
– Нет, мы переехали в Гайд-парк. Я снял там дом.
– Я слышал что-то насчет ребенка. Он твой?
– Нет.
– А свои дети у тебя есть?
– Нет.
– Хвала богу хоть за это! – объявил он.
Лестер лишь поскреб подбородок.
– И ты настаиваешь, что на ней женишься?
– Этого я не говорил, – отозвался сын. – Я сказал, что такое возможно.
– Возможно! Возможно! – воскликнул отец, закипая снова. – Какая трагедия! И это с твоими перспективами, с твоими способностями. Неужели ты думаешь, будто я мог бы доверить хотя бы часть своего состояния человеку, столь мало уважающему то, что общество полагает достойным и правильным? Такое чувство, Лестер, что ни каретный бизнес, ни семья, ни личная репутация ничего для тебя не значат. Не могу понять, что случилось с твоим рассудком, с твоей гордостью. Все это выглядит диким, невозможным капризом. Как ты можешь себя так вести?
– Объяснить, отец, нелегко. Я и сам на это не очень способен. Я только знаю, что начал эти отношения и обязан довести их до конца. Возможно, все образуется. Может, я не женюсь на ней. Может, женюсь. Сейчас я знаю только, что не готов сказать, как поступлю. Мне еще нужно хорошенько над всем подумать. Бросить ее вот так сразу я не могу, об этом и речи нет. Не то чтобы все началось с какой-то бессмысленной глупости. Нет, оно зрело очень долго. Сейчас я могу сказать тебе только одно – я обо всем этом размышляю и пытаюсь что-то решить. Тебе придется подождать. Я сделаю все что смогу.
Арчибальд лишь с пренебрежением покачал головой.
– Ты все здорово испортил, Лестер, – произнес он наконец. – Уж поверь мне. Но я полагаю, ты все равно намерен поступать по-своему. Мои слова на тебя, похоже, не действуют.
– Сейчас – нет, отец. Прости.
– В таком случае я тебя предупреждаю, что если ничего не изменится, если ты не продемонстрируешь хоть какого-то уважения к чести семьи и достоинству собственного положения, то я поменяю свое завещание. Я не могу спокойно смотреть на все это, не принимая морального или иного участия. И не буду. Либо оставь ее, либо женись на ней – тебе определенно придется сделать выбор. Если ты ее оставишь, то все в порядке. Мы забудем прошлое, и я не стану о нем напоминать. Мое отношение к тебе никак не изменится. Ты сможешь позаботиться о ней так, как пожелаешь. Тут я возражать не стану. Если вы договоритесь о компенсации, я охотно ее выплачу. Ты получишь свою долю наравне с другими детьми, как я и планировал. Если ты на ней женишься, изменения будут. Не могу сказать, какие именно, но будут. Я не в силах смотреть, как ты сам себя уничтожаешь, и не возражать. Я добьюсь, чтобы тебе это далось нелегко, так нелегко, как только возможно. Если ты возьмешь ее в жены после всего скандала, тебе придется за это заплатить. Можешь теперь поступать, как тебе заблагорассудится. Но меня потом не вини. Я тебя люблю. Я твой отец. Я делаю то, что полагаю своим неукоснительным долгом. Подумай об этом и дай мне знать свое решение.
Лестер вздохнул. Он видел, что спорить бессмысленно. Сейчас отец, вероятно, был готов поступить именно так, как сказал, – но поступит ли на самом деле? Исключит ли его из завещания? И что он сам может сделать, чтобы этому противостоять? Что может сказать? Может ли он оставить Дженни и оправдаться перед самим собой? Следует ли так поступить? Не пожалеет ли он? Лишит ли отец его наследства? Да нет же! Пожилой джентльмен все равно его любит – это видно. Отец обеспокоен, расстроен и не знает, что делать. Попытка принуждения разозлила Лестера. Подумать только, что его, Лестера Кейна, заставляют что-то сделать – и не просто что-то, а бросить Дженни. Он уставился в пол.
Старик Арчибальд понял, что его пуля угодила в цель.
– Что ж, – произнес наконец Лестер, – продолжать обсуждение сейчас нет смысла, это очевидно, да? Я не могу сказать, как поступлю. Мне нужно время подумать. На ходу такие решения не делаются.
Они посмотрели друг на друга. Лестер жалел о том, что так устроено общество и что его отец всем этим опечален. Кейн-старший жалел собственного сына, но намеревался дождаться того, как он поступит. Он не был уверен, что сумел перевоспитать и переубедить сына, хотя надеялся на это. Может быть, Лестер еще к нему вернется.
– До свиданья, отец, – сказал Лестер, протягивая руку. – Я, пожалуй, успею еще на поезд в два десять. Ты хотел от меня чего-нибудь еще?
– Нет.
Когда Лестер вышел, старик сел и задумался. Что за поворот карьеры? Что за конец великолепным возможностям? Что за дурацкое упорство в грехах и заблуждениях? Он покачал головой. Роберт, тот умней. Он и должен управлять бизнесом. Он холоден и консервативен. Вот бы и Лестер оказался таким. Кейн-старший думал и думал. Лишь спустя долгое время он наконец пошевелился. Отчего-то он все еще испытывал добрые чувства к своему блудному сыну.
Глава XXXIX
Информация об изменившихся обстоятельствах жизни Лестера в Чикаго, постепенно доходившая до семейства, по существу, не сделала противостояние более жестким, чем прежде, хотя и раздула пламя заново. Пусть сестрам и брату пришлось поверить новостям, они не считали перемены ни естественными, ни мало-мальски долговременными. Как мог он – Лестер – поселиться в одном доме на каких бы то ни было условиях с женщиной, которая ничего не знает, с малообразованным существом, до встречи с ним ведшим дурную жизнь? А он при этом в перспективе – наследник доли в полмиллиона? Силы небесные! Долго ли такое продлится, если мир еще не совсем свихнулся? Имоджен, Эми, Луиза и Роберт испытывали, и это еще мягко выражаясь, отвращение. Сама тема превратилась в табу. Если Лестер хочет с ней жить, его дело, но она никогда не омрачит их жилищ своим присутствием, уж будьте уверены. В своей семье он сдел