Лестер, занимавшийся в Чикаго делами своего представительства, быстро почувствовал, откуда дует ветер. Он понимал, что навсегда отрезан от компании, что занимает пост управляющего отделением, лишь покуда это терпит брат, и это сильно его раздражало. Роберт пока что ничего не говорил насчет возможных перемен в этой области, все по большому счету шло как прежде, но теперь любые предложения Роберта обретали силу закона. Раньше Лестер, как правило, с ним советовался по важным вопросам. Почти неизменно его собственные идеи оказывались вполне достойными. Вместе с тем он был всегда открыт для предложений, но передача власти неприметно меняла дело. Арбитра в лице Кейна-старшего больше не существовало. Фактически Лестер был теперь наемным сотрудником брата на годовом окладе. Это его угнетало.
Через несколько недель настал такой момент, когда он почувствовал, что больше не может этого переносить. Он всегда был свободен и независим в своих решениях. Во-первых, приближалось годовое собрание акционеров, до сих пор считавшееся простой формальностью, поскольку отец был единственным акционером и голосовал сам, теперь же голосующих будет несколько: Роберт в качестве председателя, сестер, вероятно, представляют мужья, а Лестера там не будет вообще. Без акций он не мог занимать официальную позицию секретаря и казначея компании, а без должности – хотя он-то рассчитывал по меньшей мере на вице-президента – будет не столь значительной, как прежде, персоной в кругах производителей карет. Падение было бы болезненным, но поскольку Роберт ничего не сказал насчет передачи или продажи ему акций, которые дали бы ему место в совете директоров или позволили занять в компании официальную должность, он решил подать прошение об отставке. Это привело бы к кризису. Это показало бы брату, что он не испытывает желания быть ему в чем-то обязанным или оставлять за собой – без какого-либо удовольствия – нечто, ему не принадлежащее в соответствии с его способностями и желанием тех, с кем он сотрудничает. Если он решит вернуться в компанию, бросив Дженни, то отнюдь не в должности управляющего представительством. Он продиктовал простое и прямое деловое письмо, в котором говорилось:
«Дорогой Роберт,
Понимаю, что приближается время, когда компания будет преобразована под твоим управлением. Не владея акциями, я не имею права заседать в совете директоров или занимать объединенную должность секретаря и казначея. Прошу рассматривать это письмо в качестве формального уведомления о моей отставке с обеих должностей и ожидаю твоих указаний в отношении того, как поступить с моими обязанностями в этом отношении. Я не заинтересован в том, чтобы оставаться в должности управляющего представительством, не сочетая ее с другими, и в то же время не намерен делать ничего, что расстроило бы твои планы на будущее. Из этого ты можешь заключить, что я не готов принять предложение, содержащееся в отцовском завещании – во всяком случае в настоящий момент. Я хотел бы с определенностью понимать, каковы твои соображения по данному вопросу. Пожалуйста, напиши мне и дай знать.
Роберт, сидя в своем кабинете в Цинциннати, серьезно обдумал полученное письмо. Как это похоже на брата – «взглянуть в корень» ситуации и не дать себя принудить, во всяком случае уже сейчас. Будь Лестер столь же осторожным, сколь он прям и непосредствен, что за человек из него бы вышел! Но в нем не было хитрости, отсутствовала тонкость. Он ничего – и никогда – не делал исподтишка, а Роберт в душе знал, что для большого успеха без этого не обойтись. «Иногда приходится быть безжалостным, иногда – хитрить, – говорил он себе. – Отчего не признать этого перед самим собой, если ставки велики?» Он готов был признать и поступал соответственно.
Роберт чувствовал, что Лестер, хоть он и чрезвычайно достойный человек и его брат, для его целей недостаточно гибок. Он был слишком открыт, слишком склонен к возражениям. В любом крупном деле, которое Роберт мог бы пожелать в будущем провернуть – а ему не терпелось одно такое провернуть немедленно, – акции компании будут иметь важное значение, ими придется жонглировать. Будь они у Лестера, он либо посредством должности секретаря-казначея, либо за счет своей четверти акции делался участником всех планов, которые в данный момент строил Роберт – хотя, конечно, не смог бы помешать их осуществлению. Но если он позволит ему сейчас занять должность, придется и объяснять ему, чем Роберт занят, а этого он не хотел. Лестер видел далеко и был способен на откровенную критику. На его пути брат станет препятствием. Хочет ли того Роберт? Решительно нет. Он предпочел бы, чтобы Лестер крепко держался за Дженни, по крайней мере сейчас, и чувствовал, что тот так и поступит.
Как следует подумав, он продиктовал умно составленное письмо. Он пока еще не решил, что собирается делать, и о планах сестриных мужей ему ничего не известно. Нужно будет проводить консультации. Со своей стороны он будет весьма рад, чтобы Лестер оставался секретарем и казначеем, если это удастся организовать. Возможно, пока что не стоит торопиться с решениями.
Лестер выругался. Какого черта Роберт ходит вокруг да около? Как это организовать, он прекрасно знает. Одной акции будет достаточно, чтобы Лестер годился на должность. Роберт его боится – это явный факт. Роберт не хочет видеть его в компании. Что ж, просто управляющим представительством он не будет, тут говорить не о чем. Он немедленно увольняется. Лестер написал письмо и сообщил, что, взвесив за и против, решил в настоящее время заняться собственными делами. Если Роберта это не затруднит, пусть кто-нибудь приедет в Чикаго, чтобы взять представительство на себя. Тридцати дней для этого должно быть достаточно. Письмо было немедля отослано, через несколько дней пришел ответ, из которого следовало, что Роберту очень жаль, но раз уж Лестер принял решение, тот не хочет препятствовать имеющимся у него планам. Муж Имоджен, Джефферсон Миджли, давно думал, что не прочь переселиться в Чикаго. Пока что он мог бы принять обязанности на себя.
Лестер улыбнулся. Было интересно наблюдать, как брат выбирается из достаточно тонкой ситуации. Роберт знал, что он, Лестер, может подать в суд и связать всем руки, но знал и то, что он вряд ли того захочет. За историю ухватятся газеты. Его отношения с Дженни и без того у всех на слуху. Лучшим решением было бы ее оставить. Все снова к тому вернулось.
Глава XXLIII
Для человека возраста Лестера – которому было сейчас сорок шесть – оказаться выброшенным в мир без конкретной привязки к чему-либо, даже при условии дохода (включая новые десять тысяч) в пятнадцать тысяч годовых, было делом неприятным и обескураживающим. Теперь ему было ясно, что если он в ближайшее время не сумеет обустроиться удачным и выгодным для себя образом, то рискует оказаться в ситуации, из которой толком уже не выбраться. Он может жениться на Дженни. Это гарантирует ему десять тысяч до конца жизни, но лишает какой-либо возможности получить свою законную долю состояния Кейнов, о чем он не желал и думать. Он может обратить в наличность принадлежащие ему умеренно доходные акции на семьдесят пять тысяч долларов, которые в настоящее время приносят ему около пяти тысяч в год, и попытаться куда-нибудь их с пользой вложить – скажем, в конкурирующего производителя карет, – но хочет ли того? Другие каретные компании, безусловно, в наличии имеются, но действительно ли он желает присоединиться к такой уже на нынешней стадии и вступить в продолжительную борьбу с прежней отцовской организацией, к которой и сам желал бы принадлежать (имея на то неплохие шансы)? Да и посчитают ли приемлемым наиболее старые и основательные компании с ним связываться? Удастся ли за счет имеющихся в его распоряжении денег вызвать достаточный к себе интерес, чтобы добиться принятия его деловых задумок или хотя бы получить заметный голос в управлении? Если нет, сможет ли он организовать новую компанию и привести ее к успеху исходя из практик, которые, как ему известно, преобладают в этом бизнесе? Роберт со своей безжалостной политикой закупок, производства и продаж с минимально возможной выгодой, которую сейчас ведет, сделает нелегкой жизнь для всех в каретном бизнесе – по сути, уже сделал. В отрасли вспыхнула сейчас жесточайшая конкуренция, которой компания Кейна в значительной степени задает тон. Вполне возможно, что Лестеру удастся обратить свои частные активы в семьдесят пять тысяч наличными, но хочет ли он? Или предпочел бы начать дела потихоньку и неприметно? В настоящее время, чтобы выйти на рынок карет, требуются немалые вложения.
Он обдумывал все это долго и глубоко, однако чем больше думал, тем меньше был уверен, что именно может сделать. Все успешные компании были крупными. По существу, можно было сказать, что большую часть американского рынка контролируют три из них. Было еще две компании поменьше, но тоже в приличном состоянии, они выпускали не столь сложную продукцию. Оставался еще десяток мелких региональных производителей, правда, они не имели влияния, ничем не выделялись, и он отчетливо видел, что особого будущего у них нет. Он тщательно взвесил эти обстоятельства. И все равно решить сразу было невозможно.
Проблема Лестера заключалась в том, что при всем дарованном ему богатом воображении и значительной способности видеть суть ему недоставало безжалостной, узколобой уверенности в собственном превосходстве, которая является необходимым элементом практически любого значительного успеха в бизнесе. Как правило, быть могущественной фигурой в деловых кругах означает представлять собой индивида, одержимого единственной идеей, богом данной мыслью, будто жизнью тебе предназначено блестящее будущее в избранной тобой области. Это означает, что один-единственный предмет, будь то брусок мыла, новая модель консервного ножа, безопасная бритва или автомобильный акселератор, должен с чудовищной силой овладеть вашим воображением, вспыхнуть в нем яростным пламенем и сделаться единственной целью вашего существования. Как правило, в качестве поддержки такого энтузиазма человеку требуются бедность и молодой возраст. То, что он обнаружил и чему намерен себя посвятить, должно открыть ему дверь к тысяче возможностей и тысяче удовольствий. За ней обязано находиться счастье, иначе пламя не вспыхнет так ярко, как могло бы, – желание окажется недостаточно великим для великого успеха.