– Со временем все могло измениться, – заметила собеседница.
– Вы плохо меня знаете, – ответила ей миссис Джеральд. – Я ждала его не один год и знаю, что говорю.
На Лестера Летти Пейс – нынешняя миссис Джеральд – всегда производила приятное впечатление и оставила по себе самые добрые воспоминания. В известном смысле она ему нравилась, и даже очень. Отчего он на ней не женился? Он и сам не раз задавал себе тот же вопрос. Она стала бы ему идеальной женой, отец был бы доволен, все вокруг – рады. Вместо того он плыл и плыл по течению, пока не встретил Дженни, а после этого отчего-то утратил интерес к Летти Пейс. Теперь, после шести лет разлуки, они встретились снова. Он знал, что она побывала замужем. Она знала, что у него были какие-то отношения, и слышала, что впоследствии он женился на той женщине и поселился в Саут-сайде. Об утрате им состояния ей известно не было. Первый раз они столкнулись весенним вечером в «Савое». Окна распахнуты, все цветет – воздух переполняло ощущение новой жизни, посещающее мир каждый раз с приходом весны. Встреча на какое-то мгновение вывела ее из равновесия. У нее перехватило горло, но она заставила себя успокоиться и грациозно протянула навстречу ручку.
– Да это Лестер Кейн! – воскликнула она. – Как поживаешь? Очень рада тебя видеть. А это миссис Кейн? Поверьте, вы очаровательны. Встретив вас, я будто вновь почувствовала дыхание весны. Миссис Кейн, надеюсь, вы меня извините, просто я так рада повстречать вашего мужа. Стыдно признаться, Лестер, но чувство такое, будто я тебя вечность не видела. Думая об этом, ощущаю себя старухой. Подумать только, Лестер, ведь шесть или семь лет миновало! Я успела выйти замуж, родить дочь, бедный мистер Джеральд умер, господи, чего только не произошло!
– Но по тебе не скажешь, – заметил Лестер, улыбаясь. Он тоже был рад ее видеть, поскольку они были добрыми друзьями. Он все еще ей нравился, это было очевидно, а она, несомненно, нравилась ему.
Дженни улыбнулась. Она была рада видеть кого-то из старых друзей Лестера. Ей было всегда приятно знать, что у него есть такие друзья. Эта женщина в великолепной желтой кружевной накидке поверх перламутрового шелкового платья с довольно глубоким вырезом, с гладкими, округлыми, обнаженными по плечи руками, с бордовой розой на поясе, казалась ей идеалом женской красоты. Ей нравилось смотреть на миловидных женщин ничуть не меньше, чем Лестеру, привлекать к ним его внимание и совсем чуть-чуть подтрунивать над ним относительно их чар.
– Ты, Лестер, предпочел бы, наверное, подойти поближе и разговаривать сейчас с ней, а не со мной, да?
В прошлом она нередко задавала ему этот вопрос, когда на глаза им попадалась особо шикарная или энергичная красотка. Лестер критически исследовал предмет ее интереса, поскольку давно убедился, что она прекрасно умеет оценивать женские чары.
– Да мне и с тобой неплохо, – откликался он иной раз, глядя ей прямо в глаза, или: – Видали и получше. – Еще одним шутливым ответом было: – Будь я помоложе, обязательно приволокнулся бы.
– Так иди же, – говорила она, – я подожду.
– А если я и вправду пойду, что ты будешь делать?
– Ничего не буду, Лестер. Может статься, ты ко мне вернешься.
– Разве тебе все равно?
– Ты же знаешь, что не все равно. Но если ты почувствуешь, что этого хочешь, то я не стала бы тебе мешать. Я вовсе не желаю быть для мужчины всем на свете, если он сам этого не хочет.
– Где ты набралась подобных идей, Дженни? – полюбопытствовал он однажды, пытаясь измерить глубину ее философии.
– Сама не знаю, а почему ты спрашиваешь?
– Потому что они у тебя очень глубокие, чистосердечные, доброжелательные. Такое совсем не часто встречается.
– Не знаю, Лестер, просто я думаю, что нам не стоит быть эгоистами. Отчего-то мне так кажется. Знаю, что многие женщины думают иначе, но либо мужчина и женщина хотят жить вместе, либо им этого делать и не стоит, разве не так? Разве это важно, если мужчина отвлекается на другую, – главное, чтобы он не решил с ней остаться, – если он в конечном итоге хочет вернуться?
Лестер улыбался. Он научился уважать ее интуитивное понимание. Откуда оно берется, он сказать не мог – возможно, из глубинной наблюдательности и чувства перспективы. Больше никто в ее семье подобным не обладал, во всяком случае, ему не выпало возможности это обнаружить. Он уважал ее за эту милую точку зрения – а как иначе?
Сегодня вечером, заметив, как этой женщине не терпится поговорить с Лестером, Дженни тут же поняла, что им вдвоем есть о чем вспомнить, и немедленно поступила характерным для себя образом.
– Прошу ненадолго меня извинить, – улыбнулась она. – Мне нужно кое-что сделать в номере. Я скоро вернусь.
Она вежливо откланялась, с некоторой завистью, с некоторой печалью, и оставалась в номере так долго, как было приемлемо, в то время как Лестер и Летти погрузились в воспоминания. Он также пересказал многое из того, что с ним случилось впоследствии, включая то из недавних событий, что посчитал нужным. Летти тоже описала историю своей жизни.
– Теперь, Лестер, когда ты женат, – храбро сказала она, – могу признаться, что ты был единственным мужчиной, от которого я всегда хотела услышать предложение – но ты его так и не сделал.
– Может быть, я так и не осмелился, – ответил он, глядя в ее замечательные черные глаза и думая: ведь, возможно, она знает, что он не женат. Он полагал, что она стала еще прекрасней – физически, интеллектуально и во всех иных отношениях. Ему казалось, что она сделалась идеальной светской личностью, воплощенным совершенством – изящная, естественная, остроумная, тот тип женщины, которую везде считают своей и которая с любыми новыми знакомыми ведет себя в том ключе, что больше им подходит.
– Ах, ты об этом подумывал? Знаю я, что ты думал. Предмет твоих мыслей нас только что покинул.
– Эй-эй, дорогая моя. Не торопись. Ты не знаешь, что я думал.
– Но я готова сделать определенную скидку. Она очаровательна.
– У Дженни есть свои достоинства, – просто ответил он.
– И ты счастлив?
– Более или менее. Да, надо полагать, счастлив – настолько, насколько может быть счастлив тот, кто видит жизнь в истинном свете. Ты ведь знаешь, что иллюзий у меня немного.
– Полагаю, достойный сэр, что вообще ни одной, насколько я тебя знаю.
– Вполне возможно, Летти, но иногда я жалею, что не сохранил пару-тройку. Наверное, я мог быть счастливей.
– Как и я, Лестер. Правда. На самом деле я считаю, что моя жизнь по большому счету не удалась, несмотря даже на то, что я богата, как Крез – или пусть даже не совсем. Думаю, долларов у него было побольше моего.
– О чем ты вообще говоришь, подруга, с твоей красотой, умой, состоянием – господи боже!
– И что мне со всем этим делать? Путешествовать, болтать, отгонять от себя дурацких охотников за богатством? Господи, иногда я так от этого устаю.
Она глядела на Лестера. Несмотря на Дженни, к ней вернулись прежние чувства. Отчего судьба его у нее похитила? Им было бы так хорошо вместе, будь они пожилой супружеской парой или юными любовниками. Почему он выбрал не ее? Летти смотрела на него, и все это читалось в ее взгляде. Он чуть печально улыбнулся.
– Вот и моя жена, – сказал он. – Нужно взять себя в руки и сменить тему. Ты увидишь, что она и вправду очаровательна.
– Да, я знаю, – ответила она и обернулась навстречу Дженни с сияющей улыбкой.
Дженни что-то почувствовала. Она смутно подумала, что перед ней сейчас одно из прежних увлечений Лестера. Он должен был жениться на такой вот женщине – не на ней. Она лучше соответствует его положению в жизни, с ней он был бы счастлив – может статься, даже счастливей. Женись Лестер на ней, не было бы ни сопротивления семьи, ни газетной шумихи, ни противодействия общества, в результате которого он уже остался довольно одиноким. Она любила его истинной любовью, но любовь эта была достаточно сильна, чтобы не желать ему страданий из-за себя.
За ужином миссис Джеральд была с ней очень мила. Она пригласила их на следующий день покататься вместе вдоль Гайд-парка. Вечером они ужинали в «Кларидже», после чего ей пришлось в соответствии с прежними договоренностями отправляться в Париж. Она эмоционально попрощалась с обоими, испытывая при этом грустную зависть перед тем, как повезло Дженни. Лестер совершенно не утратил в ее глазах своего очарования. Он даже казался еще лучше, более внимательным, более цельным. Вот бы он был свободен… Лестер – пусть и подсознательно – думал о том же самом.
Что до него, и, несомненно, по той причине, что она об этом думала, ему пришлось подробно разобрать в мыслях все то, что могло бы произойти, женись он на ней. Они так хорошо сейчас подходили друг другу – с философской, творческой, практической точек зрения. Беседа текла между ними самым непринужденным образом, словно между двумя старыми товарищами-мужчинами. Она всех знала в его светском кругу, который равным образом был и ее кругом – в отличие от Дженни. С ней можно было обсуждать определенные жизненные тонкости так, как было невозможно между ним и Дженни, у которой для этого не хватало словарного запаса. Мысли Дженни текли не так быстро, как у миссис Джеральд. Ее природе была свойственна более глубокая, всеобъемлющая, сочувственная и эмоциональная нота, но выразить все это в легкой беседе она не могла. В жизни она была самой собой, возможно, это Лестера к ней и привлекло. Но вот сейчас и в других подобных ситуациях она выглядела обузой – и фактически ею была. Лестеру теперь казалось, что миссис Джеральд в конце концов стала бы лучшим выбором – во всяком случае не худшим, и ему не пришлось бы сейчас мучиться мыслями о будущем.
Они больше не встречались с миссис Джеральд, пока не достигли Каира. В саду при отеле они неожиданно снова с ней столкнулись, вернее, столкнулся Лестер, поскольку в тот момент прогуливался и курил в одиночестве.
– Вот это удача! – воскликнул он. – Как ты тут очутилась?
– Не поверишь, прямиком из Мадрида. Только в прошлый четверг узнала, что еду. Элликотты сейчас здесь, я приехала с ними. Знаешь, я тоже думала о том, где вы теперь, потом вспомнила, что вы собирались в Египет. А твоя жена где?