– Клянусь, Летти, – произнес он, повинуясь какому-то импульсу, – ты еще прекрасней, чем прежде. Таких, как ты, не бывает. С возрастом ты лишь делаешься моложе.
– Ты так думаешь? – с улыбкой глянула она ему в глаза.
– Ты сама знаешь, что да, иначе я бы этого не говорил. Я не какой-нибудь повеса.
– Ах, Лестер, милый, медведь ты эдакий, отчего не позволить женщине чуть-чуть кокетства? Разве ты не знаешь, что комплименты приятней пить маленькими глотками и чтобы тебя не заставляли выхлебать все за раз?
– Это ты о чем? – удивился он. – Что я такого сказал?
– Ах, ничего. Но ты такой медведь. Такой большой, решительный, прямолинейный мальчишка. Впрочем, это неважно. Ты мне нравишься. Этого ведь достаточно, верно?
– Еще как, – ответил он.
Когда музыка утихла, они вышли в сад, и он легонько сжал ее руку. Он не мог иначе. Исходящее от нее тепло заставляло его чувствовать, будто она ему принадлежит. Она этого и хотела. Хотела, чтобы он бросился к ней, если это когда-либо позволят обстоятельства или судьба. Они сидели в саду под фонарями, и она сказала себе, что, если он когда-то окажется свободен и придет к ней, она его примет. Она была почти готова принять его и сейчас, но он вряд ли согласился бы. Он был таким здравомыслящим, безукоризненным, предупредительным. В отличие от многих известных ей мужчин, он не позволил бы себе ничего недостойного. Просто не смог бы. Но если бы позволил и смог – Дженни пришлось бы справляться одной, и она даже почувствовала к ней жалость. Дженни была милой, но Лестеру была нужна женщина другого типа, такая, как она, Летти Пейс.
Несколько часов спустя Лестер отправился поискать Дженни, но та уже ушла. Он еще какое-то время посидел с миссис Джеральд и был вынужден распрощаться. Они с Дженни следующим утром отправлялись еще дальше вверх по Нилу – к Карнаку, Фивам и омываемым водой храмам Фил.
– А когда вы возвращаетесь домой? – с огорчением спросила миссис Джеральд.
– В сентябре.
– Билеты на пароход уже купили?
– Да, отплываем из Гамбурга девятого. На «Фульде».
– Может быть, и я осенью вернусь, – рассмеялась Летти. – Не удивляйтесь, если я попытаюсь пробраться на тот же корабль. Но я пока ничего не успела решить.
– Да бога ради, присоединяйся к нам, – ответил Лестер. – Надеюсь, ты так и сделаешь… Увидимся завтра, перед отъездом.
Он умолк, а она подняла на него печальный взгляд.
– Не грусти, – сказал он, взяв ее за руку. – Никогда не знаешь, как обернется жизнь. Иногда думаешь, будто все не так, а оказывается, что так и нужно было.
Он думал, что ей жаль снова его терять, и жалел сам, что ее желание невозможно выполнить. Что до него самого, он сказал себе, что вот оно, решение проблемы, которого он, вероятно, никогда не примет; и все же это – решение. Отчего он не видел его тогда, несколько лет назад?
«Но она не была тогда настолько прекрасной, настолько умной, настолько богатой». Как знать! Как знать! Но он не может быть неверным по отношению к Дженни или желать ей зла. Она и так много всего претерпела даже без его вины и все храбро выдержала.
Плавание домой подарило Лестеру еще одну неделю в обществе миссис Джеральд, которая, поразмыслив, решила в любом случае на какое-то время вернуться в Америку. Она планировала ехать в Чикаго и Цинциннати, рассчитывая повидаться с Лестером и там. Ее присутствие сделалось для Дженни, того не ожидавшей, значительным сюрпризом, и она снова принялась размышлять. После возвращения из Египта и прогулки по Европе Лестер несколько остыл, но перспектива, заключавшаяся в этом прелестном создании, не могла не занимать самого значительного места в его мыслях.
По дороге домой у Дженни было больше возможностей понаблюдать за этой женщиной, и, потихоньку обо всем размышляя, она осознала, что тут главное. Миссис Джеральд забрала бы Лестера себе, не будь здесь Дженни. И все равно она не могла ей не нравиться, поскольку из всех светских дам, с которыми ей приходилось встречаться, она относилась к Дженни лучше всего. Летти из кожи лезла, чтобы услужить Дженни в разных мелочах, принести ей что-нибудь вкусное, посоветовать, чем бы таким интересным заняться, и тому подобное. Она не пыталась предъявить на Лестера монополию, но Дженни давала ей достаточно возможностей для разговора, поскольку желала, чтобы они хорошо провели время, раз уж им так хочется. Если она нравится Лестеру, отчего ему с ней не разговаривать? В сущности, она понимала, что Летти нелегко будет заставить Лестера пренебречь Дженни или вообще от нее отвернуться. Он был таким честным и предупредительным, что лишь смерть – ее смерть – могла бы открыть ему дорогу. Дженни также чувствовала, что в целом Летти нравится ему больше всех – во всяком случае, в некотором эмоциональном отношении. Он сам так сказал и вряд ли в том солгал. Когда они добрались до Чикаго, миссис Джеральд поехала дальше, а Дженни с Лестером вернулись к своему привычному образу жизни.
Глава XLVI
По возвращении из Европы Лестер стал прилагать все усилия, чтобы найти возможность для бизнеса. Ни одна из крупных компаний к нему, как он надеялся, не обратилась, главным образом по той единственной причине, что он считался сильной личностью, которая попытается взять под контроль все, к чему прикоснется. Подробности его изменившихся финансовых обстоятельств общественным достоянием не сделались. Мелкие компании, к которым он приглядывался, едва сводили концы с концами, либо производили продукцию, его не устраивавшую, либо были обременены самовластными и неподходящими ему характером владельцами. Он нашел-таки небольшую компанию в городке на севере Индианы, неподалеку от Чикаго, которая производила многообещающее впечатление. Ею управлял производитель фургонов и карет, похожий на его отца в свое время, – практик лет сорока, который, однако, не был бизнесменом в лучшем значении слова. Он имел небольшой доход от прошлых инвестиций объемом около пятнадцати тысяч долларов и фабрики, стоившей, скажем, тысяч двадцать пять. Лестер видел, что здесь можно кое-чего добиться, если применять должные методы и использовать деловую хватку. Огромного состояния это не сулило – во всяком случае за отпущенные ему годы. Он уже собрался туда вложиться, когда до него дошли первые слухи о каретном тресте.
Выяснилось, что за короткий срок, прошедший с тех пор, как Роберт сделал себя президентом компании Кейна, он не терял времени даром. Вооружившись голосами всех акций компании и тем самым возможностью заложить ее бумаги, он представил вниманию нескольких близких приятелей из финансовых кругов свою схему объединения основных каретных компаний и контроля над отраслью. Будет несложно, уверял он, уговорить двух главных соперников компании Кейна прекратить конкуренцию, принять по три акции нового холдинга в обмен на каждую свою акцию составляющих его компаний и совместно пожать экономические плоды, означавшие выплату шести процентов с трех акций там, где они раньше выплачивались лишь с одной. Это было возможно. Он показал, как именно. Проницательные инвесторы, исходя из изучения документов и наблюдений за его текущими успехами, были склонны согласиться. Они обещали ему любое финансовое содействие в разумных рамках. Подобным образом подготовившись, Роберт мог приступить к визитам к различным производителям карет и, пока Лестер путешествовал по Европе, был занят совершенствованием предполагаемой организации.
Основным конкурентом была компания «Лайман-Уинтроп» из Нью-Йорка, старый и надежный концерн, основанный еще до компании Кейна, но страдавший в последнее время от излишне возросшего консерватизма в подходах. Основатель компании, старик Генри Лайман, умер. Управляли ею Генри и Уилсон Уинтропы, сыновья первоначального учредителя Сэмюэля Уинтропа, но по-настоящему важной фигурой из них являлся Генри. Уилсон был более или менее светским персонажем, интересующимся искусством и беллетристикой, и предпочитал жить со своих доходов. Концерном руководил Генри, основываясь на стабильных методах своего отца. Он намеревался придерживаться линейки эксклюзивных образцов, которые до него делал отец, а повсеместно производимую технику попроще оставить прочим компаниям. Фургоны, телеги, тачки, которыми занимались многие из них, были не для него. Роберт, однако, очень быстро продемонстрировал ему, как к его доходу можно добавить многие тысячи долларов, никак не затрагивая при этом основной бизнес.
Если вкратце, схема Роберта заключалась в том, чтобы преобразовать различные компании, производившие кареты и фургоны, в «Объединенную ассоциацию производителей карет и фургонов», перевести все акции составляющих ее компаний в общий фонд и выпустить взамен новые шестипроцентные облигации из расчета три к одному. В частные интересы различных производств вмешиваться, если на то не будет согласия владельцев, никоим образом не предполагалось.
Компания Кейна, будучи самой большой и родительской, находилась бы в центре деятельности ассоциации, но лишь в качестве расчетного центра для остальных. Заказы, поступающие в каждую из компаний, учитывались бы здесь еженедельно и немедленно рассылались всем в виде бюллетеня. Работу, где только можно, следовало перераспределять. Так, заводам, которые отлично делали фургоны и не так хорошо – кареты, отдавались бы все заказы на фургоны, которые они могут переварить, а заказы на кареты им следовало бы передавать каретным компаниям. Где только можно, надлежало устранить дублирование усилий, а количество продавцов, закупщиков и рабочих сократить до минимума, необходимого для фактического выполнения работы. Ненужные заводы следовало закрыть или перевести на частичную загрузку. «Если потребуется и если это даст экономию, мы закроем компанию Кейна, – объявил Роберт, – и позволим все производить другим предприятиям».
Мистеру Генри Уинтропу это пришлось по вкусу. Ему нравился Роберт. Ему нравились гарантийные письма от финансистов, но больше всего ему нравились его деловая решительность, положение и хватка. Если другие присоединятся, то обязательно присоединится и он – почему нет? Он пришел в бизнес, чтобы делать деньги. Они тепло распрощались, и Роберт последовал дальше.