десять тысяч в год, которые я уже упомянул, но до конца жизни – он должен… хм… должен… простите, если это прозвучит жестоко, это ненамеренно… жениться на вас.
Дженни поморщилась. Услышать такое в лицо было и впрямь жестоко. А она еще хотела из-за этого, вернее, из-за отсутствия этого, оставить Лестера. Она ошибалась – ей это вновь стало ясно. Ошибался и Лестер. Вся их попытка незаконного сожительства с каждым шагом делалась все катастрофичней. Было бы куда лучше, если бы он оставил ее, обнаружив Весту, или если бы она его оставила, когда написала письмо после визита Луизы. Теперь ее оглушило новое осложнение, и из всей этой несчастливой ситуации был лишь один выход, что она ясно видела. Она должна его оставить, или же он ее. Другого разумного ответа не существовало. Он не должен пожертвовать состоянием. Это было бы смехотворно, о таком и думать нельзя. Она должна оставить его, или он ее. Другого выхода нет. Чтобы Лестер жил на десять тысяч в год! Что за глупость.
Мистер О'Брайен с любопытством за ней наблюдал. Он думал, что Лестер и ошибся, да не совсем. Отчего он только сразу на ней не женился? Такая очаровательная!
– Есть еще одно обстоятельство, миссис Кейн, которое я хотел бы в этой связи упомянуть, – сказал он уже мягче и непринужденней. – Теперь, увидев вас, я понимаю, что для вас это безразлично, но меня направили и в некотором роде обязали сделать некоторое предложение, и я надеюсь, что вы выслушаете его с тем же настроем, с каким оно делается. Могло показаться, будто брат Лестера Роберт несколько жестковат в своем подходе к определенным коммерческим вопросам, проистекающим из завещания, но с его стороны это было непреднамеренно, так что… я не знаю, осведомлены вы о коммерческих интересах своего мужа или нет?
– Нет, – просто ответила Дженни.
– Что ж, с целью все упростить и облегчить вам выбор в случае, если вы пожелаете помочь своему мужу в разрешении этой довольно сложной ситуации… говоря откровенно, в том случае, если вы решите покинуть его по собственной воле и проживать отдельно… я рад сообщить, что… хм… любая сумма в пределах, скажем, хм…
Дженни встала и потерянно шагнула к одному из окон, заламывая руки. Мистер О'Брайен тоже поднялся.
– Что ж, скажем как есть. В случае, если вы решите его покинуть, независимо от обстоятельств, мне было объявлено, что любая названная вами разумная сумма, пятьдесят, семьдесят пять, сто тысяч долларов, – мистер О'Брайен был готов ради нее расщедриться, – будет с радостью выделена на ваши нужды – вернее, помещена в доверенное управление на ваше имя, так что вы сможете ее использовать для любых потребностей. Вы никогда не будете нуждаться.
– Прошу вас, остановитесь, – выговорила Дженни, которую это ранило так, что она была больше не способна к разговору, не могла физически и умственно слышать ни единого слова. – Ничего больше не говорите. Я прошу вас меня покинуть. Пожалуйста, оставьте меня. Я могу уйти от него. Я уйду. Это можно организовать. Но прошу вас больше со мной не разговаривать, пожалуйста.
– Я понимаю ваши чувства, миссис Кейн, – продолжал О'Брайен, который со всей остротой осознал, как она страдает. – Понимаю в точности, поверьте. Я сказал все то, что намеревался. Мне было тяжело это сделать – очень тяжело. Сожалею, что в этом возникла необходимость. У вас есть моя визитка. Прошу вас запомнить имя. Я готов приехать в любое удобное для вас время, или можете мне написать. Не стану вас дольше задерживать. Мне очень жаль. Надеюсь, вы сочтете возможным ничего не говорить мужу о моем визите – я рекомендую вам принять решение самостоятельно. Я высоко ценю мою с ним дружбу, и мне искренне жаль.
Дженни лишь глядела в пол.
Мистер О'Брайен вышел в прихожую, чтобы взять пальто. Дженни нажала на кнопку электрического звонка, чтобы вызвать служанку, явилась Жанетта. Дженни вернулась в библиотеку, чтобы побыть одной. Мистер О'Брайен быстро зашагал прочь по дорожке от крыльца. Оставшись по-настоящему одна, она уперла подбородок в сложенные вместе ладони и уставилась на пол, а странные узоры шелкового турецкого ковра складывались под ее взглядом в различные картинки. Вот она видит себя в небольшом домике неизвестно где, с ней никого, кроме Весты; вот, в другом мире, Лестер правит коляской, рядом с ним миссис Джеральд. Она увидела нынешний дом пустующим, потом прошло еще немало времени, а потом…
– Ах, – вздохнула Дженни, подавляя желание разрыдаться. Ладонями она смахнула с обоих глаз по горячей слезинке. Затем встала.
«Так должно быть, – мысленно сказала она себе. – Так должно быть. Так должно было случиться уже давно. – И потом: – Благодарение богу, что папа умер. Что он до этого не дожил».
Глава LII
Объяснение, к выводу о необходимости которого Лестер пришел, будь его результатом их расставание или же законное оформление доселе лишь фактических отношений, состоялось вскоре после визита мистера О'Брайена, поскольку Лестер был готов говорить с Дженни и чувствовал, что день за днем лишь упускает столь важную возможность. В день приезда О'Брайена Лестер ездил в Хегвиш, небольшой фабричный городок, куда его пригласили посмотреть на испытания нового мотора, предназначенного для лифтов – с расчетом на возможные инвестиции. Когда он на следующий день вернулся домой, собираясь рассказать Дженни о поездке, несмотря даже на свои намерения ее оставить, он был поражен переполнившим дом ощущением отчаяния, поскольку Дженни, хоть и приняла серьезное, разумное решение, была не из тех, кто легко скрывает свои чувства. Она печально размышляла над предполагаемым поступком, понимая, что уйти будет лучше всего, но не могла найти в себе смелости, чтобы сообщить ему об этом. Уйти, не сказав ему, что она думает, она тоже не могла. Он должен захотеть с ней расстаться. Она была абсолютно убеждена, что это действие – расставание – необходимо и мудро. Она и думать не могла о том, что он решится пойти ради нее на жертву подобных масштабов, даже если сам того захочет. Это было невозможно. Ей казалось поразительным, что Лестер позволил всему зайти столь опасно далеко, не сказав ей ни слова.
Когда он вошел, Дженни постаралась изобразить привычную для себя приветственную улыбку, но имитация вышла довольно бледной.
– Все хорошо? – задала она свой привычный вопрос.
– Вполне, – ответил он. – А у тебя как дела?
– И у меня так же.
Следом за ним она прошла в библиотеку, где он поворошил в камине кочергой с длинной ручкой, потом обернулся, чтобы оглядеть комнату. Было пять часов январского вечера. Дженни подошла к окну, чтобы опустить штору. Когда она вернулась, он окинул ее критическим взглядом.
– Ты вроде бы не в себе, да? – спросил он, что-то почувствовав.
– Отчего же, со мной все в порядке, – ответила она, но губы ее двигались не слишком ровно – они мелко дрожали, ошибиться он не мог.
– Думается, мне видно лучше, – заметил он, неспешно подходя к ней. – Что тебя беспокоит? Что-то случилось?
На мгновение Дженни отвернулась от него, чтобы поймать дыхание и собрать воедино чувства. Потом снова к нему повернулась.
– Кое-что, – неуверенно смогла она выговорить. – Мне нужно кое-что тебе сказать.
– Я вижу, что нужно, – чуть надавил он, слегка улыбаясь, однако с чувством, что здесь кроется нечто очень серьезное. – Что именно?
Она немного помолчала, кусая губы и не понимая, как можно начать. Наконец прервала молчание:
– Вчера сюда приходил один человек – мистер О'Брайен из Цинциннати. Ты его знаешь?
– Да, знаю. Что ему было нужно?
– Он приходил, чтобы поговорить со мной о завещании твоего отца.
Она замолчала, поскольку лицо его немедленно омрачилось.
– За каким чертом ему потребовалось обсуждать с тобой отцовское завещание? – воскликнул он. – Что он тебе такого наговорил?
– Прошу тебя, Лестер, не сердись, – спокойно сказала Дженни, поскольку поняла, что если она хочет как-то продвинуться в разрешении проблемы, то обязана держать себя в руках. – Он хотел рассказать мне о жертве, которую ты готов принести, – продолжала она. – Он хотел предупредить, что осталось совсем немного времени, прежде чем ты потеряешь все, если не решишься на поступок. Разве ты не собираешься немедленно действовать? Разве ты не хочешь со мной расстаться?
– Да будь он проклят! – разъярился Лестер. – Какого черта он решил совать свой нос в мои личные дела? Меня что, нельзя оставить в покое? – Он сердито встряхнулся. – Будь они все прокляты! – добавил он. – Это все штучки Роберта. С чего бы «Найту, Китли и О'Брайену» лезть в мои дела? Как мне уже все это надоело! Кто дал ему право являться сюда и с тобой разговаривать?
Он кипел от гнева, но по его лицу это было почти незаметно, если не считать потемневшей кожи и пылающих глаз. Дженни затрепетала. Она не знала, что ей сказать.
– Ну и что именно он тебе наговорил? – мрачно воскликнул он мгновение спустя.
Дженни принялась нервно двигать вперед-назад лежащую рядом с ней на столе книгу, сильно обеспокоенная от испуга, что не сможет дальше притворяться. Ей всегда было нелегко решить, что говорить или делать. Лестер, когда сердится, такой страшный. И все равно, теперь, когда у него есть миссис Джеральд, ему будет не так тяжело уйти – а уйти он должен. Его состояние для него куда важней, чем все, что она может предложить.
– Он сказал, – продолжила она, – что если ты на мне женишься, то получишь лишь десять тысяч в год. Если не женишься и будешь дальше со мной жить, то ничего не получишь. А если оставишь меня или я тебя оставлю, у тебя будет полтора миллиона. Не думаешь ли ты, что уже пора меня оставить?
Она не собиралась задавать этот главный вопрос так быстро, но он прозвучал естественным завершением сказанного ранее. Стоило ей это произнести, как она поняла, что если Лестер действительно ее любит, то сразу же ответит: «Нет». И с чувством. Если же не любит, если готов ее отпустить, она увидит колебания, краткую, но задержку.
– Нет, не думаю, – раздраженно отозвался он, не подозревая о ее мыслях. – И не вижу необходимости куда-то спешить или кому-то в это вмешиваться. И я против того, чтобы они сюда являлись и лезли в мои личные дела.