Прошел еще месяц, от него пришло второе письмо, не такое длинное, как первое. Дженни ответила ему, целиком и с занятными подробностями описав, как у них дела. Она ничем не выдала своих чувств, сказав, что очень довольна жизнью и рада быть в Сэндвуде. Она выразила надежду, что теперь у него все будет хорошо, и попыталась дать понять, будто рада, что он ушел. Так ему будет куда лучше. «Не надо думать, что я несчастна, – писала она в одном абзаце, – поскольку это не так. Я уверена, что все именно так и должно быть, и была бы несчастной, если бы случилось иначе. Устраивай свою жизнь так, Лестер, чтобы быть как можно счастливей, – добавила она. – Ты этого заслуживаешь. Что бы ты ни сделал, меня это устроит. Я не стану возражать». Дженни имела в виду миссис Джеральд, что он и заподозрил, но почувствовал, что в ее щедрости, должно быть, имеется заметный оттенок самопожертвования и тайного горя. Это было одной из причин, почему он медлил.
Написанное слово и невысказанная мысль – как они между собой враждуют! Через шесть месяцев переписка сделалась с его стороны почти формальностью, а через восемь временно прекратилась.
Как-то утром, просматривая ежедневную газету, она увидела в светской хронике следующую заметку:
«О помолвке между миссис Малкольм Джеральд, проживающей по адресу бульвар Дрексель, 4044, с Лестером Кейном, младшим сыном покойного Арчибальда Кейна из Цинциннати, было формально объявлено на приеме, куда будущая невеста пригласила самых близких друзей, во вторник 6-го. Свадьба состоится в апреле».
Газета выпала у нее из рук. Несколько минут она сидела совершенно неподвижно, глядя перед собой. Может ли такое быть, спрашивала она себя. Действительно ли это наконец произошло? Она знала, что так должно было случиться, и все же – все же она всегда надеялась, что не случится. На что она надеялась? Разве она сама его не оттолкнула? Разве сама не предложила именно это, пусть и не напрямую? Но вот оно, прямо перед ней. Что ей делать? Оставаться здесь и жить на содержание? Мысль была ей неприятна. И однако он выделил в ее полное распоряжение круглую сумму. В сейфах трастовой компании на Лассаль-стрит находился пакет железнодорожных сертификатов общей суммой в семьдесят пять тысяч долларов, приносивший в год четыре с половиной тысячи, идущие непосредственно ей. Он предвидел, что Дженни, возможно, не захочет быть на содержании. Все организовал мистер Уотсон. Может ли она отказаться от этих денег? Ей нельзя было забывать про Весту.
Подобная развязка исполнила ее болью, и все же, сидя так, она поняла, насколько глупо сердиться после всего того, что она сказала и прочувствовала. Жизнь всегда поступает с ней подобным образом. И будет поступать дальше. Отчего-то на ее судьбе стоит черная метка. Дженни была в том уверена. Если она вернется в мир и начнет сама зарабатывать на жизнь, какая ему от этого разница? Какая от этого разница миссис Джеральд? Вот она, ведет неприметную жизнь в своем отдаленном отовсюду домике – и вот он, в большом мире, делает все то, что надеялся когда-то делать вместе с ней. Все слишком плохо. Так не должно быть. Но зачем плакать? Зачем?
Глаза ее и вправду были сухими, но душу внутри нее разрывало на части. Она осторожно встала, спрятала газету на дне сундука и повернула ключ.
Глава LVI
Обручение Лестера и миссис Джеральд подошло к своему формальному завершению довольно стремительно. Благодаря ее очарованию и напору, а также умелой и настойчивой дипломатии он обнаружил, что постепенно соглашается с мыслью, будто этот союз действительно необходим и все складывается наилучшим образом. Но ему было жалко Дженни – очень жалко. Жалко ее было и миссис Джеральд, но для ее печали имелось действенное лекарство в мысли, что для них двоих так лучше всего. Он станет счастливей – уже стал. Рано или поздно станет и Дженни, осознав, что совершила мудрый и добрый поступок. Летти в эти дни часто встречалась с Лестером. Они делили свое время между любовью и обсуждением будущего своих консолидированных капиталов. Поскольку покойный Малкольм Джеральд был ей безразличен, а мечты ее юности заполучить Лестера наконец воплотились, пусть и с некоторым запозданием, она была чрезвычайно счастлива. Она не могла желать ничего лучшего, чем каждый день проводить с ним рядом – вместе куда-то ездить, что-то видеть. Ее первый сезон в Чикаго в качестве миссис Лестер Кейн, следующей зимой, будет чем-то достойным воспоминаний. Что до Японии, это было так прекрасно, что почти невозможно поверить.
Лестер написал Дженни о приближающейся свадьбе с миссис Джеральд. Он сказал, что объяснять ничего не собирается. Даже попытайся он, объяснения ничего не будут стоить. Он думает, что должен жениться на миссис Джеральд. И думает, что должен сообщить об этом Дженни. Он надеется, что с ней все хорошо. Он хочет, чтобы она всегда чувствовала, несмотря ни на что, что он заботился о ее истинных интересах. Он сделает все, что в его власти, чтобы ее жизнь была как можно более приятной и приемлемой. Покидая ее, он не думал, что поступит так, но возникли обстоятельства, заставившие его переменить решение. Он хочет быть абсолютно откровенным. И надеется, что она его простит. Будет ли она с любовью напоминать о нем Весте? Ее надо будет отправить в выпускную школу.
Дженни понимала, как обстоят дела. Она знала, что Лестера тянуло к миссис Джеральд с того самого дня, как он столкнулся с ней в лондонском «Савое». Та пыталась поймать его на крючок. И вот поймала. Все в порядке. Она надеется, что он будет счастлив. Она была рада написать ему и сказать об этом, упомянув между прочим, что видела сообщение в газете. Он сумел прочитать между строк, что она на самом деле думает. Его очаровала крепость ее духа. Даже в этот час. Что бы он ни успел сделать, что бы еще ни собирался, он понял сейчас, что все еще в известном смысле любит Дженни. Это благородная и очаровательная женщина. Будь все остальное в порядке, он бы вовсе не собирался сейчас жениться на миссис Джеральд. И однако женился.
Церемония состоялась в резиденции миссис Джеральд пятнадцатого апреля, вел ее священник римско-католической церкви. Лестер не был образцовым последователем веры, к которой иногда себя причислял. Отец его был ревностным католиком. Сам же он был агностиком, но, воспитанный в лоне церкви, чувствовал, что мог бы в нем и обвенчаться. Пригласили около пятидесяти гостей из числа самых близких друзей. Церемония прошла идеально гладко. Были радостные поздравления, дождем сыпались рис и конфетти. Гости все еще ели и пили, когда Лестеру и Летти удалось выскользнуть через боковой выход и отбыть в закрытом экипаже. Четверть часа спустя гости кинулись в суматошную погоню в направлении вокзала тихоокеанской железнодорожной линии, но к тому времени счастливая пара уже расположилась в приватном вагоне, и прибытие метателей риса ничего не изменило. Откупорили еще шампанское, потом поезд тронулся, прекратив тем самым веселье, и они наконец отправились в путь вдвоем.
– Что ж, вот я и твой, – сказал он весело, притягивая ее на сиденье рядом с собой. – И что теперь?
– А вот что! – воскликнула она и, стиснув его в объятиях, принялась горячо целовать. Через четыре дня они были в Сан-Франциско, а еще через два – на борту скоростного парохода, направляющегося в страну микадо.
Дженни тем временем оставалось лишь предаваться грустным мыслям. Из первоначального сообщения она узнала, что свадьба ожидается в апреле, и с тех пор следила за хроникой в поисках дополнительной информации. Появилась она лишь дней за пять до самого события, в ней было сказано, что церемония состоится в четверг, пятнадцатого апреля, в два часа дня в резиденции будущей невесты. Имена тех, кто был объявлен шафером и подружкой невесты, Дженни слышала от Лестера и видела в газетах. Несмотря на то, что она уже со всем смирилась, Дженни все же безнадежно следила за новостями – как нищий голодный ребенок, заглядывающий в освещенное окно на Рождество.
В день свадьбы она прослеживала в мыслях каждый шаг двоих счастливцев в таких подробностях, словно сама там была и все видела. Перед ее глазами предстали изящная резиденция, экипажи, гости, празднество, веселье, церемониал – все. Она будто бы и сама испытывала все эти впечатления от приватного вагона и радостного путешествия, которое молодожены собирались предпринять. Газеты писали, что свой медовый месяц они проведут в Японии. Свой медовый месяц! Ее Лестер! А миссис Джеральд так привлекательна. Дженни сейчас могла представить ее – новую миссис Кейн, единственную когда-либо существовавшую миссис Кейн – в его объятиях. Когда-то он ее так держал. Он любил ее. Да, любил! При этой мысли у нее в горле образовался жесткий комок. О боже! О боже! Она вздохнула про себя и изо всех сил сцепила руки, но это не помогло. Ей было так же плохо, как и до того.
Когда день окончился, ей действительно стало легче, поскольку ничего изменить уже в любом случае было нельзя. Веста знала, что происходит, но сочувственно молчала. Она тоже видела сообщение в газете. Она сделала вид, что ей весело, и пыталась говорить о чем-то еще, но впустую. Когда прошел день и еще один, мысли Дженни заметно успокоились, поскольку она снова поняла, что стоит перед лицом неизбежности. Но миновала не одна неделя, прежде чем острая боль притупилась до привычной ноющей. До их возвращения оставался не один месяц, хотя это, само собой, было уже неважно. Только Япония казалась такой далекой, а ей отчего-то нравилось думать, что Лестер близко к ней – где-то в Чикаго.
Прошла весна, за ней лето. Осенью Веста снова пошла в школу. Теперь она была старшеклассницей, изучавшей алгебру, французский язык и основы гражданского общества – все эти предметы вызывали любопытство у Дженни, поскольку интересовали Весту. Несколько раз она задумывалась о том, чтобы заняться чем-то помимо работы по дому и заполнить этим свои мысли, потому что, несмотря на всю любовь к природе, чувствовала себя одинокой. Цветы, лужайка и вид на озеро, который был прекрасным, казалось, требовали от нее чего-то помимо любви к ним, чтобы она чувствовала себя счастливой. Дело, конечно, бы