Одно из любопытных последствий разошедшихся путей Дженни и Лестера, когда это можно было считать твердо установленным фактом, касалось Лестера с Робертом, поскольку с момента оглашения завещания не один год назад эти двое ни разу не встречались. Роберт часто думал о брате. Он с интересом следил за его успехами после того, как тот оставил Дженни. Он с удовольствием прочитал о его браке с миссис Джеральд, поскольку всегда считал ее идеальной спутницей для Лестера. По многочисленным признакам он понимал, что брат со времен неблагоприятного поворота в настроении их отца и определенных действий с его собственной стороны, чтобы заполучить контроль над компанией Кейна, от него не в восторге. Однако в образе мыслей они особо не отличались – и уж точно не в отношении коммерческого чутья. Роберт теперь процветал. Он мог позволить себе быть щедрым. Мог позволить себе попытку примирения. Ведь, в конце концов, он сделал все что мог, чтобы брат одумался, – и из самых лучших побуждений. Будь они друзьями, они могли бы иметь и совместные финансовые интересы. Время от времени он задавался мыслью, насколько Лестер будет к нему враждебен.
Шло время, и однажды, приехав в Чикаго, он поинтересовался, где сейчас Лестер. Но того не было в городе, и прошел чуть ли не еще один год, пока он вернулся. В следующий приезд в Чикаго Роберт попросил друзей, с которыми ехал в экипаже, свернуть к берегу озера, чтобы посмотреть на роскошный особняк, где, как ему говорили, обитают Кейны. Место было ему известно с чужих слов и описаний.
Когда он увидел его, то будто почувствовал нотку атмосферы старого дома семьи Кейнов. Лестер, изучив недвижимость после покупки, распорядился пристроить с одной стороны теплицу, похожую на ту, что у них была в Цинциннати. Миссис Кейн обожала цветы. Он видел, что пристройка выглядит солидно при всей претенциозности – для своего типа она была очень удачной. Прошло еще какое-то время, и он, зная, что к определенной дате будет в Чикаго, написал Лестеру и спросил, не хочет ли тот поужинать с ним в «Юнионе». Он будет в городе лишь день, но хотел бы снова его увидеть. Он понимает чувства брата и однако желал бы обсудить с ним определенное предложение. Как насчет четверга?
Получив письмо, Лестер нахмурился и впал в глубокое раздумье. Он так никогда до конца и не исцелился от раны, которую нанес ему отец, так и не достиг душевного покоя с тех пор, как Роберт всецело от него отвернулся. Он неплохо мог понять, почему Роберту хотелось поступить так, как он тогда поступил – ему было ясно, что брат играл тогда по-крупному, – но он, в конце концов, приходился Роберту братом и сам с ним так не поступил бы – по крайней мере он хотел в это верить. А теперь Роберт ищет встречи.
Сначала он подумал не отвечать вообще. Потом – написать и ответить отказом. Но им овладело странное желание вновь взглянуть на Роберта, услышать, что тот хочет сказать и в чем заключается его предложение; он решил принять приглашение. Вреда от этого не будет. Хорошего, как он понимал, тоже. Они могли согласиться, что сделанного не воротишь, однако ущерб от этого никуда не денется. Можно ли склеить разбитый горшок и назвать его целым? Нет, назвать-то можно, но что в том толку? Разве он перестанет быть разбитым и склеенным?
В назначенный четверг Роберт позвонил ему из «Аудиториума», чтобы напомнить о встрече. Лестер с интересом прислушивался к голосу брата.
– Хорошо, – сказал он. – Я приду.
В какой-то момент он хотел рассказать о визите брата Летти, но передумал. Она мало что знала про Роберта и его дела. К полудню он поехал в центр, и там, в роскошном помещении клуба «Юнион», два брата встретились и снова посмотрели друг на друга. Роберт оказался более худым, чем когда Лестер видел его в последний раз, и несколько поседевшим. Взгляд был ярким и отливал сталью, но вокруг глаз виднелись морщинки. Манерами он был быстр, внимателен, оживлен.
Лестер принадлежал к совсем другому типу. Он не был быстр, заметно оживлен или тороплив, но солиден, краток и равнодушен. Последнее время Лестер считался несколько жестким. Взгляд внимательных голубых глаз Роберта ничем его не побеспокоил и вообще никак не подействовал. Он видел брата таким, каков тот есть, поскольку обладал более глубоким философским рассудком и способностью понимать, а вот Роберт не был способен так его рассмотреть. Он не мог измерить глубину того, что произошло с Лестером за все эти годы. Лестер сделался кряжистей, отчего-то не поседел, все те же песочного цвета волосы и румяное лицо, и настроен был довольно оптимистично или во всяком случае согласительно – готов принимать жизнь такой, какая она есть. Лестер изучал брата внимательным неотрывным взглядом. Тот слегка шевельнулся, поскольку чувствовал себя неуютно. Он мог видеть, что сила мысли и храбрость, всегда бывшие доминирующими свойствами брата, никуда не делись.
– Я подумал, что неплохо бы нам опять повидаться, Лестер, – заметил он после того, как они привычно пожали друг другу руки. – Времени прошло немало – двенадцать лет, если не ошибаюсь?
– Около того, – ответил Лестер. – Как твои дела?
– Да примерно все так же. Вижу, что у тебя все неплохо.
– Здоровье в порядке, – сказал Лестер. – Разве что небольшие простуды время от времени. Такого, чтобы слечь, почти не бывает. Как жена?
– С Маргарет все хорошо. С детьми тоже. Ральфа и Беренис теперь, когда у них свои семьи, мы нечасто видим, но остальные более или менее с нами. Надеюсь, с твоей супругой тоже все в порядке, – добавил он неуверенно. Он ступал здесь на зыбкую почву.
Лестер смотрел на него с тем же выражением.
– Да, – ответил он. – И у нее со здоровьем все неплохо. Сейчас прекрасно себя чувствует.
На какое-то время оба отвлеклись мыслями, пока Лестер не поинтересовался насчет бизнеса и спросил про Эми, Луизу и Имоджен. Он откровенно признался, что сейчас с ними не встречается и ничего про них не слышит. Роберт рассказал ему, что смог.
– То, о чем я думал в твоем отношении, Лестер, – сказал Роберт, когда они подошли к истинной теме встречи, – касается «Западных заводов тигельной стали». Я обратил внимание, что в совете директоров ты не заседаешь лично, но от твоего имени выступает твой поверенный мистер Уотсон. Сообразительный малый. С управлением там не все в порядке, мы оба это знаем. Если мы хотим, чтобы производство хоть когда-то начало должным образом окупаться, нам нужен во главе практический специалист в области стали. Я все время голосовал своими акциями наравне с твоими, поскольку Уотсон предлагал дельные вещи. Он согласен со мной, что перемены необходимы. Я хотел тебе сказать, что у меня есть возможность выкупить семьдесят акций у вдовы Росситера. Это, в сочетании с твоими и моими, даст нам контроль над компанией. Я предлагаю тебе, если хочешь, забрать их себе, хотя пока они в семье, разницы нет никакой. Я бы предпочел, чтобы они были твои, если не возражаешь. Тогда ты сможешь назначить президентом того, кого сочтешь нужным, и мы все там поправим.
Лестер улыбнулся. Предложение было хорошим. Уотсон сообщал ему о проблемах. И всегда упоминал, что Роберт готов скооперироваться. Лестер давно подозревал, что Роберт захочет помириться. Это была его оливковая ветвь – контроль над собственностью примерно в полтора миллиона.
– Очень мило с твоей стороны, – мрачно сказал Лестер. – И довольно либеральный поступок. Отчего ты вдруг решил так поступить?
– Ну, Лестер, если сказать тебе всю правду, – ответил Роберт, – мне всегда была неприятна вся эта история с завещанием, когда оно так на тебя обрушилось. Мне была неприятна история с постом секретаря-казначея и еще кое-что из случившегося. Я не хотел бы ворошить прошлое – можешь, если хочешь, смеяться, – но я должен был сказать тебе, что я насчет всего этого чувствовал. В прошлом я был весьма амбициозен. Когда умер отец, мои амбиции касались того, чтобы провернуть схему с «Объединенной каретной», и я опасался, что тебе она не понравится. С тех пор я стал думать, что мне не стоило так поступать, но я поступил и подозреваю, что ты не хочешь больше о том слышать. Нынешнее же предложение…
– …выдвигается в виде определенной компенсации, – негромко вставил Лестер.
– Не совсем так, Лестер, – сказал его брат, – хотя что-то такое в нем тоже присутствует. Я знаю, что теперь для тебя это не слишком много значит. Знаю, что предпринимать что-то нужно было еще много лет назад, а не сейчас. И все равно я искренне считаю, что предложение могло бы тебя заинтересовать. В дальнейшем из него могло бы вырасти что-то еще. Я подумал, если честно, что оно помогло бы нам наладить отношения. В конце концов, мы братья.
– Да, – сказал Лестер, – мы братья.
Произнося эти слова, он думал об иронии ситуации – о собственном сардоническом представлении об их братстве. Вот Роберт с состоянием в шесть или семь миллионов (как утверждали слухи – точно никто не знал) приходит к нему, у которого есть собственных четыре-пять миллионов, чтобы загладить вину за что-то, но сделать-то это следовало, когда у Лестера было всего десять тысяч в год – и те он рисковал потерять. Роберт, по существу, заставил его вступить в нынешний брак, и хотя пострадала от этого лишь Дженни, он не мог не злиться. Это правда, Роберт не лишил его четверти отцовского наследства, но и получить ее явно не помог. Возможно, отец совещался с ним по этому поводу – определить он не мог. В любом случае, сейчас они встретились, и Роберт полагает, что своим предложением способен что-то исправить. Его – Лестера – это несколько ранило. И рассердило. Странная штука – жизнь.
– Нет, Роберт, я не вижу, как этого добиться, – сказал он наконец со всей решимостью. – Я ценю мотивы, побудившие тебя сделать это предложение. Но не считаю для себя мудрым его принять. Твоя возможность – она твоя. Мне она не нужна. Мы можем провести все изменения, которые ты предлагаешь, если акции останутся у тебя. Я и так достаточно богат. Ты пытаешься меня подкупать, чтобы залечить старую рану. На твоем месте, Роберт, я бы этого не делал. И не станем больше об этом думать. Я остаюсь при своей позиции. Что было, то прошло. Я совершенно не возражаю против того, чтобы время от времени с тобой что-то обсудить. А больше тебе ничего и не нужно. Все остальное – чек, выписанный, чтобы купить мою дружбу. Но она, по-моему, и так у тебя есть. Я не держу на тебя обиды. И не буду впредь.