Рамона качает головой:
– То есть мы не можем сами до него добраться?
– Я этого не говорил. – Макмюррей направляется к двери, затем останавливается у фотографии на стене. – Смотри.
На снимке изображен развалившийся на диване длинношерстный кот, белый и ухоженный, но лишенный характерных признаков альбиноса. В камеру он смотрит с высокомерным презрением.
– Я этого кота уже где-то видела, – бормочет Рамона, прикусывая губу, а затем смотрит на Макмюррея. – Это то, о чем я думаю?
Макмюррей кивает:
– Это чистокровный персидский кот. Д’Убервиль Мармадюк IV. Некоторое время назад Биллингтон приобрел этого… нет, не питомца, фамильяра, вот более подходящее слово. Вероятно, как раз тогда, когда начал готовить свой план. Он держит его на борту «Мабузе». Пушистый белый кот, яхта на Карибах, огромная плавучая база с тайным глубоководным модулем – этот гейс берет силу не от каких-то дурацких куколок и обручальных колец, агент Рандом, у него есть ноги. Потребуется чудо, чтобы кто-то, кроме бриттов, смог до него добраться. Точнее, одного конкретного бритта – агента, которого не существует. – Он пристально смотрит на Рамону. – Но мы нашли лазейку, которая позволит нам врезать Биллингтону по больному месту. Ты пролезешь в эту лазейку, ты и я. И ты приколотишь голову Биллингтона к столу, чтобы ДЖЕННИФЕР МОРГ не попал в неподходящие руки. И вот как мы это сделаем…
В Лондоне, в комнате с заложенными кирпичом окнами сидят трое. Проектор щелкает, но слайдов больше нет, и Энглтон выключает его. На минуту воцаряется тишина, нарушаемая только его эмфиземным дыханием.
– Ублюдок, – произносит Мо холодным и вроде бы ровным голосом.
– Мы вернем его, Мо, я тебе обещаю, – твердо и спокойно заявляет Барнс.
– Но он пострадает.
Энглтон откашливается.
– Поверить не могу, что вы это сделали, – горько говорит Мо.
– У нас не было выбора, – отвечает он хриплым голосом, сорванным на бесконечных совещаниях и встречах, которые ему пришлось провести за последнюю неделю.
– Поверить не могу, что вы позволили какому-то скользкому подрядчику министерства обороны застать себя врасплох. Да еще и слепили из этого оправдание. Черт возьми, Энглтон, каких слов вы от меня ждете? Начать с того, что эта ваша идея с приманкой и подменой – просто глупость, и вы еще отдали моего парня какой-то секс-вампирше, а мне предлагаете закрыть глаза и думать об Англии? Ждете, что я буду покорно собирать осколки, когда она закончит громить ему мозг, а потом заберу домой и буду гладить по головке, чтобы утешить потрепанную гордость? Чего вы от меня ждете? Что я вдруг превращусь в какую-то ангельскую няньку-сиделку, когда все закончится? Да как вы посмели?
Она держит футляр за гриф и наклоняется через стол к Энглтону, цедит слова ему прямо в лицо. Она слишком близко, и потому не видит, как Барнс смотрит на ее пальцы на грифе так, словно это дуло автомата, и явно пытается определить, потянется ли она к спусковому крючку.
– Разумеется, вы расстроены…
– Разумеется?!
Мо вскакивает, бросает футляр на сгиб левой руки и щелкает замками.
– Да пошли вы! – рычит она.
Энглтон подталкивает к ней через стол пакет.
– Ваши билеты.
– Да пошли вы со своими билетами!
Пальцы ее правой руки сжимаются и разжимаются в воздухе, левая поглаживает скрипичный футляр. Барнс поднимается, делает шаг назад от стола и уже тянется к пиджаку, когда замечает короткий отрицательный жест Энглтона.
– И со своим гребаным гейсом шестого ранга! – Ее голос звучит твердо, но в нем звенят сильные чувства. – Я ухожу.
На миг Мо замирает на месте, будто хочет сказать еще что-то, затем хватает пакет и вылетает из комнаты, так хлопнув за собой дверью, что замок не успевает сработать и та снова распахивается. Барнс смотрит ей вслед, а потом, заметив округлившиеся глаза и открытый рот дамы за стойкой, вежливо кивает и снова закрывает дверь.
– Думаешь, она возьмется за это задание? – спрашивает он Энглтона.
Тот несколько секунд безучастно смотрит на дверь.
– О да. Она нас возненавидит, но она это сделает. Она ведет себя в пределах парадигмы. Тип-топ, как сказал бы Боб.
– Я на минуту испугался, что придется ее вязать. Если бы она сорвалась.
– Нет. – Энглтон с видимым усилием собирается и качает головой. – Она для этого слишком умна. Она намного крепче, чем ты думаешь, иначе я бы не поставил ее на это место. Но спиной к двери не сиди, пока все не закончится и мы ее не успокоим.
Барнс изучает неровную зеленую столешницу.
– Я почти сочувствую этой женщине из Черной комнаты, с которой ты сцепил Боба.
– Таковы правила игры, – печально пожимает плечами Энглтон. – Не я их написал. Можешь винить Биллингтона или человека за печатной машинкой, но он умер более сорока лет назад. О’Брайен не из конфет, и пирожных, и сластей всевозможных. В общем, справится. – Он устало смотрит на Барнса. – Должна справиться. Иначе мы все в дерьме.
9: Без акваланга
«Как интересно, – говорит Рамона в чернильной тьме, пока я захлебываюсь обжигающе холодной соленой водой. – Не знала, что ты так можешь».
В груди у меня горит огонь, а барабанные перепонки будто протыкают ледяными иголками, и я начинаю метаться, как в бреду. Я чувствую, как мое сердце бухает, словно свайный молот, и страх сжимает меня, точно смирительная рубашка. Я умудряюсь удариться локтем об одну из стен тоннеля – острая боль среди черной тяжести.
«Прекрати сопротивляться».
Меня обвивают тонкие руки; она прижимает меня к себе, притягивает голову к своей груди, и я чувствую, как колотится ее сердце. Она тянет меня вниз, как русалка – утонувшего моряка, и я замираю – и в панике выдыхаю. А потом мы оказываемся в более просторном помещении (я чувствую, как расходятся стены), и вдруг мне уже не нужно дышать. Я чувствую, как ее (или мои) жабры втягивают прохладную сладкую воду, как ветерок с весеннего луга, и снова ощущаю одолженную у нее подводную свободу.
«Где мы? – вздрагивая, спрашиваю я. – Что это такое?»
«Мы точно под центральным отражательным контуром платформы. Думаю, он приглушил нашу связь, когда мы его проплывали».
Мои глаза постепенно приспосабливаются, и я начинаю различать в рассеянном вокруг зеленоватом сумраке отдельные предметы. Тоннель превратился в квадратное отверстие посередине купола, расположенного в центре плоского черного потолка (низкого и неровного на ощупь). По сторонам я различаю другие темные силуэты: какие-то опорные конструкции, уходящие в мрачную глубину. За ними – мутный простор открытого моря.
«Я думал, его до самого дна залили».
«Нет. Риф проходит в считанных метрах от поверхности воды, но потом резко уходит в глубину, до дна здесь почти шестьдесят метров. Платформу построили на краю подводного обрыва, а на дно опираются вот эти колонны».
«Понятно».
В экспериментальном порядке я отталкиваюсь от нее и отплываю на некоторое расстояние, пока не возвращается тяжесть в груди. Выходит, самостоятельно я могу отплыть примерно на восемь метров – здесь, в тени защитного контура. Я разворачиваюсь и медленно возвращаюсь к Рамоне.
«Так что ты мне хотела рассказать? Говори, пока нас снова не прервали».
В сумраке ее лицо кажется призрачной тенью.
«Нет времени. Злодеи на подходе».
«Злодеи… – Я слышу наверху гулкий рокот и поднимаю глаза к бетонному потолку. – Так. У них гарпуны?»
«Угадал, обезьяныш. Плыви за мной».
Она скользит к одной из колонн, а я поспешно устремляюсь следом, чтобы не оказаться за пределами пузыря, в котором у нас общий метаболизм. Колонна толщиной примерно в мой корпус, из грубого бетона, покрытого слоем ракушек и каких-то диковинных наростов, наверное новорожденных кораллов. За ней – открытое море: зелень наверху (мы, кажется, метрах в десяти под водой) и темень внизу. Рамона подтягивает колени к груди и переворачивается головой вниз, а потом резко выпрямляет ноги и стрелой летит в сумрачную глубину. Я сглатываю, а затем неуклюже следую ее примеру. Мое внутреннее ухо сходит с ума, но мне почти удается убедить его в том, что я карабкаюсь по толстой серой колонне. Мне немного не хватает воздуха, но с учетом обстоятельств все в порядке.
«У тебя все хорошо?» – спрашиваю я.
«Нормально», – внутренний голос Рамоны звучит напряженно, будто она дышит за нас обоих.
«Тогда не гони так».
Позади в сумраке маячит бежевая стена, подходящая ближе к колонне. Вдали я вижу тонкие силуэты охотящихся рыб.
«Давай сюда, между колонной и утесом».
Сверху слышны булькающие звуки.
«Вот они».
Рамона всматривается в мутное марево над нами.
«Давай».
На этой глубине ширина зазора между колонной и скальной стеной примерно метр. Я заплываю в него, а потом оборачиваюсь и беру Рамону за руку. Она подплывает ко мне, продолжая смотреть в далекое небо, и я затягиваю ее в тень колонны.
«Сколько мы сможем тут прятаться? Если они решат, что мы просто без аквалангов ныряем, такую глубину проверять не станут».
«На такое везение не рассчитывай, – говорит она, закрывает глаза и прижимается ко мне. – Ты кого-нибудь убивал, Боб?»
«Кого-нибудь убивал?.. – Это, конечно, зависит от того, что значит „кого-нибудь“. – Только паранормальные сущности. Это считается?»
«Нет, нужен человек, – Рамона вдруг напрягается. – Нужно было раньше спросить».
«Что значит нужен человек?»
«Это недосмотр, – коротко отвечает она. – У тебя должна быть кровь на руках».
«О чем ты?..»
«Это гейс. Ты должен одного из них убить. – Она медленно поворачивается, ее волосы вьются вокруг головы, как темный нимб. Мы на глубине в двадцать метров, но у меня во рту сухо, как в пустыне. – Ты должен совершить некоторые шаги, чтобы принять свою роль в магистральном сюжете. Опасность в далеком городе, встреча с темной сущностью, убийство одного из приспешников – хотя бы одного, лучше больше, – а потом нужно будет придумать, как обойти мой… черт, вот они. Потом объясню. Готовься».