– Что это такое?
Я наклоняюсь поближе. С одной стороны выставлены две модели кораблей, один – «Эксплорер», его я узнаю по бурильной вышке. В центре красуется странная композиция: старые книжки с загнутыми страницами и видавший виды автоматический пистолет лежат поверх бобины с кинолентой и карты Карибского бассейна. И еще кое-что: от всего тянутся тонкие провода…
– Вот черт! Это же схема Вульпис-Теслы. А вон та коробка… к ней что, подключена «Могильная пыль» модели 60? Духов мертвых призывают? Что за чертовщина?
Там же стоит игрушечный солдатик в вечернем костюме и с пистолетом. К нему проводок от контура идет прямо в пластиковую промежность. Справа и слева от него стоят две Барби в бальных платьях, одна в черном, другая в белом. Позади притаился другой солдатик, на этот раз переделанный в лысого и бородатого злодея в серой форме, похожей на вермахтовскую.
И тут вдруг я все понимаю.
– Это ядро фатумного гейса, да? Вроде запутывания, только в большем масштабе. Джеймс Бонд и дух Яна Флеминга в роли сценариста… Господи.
Я бросаю взгляд через стол на Рамону. Она покраснела и выглядит настороженной.
– Да, Джеймс… – говорит она и прикусывает губу. – Прости, обезьяныш. Гейс тут работает в полную силу.
Я смотрю на нее, прищурившись. О да, я начинаю понимать. Мне уже почти хочется пристрелить ее, а потом выбросить в иллюминатор, прежде чем злодеи выбьют из нее всю подноготную, но мне сейчас нужны союзники – любые союзники, – и пока я не уверен, что она переметнулась на сторону СПЕКТРа, я не могу себе позволить…
Что. За. Чушь?!
Я быстро моргаю.
– А можно мы отойдем куда-то, чтобы не так близко?..
– Да. В соседнюю каюту.
В соседнем помещении обнаруживается библиотека, или курительная комната, или как там это называется. Голова у меня перестает кружиться, как только между мной и адской диорамой возникает стена.
– Дело плохо. В чем смысл? Зачем Биллингтон хочет превратить меня в Джеймса Бонда?
Рамона погружается в слишком мягкое кресло.
– Дело не в тебе, Боб. Дело в сюжете. В структуре гейса он поставил себя злодеем в чудовищном фатумном заклятье, направленном против любого агента разведки или правительства на планете. Конечное состояние для этого заклятья заключается в том, что герой – то есть любой, кого захватил архетип Бонда, – приходит и убивает злодея, уничтожает его плавучий штаб, срывает его планы и получает девушку. Но Биллингтон не дурак. Он, конечно, гнется под архетип злодея, но он контролирует этот гейс, и у него отличное чувство времени. Прежде чем архетип Героя реализуется в развязке, он оказывается в руках злодея, при этом никто другой не может помешать осуществлению его плана. Эллис считает, что он сможет потушить гейс прежде, чем он перейдет к финальной части и заставит исполнителя роли Бонда его убить. И тут Биллингтон оказывается неуязвим, потому что единственный агент на планете, который может его остановить, вдруг вспоминает, что он не Джеймс Бонд.
С минуту я все это обдумываю.
– О-го-о-о.
– Вот так мы и влипли, – мрачно говорит Рамона. – У Биллингтона с самого начала был рычаг против меня. А я – его рычаг против тебя, а ты – его рычаг против Энглтона. Он нас выстроил как костяшки домино.
Я глубоко вздыхаю.
– А что будет, если я вернусь туда и разобью диораму?
– Сигнал такой силы… – качает головой Рамона. – Ты заметил, как быстро она спадает? Если ты окажешься достаточно близко, чтобы ее разбить, откат тебя убьет, но Биллингтон, скорее всего, останется жив. Если бы мы смогли сообщить своим, что происходит, стоило бы попробовать, но сейчас рядом нет никого, кто мог бы вмешаться, – так что мы снова на первой клетке. Этот гейс нужно потушить по всем правилам, так же, как его устанавливали. Наверное, поэтому Биллингтон и притащил сюда этого гада, Патрика.
– Погоди, – медленно говорю я. – Гриффин был уверен, что на этой неделе в город прибудет жуткий убийца из Черной комнаты. Кодовая кличка «Чарли Виктор». Он сможет что-то сделать с Биллингтоном, если мы очистим ему путь?
– Боб, Боб. Это я – Чарли Виктор.
Она смотрит на меня с состраданием, которое обычно приберегается для неизлечимо больных. Я некоторое время обдумываю услышанное. А потом, повинуясь атавистическому инстинкту, щелкаю пальцами:
– Значит, ты в сюжете… ты шикарная женщина-убийца из конкурирующей разведки, так? Как майор Амасова из фильма «Шпион, который меня любил» или Джинкс из «Умри, но не сейчас». Ты Хорошая Девушка Бонда или Плохая Девушка Бонда?
– Ну, не думаю, что я плохая… – Рамона недоуменно смотрит на меня. – О чем ты вообще говоришь?
– В фильмах у Бонда обычно две Девушки… – начинаю я.
Черт, черт, черт, она же не из Англии. Все время забываю. Ей ведь не приходилось мучительно терпеть ритуальный показ какого-нибудь фильма о Бонде на ITV каждое Рождество. Я-то их все посмотрел к пятнадцати годам и некоторые книги прочел, но никогда прежде это знание не было мне нужно…
– Смотри, у Бонда почти всегда две Девушки. Иногда три, а в нескольких поздних фильмах экспериментально вывели одну, но почти всегда их две. Первой появляется Плохая Девушка Бонда, которая обычно работает на злодея и спит с Бондом, прежде чем погибнуть. Вторая, Хорошая Девушка Бонда, помогает ему по ходу сюжета и не трахается с ним до самых титров. Ты со мной пока не спала, что, наверное, означает, что ты в безопасности, по крайней мере, ты не Плохая Девушка Бонда. Но ты можешь быть роскошной женщиной-убийцей из конкурирующей организации: это своего рода ревизионистская смесь из Хорошей и Плохой Девушек Бонда, она появляется позже, выручает Бонда из многих бед, потом пытается его убить и наконец спит с ним…
– Я надеюсь, это не подкат, обезьяныш, потому что иначе…
– Набор перекошен. И я так понимаю, что скоро нашего полку прибудет.
– А? О чем ты?
– Не бывает двух Девушек в фильмах, где есть роскошная женщина-убийца, – говорю я, пытаясь сообразить, что это означает. – И этот сюжет не ложится в канву. Потому что сюда едет Мо.
– Мо? Твоя девушка?
Рамона смотрит на меня очень суровым взглядом. Я оглядываюсь. На полках стоят бизнес-самоучители вперемежку с первыми изданиями романов Яна Флеминга – наверное, усилители гейса, – а в иллюминаторе раскинулось темно-синее море под голубым небом.
– Она сказала, что прилетит сюда, как только устроит головомойку Энглтону, – добавляю я и жду реакции.
– Это сомнительно, – чопорно возражает Рамона. – Я читала ее досье. Она же просто университетский преподаватель, который случайно наткнулся на засекреченную тему!
– Да, но я готов биться об заклад, в этом досье почти ничего нет о том, что с ней было после того, как твоя организация дала ей разрешение на выезд. Это было три года назад. Ты знала, что она теперь работает на Прачечную? А скрипку ее слышала? Такая музыка – умереть не встать…
После завтрака я теряю всякую охоту к живому человеческому общению. Можно было бы, конечно, послоняться по кораблю, чтобы им досадить, но я пока не хочу ставить под удар свое положение гостя. Настоящий Джеймс Бонд уже полз бы по вентиляционной шахте, выбрасывал бы охранников в черных беретах за борт и вообще наводил шорох, но у меня до сих пор мускулы ноют после вчерашнего купания, а с кикбоксингом я знаком только по телевизору. Биллингтон хорошо продумал свой коварный план и поставил меня в чрезвычайно сложное положение: ну никак я не хладнокровный убийца. Если бы Энглтон отправил вместо меня Алана Барнса, вот он бы сумел устроить тут полномасштабный кавардак, но я-то не выпускник Херефордского колледжа смерти и разрушений. Скажем прямо, я – тот человек, которого в прежние времена называли бы заучкой, а теперь зовут гиком. И хотя я знаю все модификаторы команды $kill -l в Linux, в реальном мире киллер из меня никакой. Меня до сих пор совесть мучает за того парня под защитной платформой, а он тогда пытался во мне дырок наделать. В общем, если я не могу вести себя как Бонд, остается только хранить верность своему внутреннему гику.
Я тащусь вниз, в свою комнату, где на телевизоре «Шаровая молния» только дошла до того места, когда все летит в тартарары, а Ларго нажимает кнопку тревоги на своей яхте, и она выпускает подводные крылья. Я закрываю дверь, подпираю ее стулом, втыкаю свой кушак в порт USB, а ко второму подключаю галстук-бабочку. А потом быстро выдергиваю и вставляю обратно шнур питания.
Пока по экрану бежит обычный муторный список драйверов, я заглядываю в платяной шкаф. И, разумеется, кто-то доставил на яхту мой багаж: меня наконец догнал чемодан из Дармштадта. Видимо, одно из условий работы на безумного миллиардера, который решил захватить власть над миром, заключается в том, что у него огромная логистическая сеть, чтобы ничего не пропало и все было на месте, когда понадобится. Я надеваю черные джинсы, потертую футболку с эмблемой группы «alt.sysadmin.recovery» и пару носков с резиновой подошвой, и мне сразу становится намного лучше. Будто мозг медленно перезагружается, как этот компьютер. Может, конечно, все это зря, если он не подключен к сети, но тут ведь не попробуешь – не узнаешь. И пусть меня внезапно тянет курить турецкие сигареты без фильтра, но я теперь хотя бы знаю почему. Будто выяснил наконец, что твоя машина тормозит, потому что какой-то вирусописец с острова Мауи подключил ее к бот-нету и рассылает с нее спам про увеличение члена по всей Украине; геморрой, конечно, но если узнал, в чем проблема, то уже можешь подумать, как с ней разобраться.
Компьютер загрузился. Поразительно, сколько всего можно в наши дни загрузить на флешку: с нее запустилось ядро Linux с очень хитрыми драйверами, огляделось, почесало в затылке и создало виртуальную машину, на которой и запустило «Media Center». Я нажимаю кнопку, чтобы вывести на экран сессию Linux, и начинаю ковыряться в системе. Если кто-то попробует войти, одним нажатием той же клавиши я снова выведу на экран безмозглый телевизор. Я просматриваю /proc, чтобы узнать, что у меня тут вообще есть. Да, вот это и вправду веселее, чем лазить по вентиляции и драться с черными беретами.