Скрипит половица, и хлопает еще один выстрел, но без заметного результата. Эйлин явно на взводе. Она отступает на шаг к бару, водя туда-сюда дулом, затем еще на шаг. У меня колотится сердце, а от гнева кружится голова – нет, от ярости: думаешь, кто-то поверит, что я причинил вред Мо? А потом она оказывается у бара.
Раздается звон стекла.
Эйлин разворачивается и спускает курок, а полупустой бокал водки-мартини взлетает и выплескивается ей в лицо. Она пускает пулю в потолок, а затем отпрыгивает.
– Эй ты, сучка!
Я поднимаю самолетик и прицеливаюсь. Она вытирает глаза, опускает пистолет, целясь в легкое искажение в воздухе, и злорадно ухмыляется:
– Теперь я тебя вижу!
Я поворачиваю колесико на зажигалке и бросаю горящий самолетик в мокрую от мартини голову.
Некоторое время спустя, когда санитары укладывают ее на носилки и застегивают мешок, а офицеры внутренней безопасности изымают жесткие диски с записями с камер наблюдения, я обнимаю Мо. Или она меня: у меня подгибаются колени, и мне даже было бы очень стыдно, если бы Мо тоже не дрожала.
– Ты в порядке, – говорю я ей. – Ты в порядке.
Мо нервно смеется.
– Сам ты в порядке!
И крепко меня обнимает.
– Пойдем. Прогуляемся.
На полу грязно – пена из огнетушителей почти скрывает выжженные пятна, и мы аккуратно обходим их, направляясь к двери. Офицеры безопасности поместили нас под заклятье принуждения: завтра нам предстоит отчитываться перед Ревизорами, а пока мы можем гулять по Деревне. Мо хочет пойти к нашим комнатам, но я тяну ее в другую сторону.
– Нет, пошли на берег.
И она кивает.
– Ты знал, что будет, – говорит Мо, когда мы спрыгиваем с бетонной стены на гальку.
– У меня было представление, что дело пахнет керосином. – С моря дует ветер, а солнце сияет. – Наверняка – не знал, иначе подготовился бы лучше.
– Врешь.
Она легонько бьет меня по руке, а затем обнимает за талию.
– Ну зачем мне тебе врать? – возмущаюсь я.
Я смотрю в море. Где-то там, в подводной гостинице, Рамона лежит и постепенно узнает, кто она на самом деле. Ее ждет новая жизнь: когда завершится превращение, она уже не сможет выходить на сушу. Вот если бы я и вправду был Джеймсом Бондом, у меня была бы девушка в каждом порту – даже в затопленном!
– Боб. Ты бы от меня ушел к ней?
Ежусь.
– Не думаю.
На самом деле, нет. Не то чтобы у Рамоны совсем не было чар не магического свойства, но то, что есть между нами с Мо…
– Ладно. И ты страдаешь от того, что я могла тебе изменить.
Я обдумываю эти слова несколько секунд.
– Удивлена?
– Ну… – Мо тоже замолкает. – Я волновалась. И меня до сих пор кое-что волнует.
– Кое-что?
– Что нас будет преследовать призрак Джеймса Бонда.
– Ох, не знаю. – Я пинком отправляю камешек к воде и смотрю, как он одиноко катится по берегу. – Всегда можно сделать что-то совершенно небондовское, чтобы разбить остаточное эхо гейса.
– Правда? – улыбается Мо. – Есть идеи?
У меня пересохло во рту.
– Д-да… кстати, есть. – Я обнимаю ее, а она – меня, прижавшись лицом к моей шее. – Если бы это и вправду был конец истории про Бонда, мы бы нашли шикарный отель, заказали бы огромную бутыль шампанского и трахались бы до полусмерти.
Мо напрягается.
– Да, я об этом думала. – И через минуту тихо добавляет: – Вот черт.
– Ну, я не говорю, что это невозможно. Но… – Сердце у меня колотится, а колени дрожат сильнее, чем когда я понял, что Эйлин все-таки ее не застрелила. – Нужно это сделать так, чтобы это было категорически несовместимо с гейсом.
– Ладно, умник. Выкладывай, какая там у тебя идея, которая никак не может возникнуть в конце книги о Бонде?
– Понимаешь, дело в том, что создатель Бонда, как и сам Бонд, был снобом. Сливки общества, выпускник Итона, чрезвычайно чопорный. Если бы дожил до наших дней, всегда носил бы строгий английский костюм, никто и никогда бы его не увидел в драных джинсах или футболке с «Nine Inch Nails». И все даже глубже. Он любил секс, но принимал только один взгляд на отношения полов. Мужчина – человек действия, женщина – обрамление и украшение. Поэтому девушка Бонда в его романе никогда не скажет…
Сейчас или никогда.
– …Давай поженимся?
Ничего не могу с собой поделать – в конце пускаю петуха, как и положено девушке Бонда, которая совершила нечто настолько неслыханное – сделала предложение герою.
– Ой, Боб! – Мо крепче обнимает меня. – Ну конечно! Да!
И она тоже пищит, понимаю я – это вообще нормально? Мы целуемся.
– Особенно если это означает, что мы сможем найти шикарный отель, заказать огромную бутыль шампанского и трахаться до полусмерти без призрака Джеймса Бонда. Всегда ты придумываешь что-то извращенное и хитрое – за это я тебя и люблю!
– Я тебя тоже.
Мы идем по берегу моря, держимся за руки и смеемся. И я понимаю, что мы свободны.
Салага
Ненавижу такие дни.
В это дождливое утро понедельника я опаздываю на работу в Прачечную из-за какой-то неполадки в метро. Добравшись до своего стола, первым делом нахожу записку из отдела кадров, где говорится, что кто-то из их начальства желает побеседовать со мной – причем срочно – о компьютерных играх в рабочее время. И вишенка на этом дерьмовом тортике – пустая офисная кофе-машина, которую не потрудился заправить ни один из прочих обитателей этого гребаного дурдома. Вполне достаточно, чтобы начать мечтать о высоте и винтовке… но в конце концов я направляюсь в отдел кадров, решив взять быка за рога, – настолько декофеинизированный и злой, каким только бывает лишенный кофе Боб.
На ослепительных высотах отдела кадров новехонькая мебель и свежевымытые окна. Небо и земля в сравнении с моим оперативным отделом, который похож на убогую крысиную нору (не нам интересоваться почему – по крайней мере, на публике).
– Мисс Макдугал сейчас вас примет, – говорит секретарша, глядя на меня свысока с каким-то сожалением. – Очень постарайтесь не запачкать ковер, мы только утром его отпарили.
Вот сволочи.
Я плетусь по толстому кремовому ковру к святая святых Эммы Макдугал, старшего вице-суперинтенданта в управлении оперативного персонала, и стараюсь не таращиться, как деревенщина на красоты в витринах. Я тут не в первый раз, но никак не могу отделаться от ощущения, что вхожу в другой мир, предназначенный для посетителей министерской важности и утроенного бюджета. Головокружительные высоты настоящей госслужбы, полная противоположность нам, бедным морлокам из оперативного отдела, которые отдуваются за всех.
– Мистер Говард, входите, пожалуйста. – Когда Эмма обращается ко мне, я инстинктивно выпрямляюсь. Она так действует на большинство людей – ей на роду было написано стать директрисой или налоговым инспектором, но, к несчастью, однажды судьба по ошибке привела ее в управление персоналом, и с тех пор мы не можем о ней забыть. – Присаживайтесь.
Ее кабинет источает смрад безмятежной роскоши по стандартам Прачечной: кресло большое и удобное, оно не протиралось, не царапалось и не билось поколениями посетителей до состояния скрипучей развалины. Сам кабинет светлый и просторный, окно чистое, а на подоконнике шеренга симпатичных и не жухлых растений в горшках. (Компьютер на столе сто́ит минимум в два раза дороже, чем любое устройство, которое когда-либо попадало в мои руки по официальным каналам, и он даже не включен).
– Очень рада, что вы нашли время заглянуть ко мне.
Ее улыбка режет как бритва. Я сдерживаю вздох: похоже, сейчас начнется.
– Я занятой человек.
А вдруг сработает морда кирпичом, а?
– Не сомневаюсь. Тем не менее. – Она постукивает пальцем по бумажке на своем бюваре, и я напрягаюсь. – Боб, мне подали по поводу вас тревожную докладную.
Вот блин.
– Какого рода? – осторожно спрашиваю я.
Ее улыбка способна заморозить стекло.
– Позвольте, я выскажусь прямо. Я получила докладную – не будем говорить, от кого, – о том, как вы играете в компьютерные игры на работе.
А. Вот она о чем.
– Ясно.
– Согласно этой докладной, в последнее время вы в основном играете в «Ночи Невервинтера». – Она с наслаждением проводит пальцем по распечатке. – Вы даже выбили себе старый сервер департамента, чтобы поднять на нем локальное многопользовательское онлайн-подземелье. – Она поднимает взгляд и напряженно смотрит на меня. – Что вы можете сказать в свое оправдание?
Я пожимаю плечами. А что тут скажешь? Она меня прижучила.
– Кхм.
– Вот именно. – Она стучит пальцем по бумаге. – В прошлый вторник вы играли в «Ночи Невервинтера» четыре часа. В этот понедельник вы играли два часа утром и три часа днем, оставшись еще на час сверх вашего официального рабочего времени. Всего шесть часов. Что вы можете сказать в свое оправдание?
– Всего шесть? – подаюсь вперед я.
– Да. Всего шесть. – Она снова постукивает по докладной. – Боб. За что мы вам платим?
Я пожимаю плечами.
– Чтобы в инвентаре был хакер.
– Да, Боб, мы платим вам за поиски в ролевых онлайн-играх угроз национальной безопасности. Но за последнюю неделю вы тратили на это в среднем не более четырех часов в день… вам не кажется, что вы нерационально используете свое время?
Упаси меня боже от амбициозных бюрократов. Это Прачечная, организация с самым раздутым штатом из всех лондонских госслужб, и они тут повсюду – пытаются влезть на жирный столб, играют в «Змеи и лестницы» на органиграмме, проводят эзотерические противошпионские операции в служебных туалетах и распределяют чайные пакетики. Думаю, Красный ковер это устраивает – пусть себе бегают кругами и отвлекают друг друга. Но иногда они начинают путаться под ногами. И Эмма Макдугал далеко не худшая из них: просто чопорная дама из отдела кадров, которая застряла в пробке на карьерной лестнице. Но она пытается лезть в дела моего отдела (ну, то есть в дела отдела Энглтона) и заниматься микроменеджментом. Просто ради того, чтобы продемонстрировать свою эффективность, она не поленилась изучить мои учетные табели и теперь пытается указывать, чем мне следует заниматься.