Несколько секунд Мералина молчала в замешательстве, а потом сказала:
— Я… я, собственно, за тем и пришла к вам, Лемми… Это трудно, очень трудно… но я хочу вам все рассказать… Я еще вчера так решила. Правда, я чувствовала, что вы и без этого…
— Все о'кей, Мералина. Но рассказывайте.
— То, что произошло потом… О, Лемми, это была совсем короткая, но ужасная сцена! По-настоящему ужасная… Мне было трудно говорить, трудно подбирать слова. Возмущение душило меня. То, что я видела и слышала… Ну, словом, кое-что я ему все же сказала. Сказала, что он подлец и мерзавец, что он не намного лучше убийцы и что его место в тюрьме. И пообещала, что немедленно расскажу Эсмеральде и Гетрайну всю правду. А он сказал, что я этого не сделаю, потому что раньше он убьет меня.
— Да, вы поставили себя в опасное положение. Загнанная в угол крыса готова на все. Что же было дальше?
— Я повернулась к двери, чтобы уйти, а он схватил железную кочергу, стоявшую у камина. И еще раз повторил, что если я не изменю своего решения и не поклянусь молчать, он разобьет мне голову.
Мералина замолчала, видимо, припоминая детали разыгравшейся а номере сцены. Казалось, она вновь переживает то, что произошло вчера вечером: ее глаза расширились, дыхание участилось. Звенящим от волнения голосом она продолжала:
— И тут я вспомнила о пистолете Эсмеральды. Рванула застежку сумочки, выхватила его и сказала, что если он не отойдет от двери, я буду стрелять… Разумеется, я совсем не думала стрелять в Рикки, но он, трус и негодяй, принял мои слова всерьез и сразу же отошел к дивану. Но лишь только я, опустив руку с пистолетом, шагнула к выходу, как он бросился ко мне с поднятой над головой кочергой.
О возможности обдумывать свои поступки не могло быть и речи — все решали доли секунды. А я… мне кажется, что тогда я вообще ни о чем не думала.
Чисто инстинктивно я отклонилась в сторону, избежав тем самым смертельного удара, а потом в полном смятении нажала на спусковой крючок пистолета. Сейчас мне кажется, что в то мгновение в комнате действовала вовсе не я, а какой-то находящийся внутри меня автомат…
Выстрел прозвучал неожиданно. Пистолет дернулся в моей руке. Странно, но от этого толчка я даже почувствовала какое-то облегчение… Даже не облегчение, а… Мне трудно выразить это слонами. Но я заметила, как Рикки нелепо взмахнул руками, выронил кочергу, отступил на несколько шагов и грохнулся на софу.
О, когда он так пятился, его взгляд был устремлен на меня. А на его лице улыбка… В этой улыбке были и злость, и изумление. А может, мне просто так показалось… Все же я как-то сумела взять себя в руки, подняла кочергу, положила ее на прежнее место у камина. Мне хотелось одного: как можно скорее уйти из этого номера. Я уже хотела открыть дверь, когда услышала приближающиеся шаги в коридоре. Кто-то остановился у двери…
— Этот «кто-то» был я, Мералина.
— Вы?
— Ага. Я, собственной своей персоной. Значит, вы опять попали в отчаянное положение. Не зная, что делать и куда податься, вы вернулись в комнату, в которой скрывались во время разговора Рикки со Сквиллой. Пистолет Эсмеральды вы машинально сунули в сумочку, но, видимо, не закрыли ее как следует: вы были очень взволнованы, все внимание было приковано к двери, за которой находился неизвестный вам человек, к движениям которого вы прислушивались. Сумочку вы держали боком, может быть, даже перевернули ее, и пистолет выскользнул оттуда. Пол в комнате застелен толстым ковром, пистолет упал на него беззвучно; там, возле двери, я и нашел его.
— Я заметила исчезновение пистолета, только вернувшись в свою комнату, да и то не сразу. И тогда окончательно растерялась. И бросилась за ним обратно в «Бленхейм Армс».
— Знаю. Вы говорили об этом.
— Да-да. Но почему вы решили, что я нечаянно уронила пистолет, а не оставила его там умышленно? Впрочем, это не имеет никакого значения.
— Ну, в отношении последнего я не совсем с вами согласен. Значение имеет все. — Определенные соображения помогли мне прийти к выводу, что пистолет вы уронили случайно, да плюс еще вот это.
Я вытащил из кармана никелевую пятицентовую монетку, которую нашел в номере Рикки на полу, и показал ей.
— В Штатах такие монеты найдешь почти в любой дамской сумочке. Пятицентовики для телефонов-автоматов. Монета лежала рядом с пистолетом. Она окончательно убедила меня в том, что Сквилла не убивал Рикки Ванделлина. Впрочем, как и Гетрайн-Франчелли. Эта находка свидетельствовала, что ни один мужчина не причастен к преступлению. Я, было, подумал об Эсмеральде, но тут же исключил ее. И тогда… тогда я вспомнил о вас, Мералина.
— Значит, только эта монетка…
— Нет, конечно. Не только эта монетка. Но она здорово помогла мне. Кстати, должен признать, что вы преподали мне определенный урок. В моей практике не было случая, чтобы при расследовании преступления тот, кто сыграл в нем главную роль, находился бы рядом со мной. Честно говоря, мне и в голову не приходило, что такое возможно. Теперь, благодаря вам, этот пробел в моем образовании заполнен.
— А потом…
— А потом, когда я разговаривал с Джоном Херриком по телефону, вы выскользнули из соседней комнаты и ушли, воспользовавшись, по всей вероятности, не парадным входом. Я угадал?
— Да. Я была ужасно перепугана, и страх заставил меня вспомнить о другом выходе из отеля. Через внутренний садик. Как-то я ходила этим путем с Эсмеральдой и тем типом, который называл себя Гетрайном.
— Понятно. А в «Карлтоне» вы разволновались по-настоящему. Вас тревожил забытый пистолет, а кроме того, вас не могло не волновать, в каком состоянии оставили Рикки: то ли он убит, то ли ранен и лежит без сознания. Так?
— Да. Я села в такси и вернулась в «Бленхейм Армс», совершенно не представляя себе, что буду там делать.
— Вполне естественно. Вас встретил мой друг Джон Херрик, и когда я запретил вам подниматься наверх, наш многоопытный детектив был, разумеется, уверен, что вы явились туда в первый раз. И это очень хорошо.
— Лемми, а если бы…
— Что «если бы»?
— Если бы вы увидели меня… в номере Рикки, с пистолетом в руке?
— О, это ничего не изменило бы. Разве что несколько облегчило мне работу и, может быть, ускорило бы окончание дела. Но финал был бы таким же.
— А…
— Эсмеральда? Конечно, ей нелегко будет пережить все это. Но ведь для нее дело могло кончиться куда хуже. Кстати, мне необходимо с ней встретиться.
— Но ведь она еще ничего не знает! Я полагаю, вы сами расскажете ей обо всем?
— Да, конечно. Кроме того, мне понадобится подписанное ею письменное подтверждение того, что это действительно ее пистолет. Документ будет нужен суду.
— Значит, будет суд?
— Видите ли, здесь, в Англии, для завершения любого сколько-нибудь значительного дела требуется решение определенной судебной коллегии. Коллегия рассматривает материалы, касающиеся дела и выносит окончательное решение.
— И… нас будут допрашивать?
— Нет. В этом нет никакой необходимости. Но при всех условиях вы должны иметь самые четкие представления о случившемся. Вот и сейчас при встрече с Эсмеральдой мне нужно будет подробно рассказать ей, как и когда Гетрайн выкрал пистолет из ее сумочки, как подбросил его в гостиную на этажерку у камина, как потом, обнаружив этот пистолет в моем кармане, воспользовался им при попытке убить меня. Это, да и все остальное, она должна знать.
— И… он действительно стрелял в вас из этого пистолета? Это правда?
— О, этот факт подтвержден лучшими экспертами-криминалистами Скотленд-Ярда. Если бы я сейчас попытался отрицать, мне никто и никогда не поверил бы. Факт столь же бесспорен, как и то, что из того же пистолета Франчелли застрелил Рикки.
— Но, Лемми!.. А вдруг…
— Нет, Мералина, никаких «вдруг». Поверьте мне, вам не следует ни о чем беспокоиться. Ни о чем! Два гнусных негодяя, один из которых был главарем банды, а другой — его соучастником, замыслившим предать собственную сестру, ликвидированы. Вы были орудием высшей справедливости. И я тоже. И это все! И довольно об этом!
Я взглянул в ее глаза и в первый раз за это утро увидел на ее лице улыбку.