Вот очень близко к пропасти отчаяния и находилась Нина, обнаружив в шесть часов вечера, что Юры за его компьютером в закутке их комнаты все еще нет. Весь день она ругала себя за то, что дала ему уйти накануне ночью. Всякие ужасы лезли ей в голову – ему могли повстречаться хулиганы, могла сбить машина... Юрин телефон не отвечал. Она не знала, что и предположить... Вдруг вместо Юры в дверях оказалась вчерашняя женщина – Настя. С весьма решительным видом она направилась к Нининому столу. Нина замерла.
– Я пришла вам сказать, чтобы вы не ждали своего сотрудника, – заявила Юрина подруга, пройдя к его месту и по-хозяйски усевшись на его стул. И Нина поняла, что всем ее неосознанным мечтам и желаниям, размышлениям, сопротивлениям, мысленным обсуждениям вариантов пришел такой резкий и странный конец. Господи, как смешно! Что это она себе вообразила? Разве бывают милые, добрые мужчины свободными? Если мужчина умен и привлекателен, рядом с ним обязательно должна быть женщина. Неестественно, если бы было по-другому.
Нина постаралась взять себя в руки и изобразила внимание. Еще не все сотрудники закончили к этому часу свой рабочий день, а кое-кто собирался задержаться, поэтому у Нины от внезапного стеснения не получилось даже внятно спросить, почему, собственно, Юра не может прийти и что это за манеру взяла эта женщина ходить вместо него по чужим учреждениям.
– Юра заболел! – Настя врала без зазрения совести. – Шутка сказать: вчера он заявился домой в половине третьего ночи!
Нина сразу же отметила, что примерно столько времени и должно было понадобиться ему, чтобы добраться до дома. Значит, он ей наврал, что поедет к друзьям. На самом деле он сразу вернулся домой!
Настя вдохновенно продолжала:
– Юра долго не мог уснуть от переживаний! Его, представьте себе, мучила совесть, что он заставил меня так волноваться! Я обзвонила все больницы и морги! Он просил у меня прощения, а потом у него начался приступ болезни. Разве вы не знали, что у него больное сердце?
Нина онемела от таких заявлений. Все вокруг уже стали прислушиваться к их разговору. Настя все повышала голос:
– Я вызвала «скорую помощь». Врач сделал кардиограмму и сказал мне: «Кранты! Еще один такой приступ, и у вашего мужа, – Настя сделала внушительную паузу, – будет инфаркт!» Так что, – здесь она сбавила тон и сказала уже вполголоса, – если вы хотите, то можете беспокоить его по поводу работу, но имейте в виду – его смерть или инвалидность будут целиком лежать на вашей совести!
Нина в ответ на это только и могла, что раскрыть рот и неслышно пошевелить губами.
– Срочно подыскивайте себе другого работника! Хотя бы на месяц! – Последнюю фразу Настя будто вколотила каблуком в пол.
– Спасибо, что вы пришли, – только и выдавила из себя Нина.
– Пришла и ухожу! – Настя с видом честно выполненного долга поднялась с Юриного места и выплыла за дверь.
– У Юрия инфаркт? – тут же разнеслось по комнате.
– Это не точно, – сказала Нина, которой кое-что в Настином рассказе показалось подозрительным. Когда они с Юрой уплетали за обе щеки картошку, никаких признаков сердечного расстройства у него не было и в помине. Но... В самом деле, все бывает на свете. Говорят, что инфаркты развиваются сразу и неожиданно.
Новости в офисах распространяются со скоростью молниеносной, поэтому буквально через полчаса Нина и сама поверила в то, что является причиной Юриной тяжелой болезни.
Чувство вины, кстати, очень присуще нашим современницам и соплеменницам. Более того, если мужик вдруг запьет, заведет любовницу, проворуется или выкинет еще бог знает какую штуку, молва почему-то всегда за это винит его женщину – такова особенность нашего менталитета. В этом вопросе Нина не была исключением.
«Конечно, он вчера мог переволноваться – и бах! Нарушение кровообращения в сердце! Такое теперь часто бывает. Хорошо, что не умер!» Она винила себя, но все равно на дне ее души появлялся тяжелый, черный осадок, не позволяющий ей сейчас же бежать справляться об истинном состоянии здоровья Юры: ведь он ее обманул, он вернулся к этой ужасной женщине и, значит, все, что их соединяло, пропало зря. Юра ей, Нине, не принадлежит. Им владеет та, другая.
Если бы Юра мог знать о том, что кто-то с таким сожалением вспоминает проведенные с ним часы, он наверняка бы растрогался, но интрига заключалась в том, что ему в этот момент и в голову не пришло думать о Нине. Он был занят совершенно другим. Полный тревоги, объятый страхом, он сидел в квартире Елены Сергеевны около телефона и сам обзванивал морги, больницы и бюро происшествий, потому что Настя позвонила ему, ничего не подозревающему о своем предынфарктном состоянии, в институт и сообщила страшно встревоженным голосом, что Юрина мама чувствует себя очень плохо и просит его, Юру, не ходить сегодня на вторую работу, а сразу, как только он закончит занятие, приехать к ней. Юра, естественно, тут же позвонил матери домой. Ее телефон не отвечал, так как Елена Сергеевна в этот вечер как раз отправилась в театр со своей лучшей подругой. (Насте очень повезло: она заранее узнала об этом. Этот поход в театр, кстати, растянул Юрины мучения на три часа.) Он стал звонить Елене Сергеевне на мобильный – мобильный тоже не отвечал, так как она, находясь в театре, отключила свой телефон, не думая, что ее кто-нибудь будет искать. Пока Юра, действительно чуть не в состоянии сердечного приступа, разыскивал Елену Сергеевну, Настя спокойно вернулась домой и занялась приготовлением вкусного ужина. Можно представить себе состояние Елены Сергеевны, когда она, одетая наряднее, чем обычно, причесанная и надушенная, открыла дверь в квартиру своим ключом, а ей навстречу вышел бледный, с трясущимися руками ее единственный сын.
– Что случилось? – спросила она, схватившись за сердце.
– Нет, что с тобой случилось? – Сын ожидал увидеть мать больной, чуть живой, может быть, в сопровождении каких-нибудь чужих людей, по доброте доставивших ее домой, не бросивших на улице. – Откуда ты? – Он кинулся к ней.
– Из театра. – Елена Сергеевна ровным счетом ничего не понимала.
– Зачем же по театрам ходить, когда я тут все больницы обзваниваю! Ведь ты же плохо себя чувствовала!
У Елены Сергеевны действительно накануне побаливала голова – чуть-чуть поднялось давление, но она никому об этом не говорила и не подозревала о Настином звонке.
– Искусство лечит! – улыбнулась она, не понимая сути вопроса.
– Ты что, издеваешься надо мной? – Юра почувствовал раздражение. Он так торопился приехать сюда, сходил с ума, не пошел вечером на работу, а мать была в театре! Черт знает что!
– Что же я, не имею права развлечься? – удивилась, в свою очередь, Елена Сергеевна. – И почему ты в таком виде? Ты что, выпил лишнего?
Этот вопрос явился последней каплей в их разговоре. О, как ужасно непонимание между самыми близкими людьми! Если бы действительно слова каждый раз совпадали с мыслями! Насколько проще жилось бы тогда на свете!
Оскорбленный в лучших чувствах, Юра схватил пальто и кинулся мимо матери на лестницу со словами: «Я из-за тебя на работу опоздал, а ты меня подозреваешь черт знает в чем!»
Ах, если бы он знал, с каким сожалением думала Нина в это время о его болезни! Он бы немедленно поехал к ней и, возможно, даже заключил бы ее в объятия, но... Час был поздний, он ничего не подозревал, к тому же мало спал и хотел есть. Так материальное в очередной раз победило духовное. Купив обязательную вечернюю газету, Юра отправился домой, где его уже ждала во всеоружии Настя. И как раз тогда, когда он вошел в собственную квартиру и захлопнул за собой дверь, Нина, просидевшая допоздна на работе, открыла дверцу своей машины. Верный двигатель с ходу завелся, она ласково провела рукой по рулю и поехала домой в свою прекрасную, спокойную, но теперь кажущуюся пустой квартиру.
Не лучшее положение в этот час было дома и у Пульсатиллы. Катя за чаем бормотала нечто невразумительное:
– Вике надоело так жить, как мы живем, она хочет попасть в другую среду, она сама мне так сказала.
Больше ничего из разговора Пульсатилла от нее не добилась.
«В какую такую другую среду? Действительно в проститутки, что ли?» Бедный Фамусов был не в состоянии понять взгляды своей дочери Софьи. Но сплошь и рядом и в те времена, и сегодня земля полнится не только отцами, но и матерями, не понимающими дочерей. «Маменька, не срамите себя!» – самое актуальное высказывание на эту тему, несмотря на то что сделано было почти сто пятьдесят лет назад.
Вика так и не вышла в кухню. Пульсатилла сама пошла за ней:
– Дочка! Нам нужно поговорить!
«Тебе нужно, а мне не нужно!» – ожидала она услышать в ответ, но, к ее удивлению, именно такого ответа не последовало.
– Нужно – пожалуйста! – с вызовом произнесла Вика и с независимым видом проследовала из комнаты в кухню. Однако вопрос матери «Чаю налить?» она оставила без ответа. Пульсатилла осторожно начала свою партию:
– Я виделась с Лилией Леонидовной.
Вика ничего не ответила, только пару раз презрительно фыркнула.
– Как бы там ни было, доченька, я должна тебе сказать, что ты избрала неверную манеру поведения. Она никуда не может привести, кроме как в тупик.
Вика опять не возразила ни слова, продолжала молчать и, казалось, чего-то ждала.
– Я только не понимаю, что вынудило тебя так поступить? – Пульсатилла на самом деле горячо сочувствовала дочери, попавшей в переделку, но одобрить ее поведения никак не могла. Дочь наделала глупостей. Пульсатиллу интересовали мотивы. В них заключался корень зла.
– Что именно тебе не понравилось? – Вика сделала ангельски невинное лицо.
– Ты сказала, будто работаешь проституткой. Я не понимаю, зачем ты это сделала?
– Разве у нас не в почете любой труд?
– Вика! Фу! Ты же умная девочка!
– Но разве ты сама, мама, не проститутка?
– Я? – Пульсатилла с превеликим изумлением уставилась на Вику.
– Ну да. – Вика соблюдала прежнюю невозмутимость. – Чему ты так удивляешься? Разве сегодня ты ночевала дома?