Камареро принес ей кофе в тонкой чашке и вазочку со сливками. её здесь знали и помнили. Живя у папочки, она заглядывала сюда едва ли не каждый день. Минут через десять ей принесут полное блюдо разных фруктов. Здесь же можно и пообедать. А можно и дома, до которого двенадцать минут езды.
В это кафе, почти лишенное экзотики, равно как и кондиционера – какой кондиционер в открытом кафе? – раскормленные розовощекие туристы-norteamericanos практически не заглядывали. Никаких не колыхалось тут между столиками жирных задниц в разукрашенных всеми цветами радуги полотняных трусах. Никто не ржал во всю глотку, демонстрируя фальшивые белые зубы, не тряс связками фотоаппаратов, не восклицал с преувеличенным восторгом: “Oh, really? Ah, how can it be?!.”
Тут вдруг некий пожилой сеньор с кудлатыми бровями положил перед Габриэлой на столик желтую розу, поклонился и ушёл восвояси. Габриэла проводила его взглядом, пожала плечами, к розе не притронулась. Не хватало ей сейчас ещё и старпёров-воздыхателей. Пришёл камареро, принёс фрукты.
Глава 22. Мигель делает бизнес
Что же касается Мигеля Эстрады, то Мигель Эстрада, пошептавшись кое о чем с тем самым Ильдефонсо, сел в некогда шикарный автомобиль “мустанг” и отправился в Гуадалахару.
Затея с десятью миллионами казалась ему несложной. Конечно же, он был посвящён во многие тайны движения. Не во все, но во многие. В одиночку Октябрю было бы никак не справиться. Особенно по мере того, как оборот средств рос и вырос до умопомрачительных высот. И не просто посвящён, а являлся непосредственным участником процесса, то есть и инкассатором, и курьером, а иногда – и непосредственным исполнителем приговоров тем, кто игрался с их движением в исключительные храбрецы. Впрочем, таких неблагоразумных в стране Маньяне, несмотря на её темпераментное революционное прошлое, находились сущие единицы.
Человек, который был ему нужен в Гуадалахаре, вышел из своего банка ровно в пять и пошёл не спеша по бульвару Пассионариа, помахивая длинным зонтиком, исполнявшим, ввиду отсутствия дождя, роль тросточки. Мигель следовал за ним, внимательно озирая свои тылы на предмет какой-нибудь слежки. Но чего не было, того не было. Вскоре человек с зонтиком свернул в переулок и через десять минут оказался возле беленького особнячка, окружённого розовыми кустами. Тут-то Мигель и сказал ему в спину:
‑ Привет!
‑ От кого? – спросил человек, не оборачиваясь, только замерев перед дверью.
‑ От Октября Гальвеса Морене.
‑ На бульваре Пассионариа есть бильярдная Сиско Гитераса. Я буду там через полчаса.
‑ Договорились.
В бильярдной народу была целая толпа. Кое-кто действительно играл по-маленькой, но большинство ждали стриптиза, который Сиско с недавних пор завёл у себя, решив идти в ногу со временем. На маленькой эстрадке двое ребят возились с осветительной аппаратурой.
Мигель заказал себе пива и стал ждать своего визави. Тот не замедлил явиться, тоже взял себе пива и присел рядом с Мигелем.
‑ Так что же, сделка не отменяется? – спросил он.
‑ Всё в силе, ‑ сказал Мигель. – Как мне вас называть?
‑ Сеньор Лопес. А мне вас как называть?
‑ Мигель. Наши деньги готовы?
‑ Деньги будут готовы к нужному времени.
‑ А когда оно наступит, это нужное время?
‑ Что же, ваш вождь вам этого не сказал?
‑ Не успел.
‑ Каким же образом я тогда смогу убедиться в наличии у вас соответствующих полномочий?
‑ Но я же вас нашел!
Лопес задумался. Собеседник его на великого комбинатора не тянул. И это обнадёживало несказанно.
‑ Надеюсь, вы понимаете, что решение подобных вопросов не моей компетенции. Я должен переговорить со своим начальством.
‑ Понимаю, ‑ ответил Мигель неуверенно.
‑ Приезжайте сюда через неделю, тогда и обсудим детали.
‑ Я приеду, ‑ сказал Мигель. – Через неделю.
Он поднялся и вышел, не прощаясь. Результат проведённой встречи его вполне устраивал. В следующий раз буду с ним пожёстче, решил он, шагая к машине. Возьму быка за рога. Хрен он у меня дернется.
Лопес заказал ещё пива и просидел над кружкой, не прикасаясь к ней, добрых полчаса. Из глубокой задумчивости его не вывела даже крутобёдрая брюнетка, ритмично снимавшая с себя сверкающее исподнее. Остальная публика забыла про бильярд и столпилась вокруг маленькой эстрадки. Стриптиз в этом заведении был явлением новым, непривычным, и глаза посетителей с киями наперевес светились огнем первоиспытателей.
Наконец, Лопес принял какое-то решение. Он поднялся из-за стола и направился как будто в туалет, но на самом деле нырнул в телефонную будку по дороге в сие достойное учреждение. Будка была расположена исключительно удачно: весь зал из неё был как на ладони, а вот звонящего не было видно никому. Если это придурок, жаждущий денег, наблюдает за ним откуда-нибудь, то он решит, что Лопеса погнало сюда самое естественное из всех человеческих желаний, а вовсе не секретный разговор, который нельзя доверить даже мобильнику. Нет на свете таких секретов, которые могли бы оторвать мужчину от созерцания хорошей женской задницы. А естественное желание иногда бывает нестерпимым.
Укрывшись в будке, Лопес нашёл в записной книжке телефонный номер, записанный известным только ему шифром, и набрал его.
‑ Есть для вас кое-что интересненькое, ‑ сказал он в трубку. – Важная тема. Узнаёте мой голос? Вот и давайте встретимся там же, где в прошлый раз. Лучше завтра, потому что дело не терпит отлагательств.
Его попросили немного подождать, оставаясь на линии. Через стекло он увидел, что стриптиз закончился, и возбужденная публика вернулась к своим шарам. А ещё он увидел, что какой-то хмырь подошёл к столику и ничтоже сумняшеся стал пить пиво из его кружки. Пропала бильярдная, подумал Лопес. С этим стриптизом Сиско в два счёта растеряет всю приличную публику.
Хмырь – а это был хорошо одетый круглолицый молодой человек с подбитым глазом и очевидным недостатком волос и зубов – ополовинил лопесову кружку и гордо оглядел полный народу зал. Этот никому не известный в заведении Сиско Гитераса клиент весь вечер сидел в дальнем тёмном углу заведения и усердно накачивался кактусовой водкой, удивляя количеством выпитого даже видавших виды официантов. Официанты ничуть не препятствовали клиенту таким варварским способом проверять свой организм на выносливость. Во-первых, вид молодого человека вызывал определённое сочувствие: его проблемы были, как говорится, написаны у него лице. Во-вторых, у Сиско действовал железный закон: пока клиент не свалился под стол или пока у клиента есть деньги – клиент всегда прав. Если же он в чём-то всё-таки не прав, то на любое заблуждение существует свой тариф. Гони монету и см. пункт первый.
Молодой человек, выпив водки столько, что вокруг за столиками начали шептаться, сходил в serviсio отлить, а когда вернулся, своего столика не нашёл, и, подойдя к первому попавшемуся, бессовестно покусился на бесхозное пиво, которое там стояло. Сам Сиско Гитерас, спинным мозгом ощутив приближение скандала, вышел из своего кабинета в накуренный зал и встал возле стойки, почесывая круглое брюхо. Предчувствие его не обмануло. Круглолицый молодой человек закричал по-гиперборейски (к счастью, никто в заведении его не понял) что есть силы:
– Э-э-эх! Чтоб-твою-мать, ребяты!!! Гори оно на хрен всё огнем!!!
С этим боевым кличем он взобрался на стол, за которым перед этим сидели Лопес с Мигелем, и принялся отплясывать что-то скифское, держа лопесову кружку с пивом в правой руке и умудряясь при этом пиво не проливать.
К танцору приближались сразу двое менеджеров по поддержанию порядка. Они, впрочем, не спешили: безобразие, конечно, нет слов, но ведь тоже публике развлечение, а публика зачем сюда пришла? – развлекаться. Вот пусть и развлекается, пока у стриптизёрши перекур.
Стащить со стола пляшущего круглолицего молодого человека с фингалом под глазом оказалось делом нелёгким, поскольку молодой человек всем попыткам прервать его безумный танец яростно сопротивлялся, пинаясь во все стороны ногами. В конце концов его, конечно, стащили. Случилось это после того, как кому-то пришло в голову направить на него со сцены яркий прожектор. Танцор застонал, закрыл глаза руками и сопротивляться перестал.
Забегая вперед, скажем, что в тот вечер ему добавили для симметрии фингал также и под второй глаз, а потом, уже в другом месте, накостыляли по шее, и утром на рассвете, проснувшись под каким-то медным всадником в одном ботинке, без документов и без копейки денег, Валерий Павлович Мещеряков понял, что он, как фон Штирлиц, никогда ещё не был так близко к провалу. То есть к позорному изгнанию из резидентуры, срочной эвакуации из страны и должности заведующего дровяным складом где-нибудь северо-восточнее славного города Чита.
Уж дядя Петя бы постарался, чтобы ближе чем на пять тысяч вёрст к нему племянничка впредь не подпускали.
Глава 23. Ось воны яки, сексуальны маньяки!
Пульс сделался сто пятьдесят. Двести. Шаррршавые ладони вспотели, пальцы сжались в кулаки.
Иван проснулся и первым делом схватился не за Степана Ивановича, а за мобильник. Нет, никто с ним связаться не пытался. Ложная тревога. Этот звонок ему приснился.
Время было восемь: вполне можно было бы ещё придавить часа два, но не спалось. Он сполз с гостиничной койки на пол с целью отжаться раз пятьсот, чтобы сбросить остатки соблазнительного сна, но на первой сотне остановился, встал, пошёл под душ. Силы ему сегодня могут понадобиться.
Да, силы ему сегодня могут понадобиться. Поэтому – часок в падмасане, и подышать, подышать: сорок циклов капалабхати с уддияма бандхой, переходящей в мула-бандху, потом – десять минут в ширшасане, столько же – в сарвангасане[58], и опять всё сначала. Кундалини, так сказать, пробудить.
Но сперва – скупнуться в океане и слегка позавтракать. Ананасовый йогурт, плавники рыбы тибурон в сметане с базиликом, кофе. Нет, кофе – лишнее. С пробуждённой Кундалини, да плюс кофеин – от этого можно из штанов натурально выпрыгнуть.