аким, каким тот был нарисован в книжке, – но привязанным не к столбу, а к колонне. И диверсанты пытают его, непременно пытают, требуют назвать пароль. А он молчит, гордо подняв голову, и смотрит на врага с ненавистью…
Тут из подсобки принесли ящик сливочного масла, и Алеша оторвался от своих тяжелых мыслей, потому что началось действо, которое он обожал. Да и все в очереди стояли, благоговейно открыв рты, – до того красив был этот ритуал. Продавщица сначала вытаскивала из фанеры и провощенной бумаги огромный куб и большим ножом соскабливала с него желтый налет, высвобождая бледно-лимонное тело. Затем подзывала всегда невзрачную угрюмую помощницу из подсобки, и та держала куб, чтобы он не соскользнул, а продавщица брала кусок стальной проволоки за две прикрученные деревянные ручки, набрасывала на масляного страдальца и тянула проволоку на себя. Куб сопротивлялся, выдавливая прозрачные капельки влаги, точно скупые слезы, продавщица с крехом упиралась ногой в прилавок и так, скособочившись, нареза́ла масло слоями сантиметров по восемь – десять. Красота, а не зрелище!
Что-то звякнуло совсем рядом. Алеша обернулся и увидел двух теток, охающих над разбитой банкой. Драгоценная развесная сметана растекалась по каменному полу, облагораживая уличную грязь, занесенную сотнями ног покупателей. Появилась старенькая уборщица в мятом сером халате, обозвала всю очередь нехристями безрукими, принялась водить огромной шваброй с тряпкой по полу, загоняя жижу куда-то в одно место, неподвластное логическому вычислению.
И тут как-то случайно Алеша повернул голову к огромному, залитому майским солнцем витринному окну и увидел…
Да, это был он! Человек в коричневом плаще и полосатом шарфе! Шпион! А бабушка Валя все талдычила, что померещилось Варваре Гурьевне!
Человек стоял лицом к витрине, разглядывал выстроенные в ряд стеклянные молочные бутылки, куда были вложены трубочкой белые бумажки, притворявшиеся молоком. Несколько раз он посмотрел на наручные часы, потряс рукой, как если бы они были неисправны, недовольно покачал головой и, по всей видимости, спросил время у прохожего. Алеша из-за солнца плохо разглядел черты лица человека в шарфе, но почему-то подумал, что черты эти должны быть обязательно острые, хищные. А как же иначе? Ведь это шпик!
– Мальчик, чего тебе? – прогнусавила продавщица.
Алеша вздрогнул, повернулся к прилавку.
– Очередь задерживаешь. Что покупать будешь?
– Масла двести, «Степного» двести и сто пятьдесят «Отдельной».
Продавщица достала розовое в мелкий жирок поленце и прицелилась к нему ножом.
Человек в шарфе покрутил колесико часов, приложился ухом к циферблату.
«Явку шпионскую назначил, – мелькнуло в голове у Алеши. – Все правильно. У магазина. В людном месте, чтоб легче было затеряться. А агент его опаздывает…»
– Мальчик, ты оглох?! – рявкнула продавщица. – Доплатить надо в кассу рупь восемьдесят. Здесь больше получилось.
– Не-ет! – вспомнил Алеша кошмар бабушки Вали. – Режьте! Нету денег.
Продавщица фыркнула и, как опытный скульптор-каменотес, ножом ловко обкорнала с боков отрезанный кусок.
Алеша снова повернул голову к окну – шпиона не было.
«Скорее!» – мысленно молил он продавщицу, но вслух это высказать не решился.
Получив три свертка в грубой серой бумаге, он бросил их в авоську и со всех ног кинулся к выходу, чуть не сбив кого-то из покупателей. На улице было много народу, как и всегда в субботу после короткого рабочего дня. Алеша побежал сперва направо, потом передумал, развернулся на ходу, не снижая скорости, помчался в противоположную сторону и не прогадал: за углом мелькнул полосатый шарф.
«Только тихо! Только бы не выдать себя!»
Алеша подлетел к углу дома, глубоко вздохнул от избытка переживаний и осторожно выглянул из-за водосточной трубы. Человек в шарфе открыл скрипучую дверь телефонной будки и долго рылся в кармане плаща в поисках монетки. Алеша подошел чуть ближе. Была бы просто удача, если бы он смог услышать, о чем тот говорит! Хотя какое там! «Они» наверняка общаются при помощи хитрого кода.
Мужчина обернулся и пристально посмотрел на Алешу. «Пристально» еще мягко сказано! Алеша кожей почувствовал этот взгляд, даже сквозь очки незнакомца, которые тот постоянно поправлял на носу.
«Нервничает», – подумал Алеша. Пришлось шмыгнуть в соседнюю прачечную.
– Кбидадция есть? – произнесла молодая девушка за стойкой, зажав в кулаке клетчатый носовой платок. – Без кбидадции белье де быдаем.
Он помотал головой. Несчастная девушка чихнула и словно выдула Алешу обратно на улицу. И снова этот пытливый взгляд незнакомца из будки! Алеша поежился и тут только понял, что мужчина что-то ему говорит.
– Пятнадцатикопеечной нет?
– Нате. – Алеша вынул из кармана монетку.
Мужчина поблагодарил и протянул ему полтинник.
– У меня размена нет. – Алеша старался, чтобы голос звучал спокойно.
– Не надо размена. Так бери. Спасибо, что выручил пятнашкой.
Он принялся быстро крутить телефонный диск. Алеша сначала хотел возразить, что пятьдесят копеек – слишком много, но вдруг сообразил, что на монетке могли остаться отпечатки пальцев шпиона. И осторожно, держа полтинник ногтями за ребро, он положил его в карман брюк и беззаботно пошел дальше по улице, чтобы человек ничего не заподозрил.
«Интересно, кому он звонит? Тому агенту, что не пришел на встречу возле магазина?»
Алеша не удержался и пару раз обернулся.
Мужчина вышел из будки, подышал на очки, протер их концом полосатого шарфа и двинулся в подворотню напротив. Алеша мышью прошмыгнул за ним следом.
Сеть дворов-колодцев плутала, соединяя соседние улицы, но Алеша знал все ходы и выходы еще с малолетства, а вот незнакомец, оказалось, не знал. Он недолго постоял в последнем тупиковом дворе, шаря глазами по обшарпанным карнизам и убаюканным солнцем голубям, и пошел назад, не догадавшись войти в крайнюю парадную. Там, на первом этаже, жил Митя Смирнов, и Алеша знал, что через эту дверь был сквозной проход на другую улицу. Там-то он и подождал незнакомца.
Мужчина еще поплутал и вскоре вышел к Алешиному дому, постоял минут десять, глядя (Алеша мог бы поклясться) на окна его комнаты, долго мусолил сигарету, выкурив ее до самого основания. Притаившись за сложенными пирамидой ящиками, Алеша пытался сообразить, как поступить: бежать ли сразу в милицию или сначала обсудить увиденное с Варварой Гурьевной. Ведь это она первая заподозрила в мужчине с шарфом шпиона, и медаль за его поимку было бы честно разделить с ней напополам. Или рассказать сначала бабушке Вале? Та хоть и журила его по любому поводу, но все же в таких делах могла дать дельный совет.
Пока Алеша размышлял, подъехало такси, и ватага веснушчатых рыжих племянников Зайцевых с толстой зайцевской тетей из Омска вывалила изо всех дверей. Мужчина вздрогнул и зашагал прочь.
«Спугнули!» – с досадой подумал Алеша и намерился было проследить за ним дальше, но грозный оклик бабушки Вали, заметившей внука из окна, сбил все его планы. Он лишь издали увидел, как незнакомец садится в автобус, и, сгорая от распиравших его новостей, побежал домой, перепрыгивая через две ступени.
* * *
На коммунальной кухне царили запахи и легкий душок будничных сплетен. Рита Зайцева месила тесто для пирогов, используя вместо скалки бутылку из-под выпитого еще на Восьмое марта «Агдама». Рядом в мисочке стояла уже приготовленная начинка – рис вперемешку с яйцом, и Василь Кондратьич, то и дело прибегая на кухню за какой-нибудь никчемной надобностью, хватал длинными пальцами щепотку из миски и заглатывал на лету, словно чайка, за что получал от супруги по спине полотенцем. Варвара Гурьевна жарила яичницу, убедительно комментируя, что куриц всех поголовно в птичниках подменили враги – еще лет пять назад, дескать, те несли крупные яйца с «честным» желтком, а нынче яйцо маленькое, а внутри одна сопля. Арарат Суренович толок в латунной ступке что-то необыкновенно пахучее, от чего всем соседям хотелось не то чихнуть, не то прослезиться. Но вскоре на кухне появилась бабушка Валя со своей стряпней, и ни с чем не сравнимый запах макарон по-флотски перебил все прочие ароматы.
Алеша сидел на подоконнике в комнате и в бинокль, оставшийся от отца-моряка, смотрел на улицу. Отца он плохо помнил: в семье о нем почти не рассказывали, и лишь бабушка Валя на вопросы внука отвечала, раздраженно поджимая тонкие губы в одну прямую линию: «Усвистал, соколик!» Может быть, поэтому Алеша лет до пяти представлял его кем-то похожим на сказочного Соловья-разбойника: и птица, и свистит. Ведь то, что взрослые всегда говорят правду, было самой крепкой его верой.
Сейчас-то он, конечно, понимал, что отец не улетел, а просто-напросто бросил их, а почему – да какая разница? Алеша не шибко ломал голову. У многих в классе так. А если бы не уехал, как бы они в одной комнате поместились? Бабушка сказала, что тогда пришлось бы колонну спилить, а этого допускать никак нельзя! Без колонны Алеша не согласен! Ни за что не согласен!
А еще шпион этот. Высматривает, вынюхивает. Права соседка Варвара Гурьевна: хочет он комнату с колонной себе забрать, чтобы наблюдать из нее за проектным бюро!
Алеша оторвал глаза от бинокля и потер лоб. Вот уже неделя прошла с того самого дня, как он заметил шпиона, а тот и не думает появляться вновь. Алеша и на остановке дежурил, и у магазина – хорошо, что летние каникулы уже начались, – а его все нет! Бабушка Валя ругается: мол, шел бы гулять, а какое тут гулять, когда шпион!
– Лё-о-ох! – послышалось со двора. – Дуй с нами на египетские чердаки!
«Египетские чердаки» находились в полуразвалившихся домах на Фонтанке, у вечно перестраивающегося Египетского моста, и слыли любимым местом для игр окрестной детворы. Дома эти были расселены, но мальчишки знали все лазейки. Там, на чердаках, хранилось много всякой всячины, и, если покопаться в пыльном хламе, можно было обнаружить настоящую ценность. Например, дореволюционную консервную банку из-под французских сардин, круглую неработающую вспышку от фотоаппарата или старый беззубый аккордеон. А если повезет, то и сломанную удочку. Пацаны же вполне серьезно хотели найти настоящую забинтованную мумию, недаром же чердаки звались «египетскими». Участковый гонял мальчишек, но не всегда поспевал за ними, а ощущение погони рождало восхитительный дух приключений и пьянящее чувство настоящего счастья.