– Марик! Марик! – заорала Ниночка, остановившись у ограды. – Бежи скорей домой!
Сунув мордочку меж прутьев решетки, она повела глазами по кругу, всем видом изображая, что произошло нечто вопиющее.
«Обедать зовут. И стричься», – с досадой подумал Марик и махнул соседке рукой – обожди, мол.
– Бежи, говорю! – не унималась Ниночка, тяжело дыша. – Папка твой приехал! Настоящий! Я у вашей двери подслушала!
Марик от изумления открыл рот, повернулся к ней всем корпусом и пропустил свой единственный за весь матч гол.
– «Восьме-о-орка»! – заорал с тополя впередсмотрящий Барашков и от радости сбил-таки плевком зеленкин пузырек.
* * *
Во дворе, почти возле самой парадной, стояло чисто вымытое такси с шашечками на бежевом боку. Толстопузый водитель в пухлой кепке легонько пинал колесо носком ботинка и беззаботно насвистывал «Мишку-одессита» в щетинистые усы.
«К нам!» – подумал Марик и ощутил в горле шершавые наждачные катышки.
Остановившись на лестничной площадке у двери в квартиру и с трудом переводя дух, он непослушной рукой попытался найти ключ, спрятанный на тесемке под майкой.
– Говорю тебе! Это Гагарин! – таинственно шептала Ниночка.
Марик недоверчиво взглянул на нее:
– Да адрес-то откуда?
– Я на конверте твоего письма приписала – и улицу, и дом, и квартиру, и что к вам три звонка.
Марик нащупал ладошкой стерженек ключа, но выуживать его не торопился. Уж больно неправдоподобной казалась Ниночкина новость.
«А вдруг?..»
От этого «а вдруг» восторга и радости совсем не было. Вот войдет он сейчас в комнату, а там сидит за столом Юрий Гагарин, пьет чай с курабье, и бабушка Неля показывает ему альбом с фотографиями. А в альбоме – снимки голенького Марика на даче в тазу, и детсадовская елка, и их пионерское звено на субботнике в полном составе – все друг другу ставят «рожки». И притихшая мама рядом сидит на стуле, а дядя Жора стоит у подоконника, дышит на очки и протирает стекла…
Дядя Жора!
Марик вдруг почувствовал такую тяжесть в животе, будто проглотил тысячу головастиков.
– Ну! Нашел ключ? – теребила его за рукав Ниночка.
– Не-ет, – протянул Марик. – А звонить нельзя.
– Почему?
– Спугнем.
Ниночка закусила губу и кивнула, как если бы и в самом деле Гагарин был небесным видением и непременно бы улетел в свои космические дали от простого реального звонка в дверь.
Чувства, которые в этот момент владели Мариком, объяснить было невозможно. Никому и никогда! Он уже повернулся к лестнице, и тут предательский ключ с беззаботным звяком ударился о ступеньку.
– Нашелся! – ликующе воскликнула Ниночка и захлопала в ладоши.
Эх! Если бы не она!
Из лестничного окна виднелись фигурки любопытных мальчишек. Они сопровождали Марика с Ниночкой до самой парадной, но послушно остались во дворе, когда он резко бросил им: «За мной не ходить! Дело семейное». Сейчас же их видневшиеся за стеклом вихрастые макушки словно намекали ему, что назад во двор дороги нет.
Марик вздохнул, осторожно открыл дверь, постоял чуток в темном коридоре, едва дыша, и на цыпочках подошел к своей комнате. Ниночка шаг в шаг кралась за ним. Два сердца колотились настолько сильно, что обоим казалось: все соседи сейчас выглянут из своих комнат разузнать, кто тут и чем так громко стучит.
Марик прислушался. За дверью раздавались голоса. Отчетливо выделялась речь бабушки Нели – четкая, с короткими, рублеными предложениями. Так она разговаривает обычно в магазине или на почте – ёмко, без лишней никчемной болтовни. Иногда мама вставляла слово-два. Им отвечал незнакомый низкий мужской голос. Марик вспомнил выступление Гагарина по радио – у того голос был выше, звонче, что ли…
Да и какой Гагарин! Что ни говори, мечта мечтой, но Марик сильно удивился бы, если бы все оказалось так, как еще совсем недавно он загадывал. Вот уж действительно удивился бы!
– Ты чего не входишь? – прошептала Ниночка.
Пути назад точно не было. И в коридоре не отсидеться.
Марик сглотнул и ватными пальцами толкнул дверь.
Гагарина в комнате не было.
За столом сидел, положа ногу на ногу, высокий холеный мужчина в светлом, явно заграничном костюме и держал в руке чашку, манерно оттопыривая мизинец. Две ровные седые дорожки сбегали вниз по его иссиня-черной бороде, как будто гость неаккуратно пил молоко и оно стекало от уголков рта к кончику подбородка. Немыслимый серебристо-жемчужный галстук пришпиливала к рубашке золотая палочка с круглым синим камнем. Всем своим видом мужчина напоминал кого-то из итальянского кино, какого-нибудь Джузеппе или Луиджи.
На противоположном конце стола сливались друг с другом в одно целое мама с бабушкой. Дяди Жоры не было. Марик, к неудовольствию своему, отметил, что гость сидит на месте отчима, даже обидно стало за дядю Жору. И скатерть постелена белая, единственная – та, которую бабушка доставала из комода только по большим праздникам.
Марик примерз к дверному косяку.
– Зайди, Марлен, – с напускным спокойствием сказала бабушка Неля, и он сразу понял, что она сильно волнуется.
Марик отлип от косяка и сделал шаг. Скрипнула половица. Гость кивнул и улыбнулся во весь рот, обнажив ровные зубы. Ниночка осторожно и с любопытством выглянула из-за двери.
– Доча, пойдем. Нечего тебе тут. – Дядя Петя Козырев возник на секунду в проеме и тут же исчез, сметая Ниночку рукой.
…Марик подошел к столу и взгромоздился на стул.
– А где дядь Жора? – спросил он беззаботным голосом.
– Маричка, познакомься. – Мама зачем-то потянулась и приобняла сына. – Это… Александр Борисович.
– А дядь Жора-то где? – бестактно прервал маму Марик.
– Ну вот. А говорила, он до вечера с пацанятами бегать будет, – укоризненно посмотрев на маму, произнес бородач и подмигнул Марику так, будто накануне с ним о чем-то договорился. – Сам пришел, и искать не понадобилось.
Марик шмыгнул носом и пошарил глазами по стульям – не висит ли где на спинке дядь-Жорин жилет с карманами, без которого тот из дома не выходил. Жилета нигде не было.
– Ты, Маричка, помнишь, спрашивал когда-то… – начала издалека бабушка Неля.
«Итальянец» фыркнул и поставил чашку на блюдце.
– Ладно! Будет вам нюни разводить! Взрослый парень уже. Я вот, дружок, и есть твой папа.
Голос у гостя был громкий, размеренный, как у актера, который недавно читал Симонова со сцены в Доме культуры. Бабушка с мамой сидели не шелохнувшись.
– Ну, что молчишь?
– А что говорить? – тихо спросил Марик.
– Иди сюда, что ли, поздороваемся.
Марик встал и осторожно подошел к мужчине. Тот долго тряс его пятерню, словно партийный работник на официальном мероприятии, потом хлопал по плечам – сначала по правому, а потом по левому, и Марик заметил у него на пальце толстое обручальное кольцо.
– Ты же геройски погиб… – пролепетал Марик. – На Севере…
– Для кого погиб, а для кого живехонек! – Гость кольнул взглядом бабушку с мамой.
Бабушка Неля охнула и принялась подливать чай в чашки, и без того доверху полные.
– Я, сынок, раньше приехать не мог. Дела, понимаешь… А в Ленинграде проездом. В Москве живу. Половину времени по командировкам мотаюсь, «соц.» и «кап.».
«Итальянец» выдержал паузу, будто ожидал реакции.
Марик вдруг на секунду подумал, что, может быть, дядя Жора дома, просто не снял жилет, а пошел в нем на кухню или в туалет. Так ведь бывает.
– Так вот, – продолжал гость. – Должен был улетать. Завтра встреча в столице важная. Считай, что почти в Кремле. Но решил поездом. В общем, идейка мне кое-какая пришла насчет тебя. – Мужчина снова заулыбался, смерил Марика взглядом, даже как будто пощупал рукой ребра, словно покупал веник на рынке. – Да! Я, кстати, тебе лошадь привез!
Он показал на стоящую у стенки деревянную палку с прикрепленной к ней уродливой конской головой.
– Вырос я, – буркнул Марик.
– Я вот чего удумал, – не обращая внимания на его слова, пробасил мужчина. – В Москву тебя забрать хочу. Образование дать хорошее. Будущее, тэ-сэ-зэть, твое устроить. Сын все-таки, родная кровь.
– Образование? – Марик вопросительно взглянул на маму.
Та сидела сутулясь на стуле, теребила кушак халатика, отводила глаза.
– В школу тебя устроим правильную, – продолжал гость.
– Правильную – это как? – не понял Марик.
Что ж, получается, что его школа неправильная? Там неправильно учат?
– А так, – причмокнул губами «итальянец». – После такой школы хоть в МГУ, хоть в дипломаты, хоть в Кремль!
– Зачем? – отшатнулся от гостя Марик. – Я не хочу в Кремль.
Мужчина захохотал, комично шлепая себя ладонью по бедру.
– Не хочет в Кремль! Не хочет! А куда хочешь?
Марик думал было сказать: «Никуда», но губы сами произнесли:
– В космос хочу…
«Итальянец» встал, обнял его за плечи, подвел к окну, мимолетно взглянув на ожидавшее такси.
– Видишь ли, сынок… После этой московской школы, – а шанс попасть туда есть далеко не у каждого советского мальчика, – ты сможешь пойти куда пожелаешь. Хоть в космическую школу, хоть в киношную. А захочешь, со мной будешь работать.
– Это где? – все еще не до конца осмысливая ситуацию, пробормотал Марик.
– В торгпредстве. Икру будешь есть. С большими людьми познакомлю.
«Большие люди» представились Марику великанами, сидящими за их маленьким обеденным столом и черпающими поварешками черную икру из бабушкиного тазика для варенья.
– Ты, Лидия, не волнуйся. – Мужчина повернулся к маме. – У нас с Анжеликой Дмитриевной поживет. Не обидим мальца. Сын все-таки.
Марик глядел то на гостя, то на маму с бабушкой, то на страшенную лошадиную голову на палке и никак не мог сообразить, что в таких случаях надо говорить. Ведь «таких случаев» у него еще ни разу в жизни не было.
– Я думаю, так будет лучше для него. – «Итальянец» снова взглянул из окна на такси. – Что его здесь-то ждет? Восьмилетка? Завод? Ну ладно, не завод, но инженером за кульманом всю жизнь будет пахать, занимать рублишки до получки. А тут такие перспективы! Хочешь в космос, говоришь?