– Да, – ответил старый мошенник. – Просто чудо, если вспомнить, что я бедный слепой старик. Я рад, что тебе удалось ненадолго ускользнуть, мой мальчик. Ну, что скажешь?
– А что я могу сказать? – отозвался парень. – Одно я знаю точно: то, что вы задумали, сделать невозможно.
– Ну что за славный молодой петушок! Вот только кукарекает слишком громко, – заметил старик с ядовитым смешком. – Откуда ты знаешь, что это невозможно?
– Потому что – а мне-то что потом делать? Если хорошенько подумать, вы затеяли чересчур опасную штуку. Если хозяин прослышит, чего вы от меня хотите, мы с вами во всей Англии от него не укроемся. Вы-то не знаете хозяина так, как я.
– С практической точки зрения я его достаточно хорошо знаю, – ответил нищий. – Если у тебя есть еще какие-нибудь возражения, выкладывай поживей. Если нет, тогда говорить буду я. Нет? И отлично. Теперь закрой рот, навостри уши и слушай, что я скажу. В котором часу завтра утром вы выйдете размяться?
– В девять.
– Превосходно. Ты поедешь в холмы, и хозяин велит тебе пустить Эбонита галопом. Что дальше? Скачи себе ровненько, пока не скроешься из виду, но, как только обогнешь холм, пришпорь коня и ныряй в лес, который тянется по правую руку, как будто лошадь понесла. Когда окажешься в лесу, проедешь с полмили и доберешься до речки. Переправься через нее и езжай дальше лесом. Лети, как будто за тобой гонится сам дьявол, пока не доберешься до тропинки над Лощиной висельника. Знаешь это место?
– А то как же.
– Стало быть, туда и езжай. Там мы встретимся. Тогда уж я возьму дело в свои руки и вывезу и тебя и лошадь из Англии так ловко, что никто ничего не заподозрит. Ты получишь пятьсот фунтов за беспокойство, безопасный проезд вместе с лошадью до Южной Америки и еще пятьсот фунтов в тот день, когда эта кляча ступит на сушу. Риска никакого, и такой смельчак, как ты, способен сколотить целое состояние, имея для начала тысячу фунтов. Что скажешь теперь?
– Говорите вы складно, конечно, – ответил парень, – но откуда мне знать, что вы не обманете?
– Да за кого ты меня принимаешь? – негодующе воскликнул нищий. Он сунул руку в карман и вытащил нечто похожее на скомканный клочок бумаги. – Если сомневаешься, пускай эта штучка тебя убедит. Только не показывай ее никому сегодня, иначе выдашь себя и угодишь за решетку, тогда аминь всем твоим надеждам разбогатеть. Теперь-то, надеюсь, ты сделаешь, что я прошу?
– Сделаю, – мрачно ответил парень, сложив банкноту и сунув в карман. – Мне пора. С тех пор как случилась заварушка с Мальтийским Рыцарем, хозяин велит запирать ворота в восемь и держит лошадь под замком, а главный конюх спит в том же стойле.
– Спокойной ночи, и не забудь про завтра. С утра подергай лошадь, чтобы она занервничала, и намекни хозяину, что Эбонит-де резвится сегодня. Тем правдоподобнее покажется, когда он якобы понесет. Скачи как положено, пока не оторвешься от остальных – зато потом лети как молния к тому месту, которое я назвал. А я уж позабочусь, чтобы погоня сбилась со следа и не догадалась, куда ты поехал.
– Ладно, – сказал парень. – Не нравится мне ваша затея, но, похоже, я уже слишком далеко зашел, чтоб идти на попятный. Доброй ночи.
– И тебе доброй ночи – и удачи.
Отослав юнца, Карн (поскольку это был он) вернулся другой дорогой в сарай, улегся на солому и вскорости заснул. Поднявшись до рассвета, он зашагал по полям к маленькой рощице над Лощиной висельника, по пути из Эксбриджа в Битон. Там Карн обнаружил огромный фургон, нагруженный мебелью внутри и снаружи. Лошади паслись под деревом, неподалеку завтракали двое возчиков. Увидев Карна, тот, что повыше – солидного вида, с густой каштановой бородой, – встал и притронулся к шляпе. Другой изумленно взглянул на жалкого нищего, который стоял перед ними.
– Вижу, вы добрались благополучно, – сказал Карн. – Даже приехали немного раньше срока. Поскорее налейте мне чаю и дайте что-нибудь поесть, потому что я умираю от голода. Потом давайте сюда одежду, которую вам велено было прихватить с собой. Нехорошо будет, если кто-нибудь из жителей Эксбриджа впоследствии сможет сказать, что видел, как с вами разговаривал нищий, одетый так-то и так-то.
Утолив голод, Карн скрылся в лесу и переоделся в новое платье. Рабочий костюм, фартук десятника, короткая серая борода, усы и котелок полностью изменили его облик; когда Карн спрятал лохмотья в дупле дерева, вряд ли кто-то сумел бы обнаружить сходство между честным рабочим, поедавшим свой завтрак, и подозрительным нищим, который вошел в рощу получасом раньше.
Взглянув на часы и убедившись, что уже почти девять, Карн велел запрягать. Потом они занялись фургоном, и тогда обнаружилась странная вещь. Если смотреть через открытую дверь в дальнем конце, внутренность огромной повозки казалась до отказа набитой комодами, стульями, кроватями, коврами и прочими предметами домашней мебели, однако, потянув за рукоятки, двое мужчин с легкостью убрали почти половину содержимого. Теперь уже даже самый невнимательный наблюдатель заметил бы, что почти все предметы мебели были бутафорией, прикрепленной к поперечной перегородке, которую ничего не стоило сдвинуть за секунду. Оставшаяся часть фургона представляла собой нечто вроде стойла, с яслями в углу и парой широких ремней, свисавших с потолка.
Нервное напряжение, вызванное бездействием, вскоре стало невыносимым. Медленно шла минута за минутой, но лошадь, которую поджидали с таким нетерпением, все не появлялась. Наконец Бельтон, которому Карн велел стоять на страже, прибежал с известием, что услышал в лесу стук копыт. Вскоре этот звук был уже хорошо слышен вблизи фургона; прежде чем возчики успели что-нибудь сказать, показался великолепный конь, на котором скакал юный конюх, разговаривавший накануне вечером со слепым нищим.
– Слезай! – крикнул Карн, хватая коня за уздечку. – Да сними седло. Живее, давайте тряпки! Нужно обтереть его, иначе он простынет!
Вытерев лошадь почти досуха, ее ввели в фургон, которому предстояло в течение нескольких следующих часов служить стойлом. Как ни упирался Эбонит, его подвесили на ремнях таких образом, чтобы копыта не касались земли. Покончив с этим, Карн велел перепуганному парнишке лезть в фургон и присматривать, чтобы конь, упаси боже, не заржал.
Фальшивую мебель вернули на место, а дверь закрыли и заперли. Мужчины заняли свои места на передке и на крыше, и фургон вновь покатил по дороге, направляясь к станции Битон. Но, как бы успешно ни шло до сих пор предприятие, опасность тем не менее была близка. Они не проехали и трех миль, когда Карн услышал позади стук копыт. Вскоре в виду показался молодой человек верхом на превосходном коне. Он нагнал фургон и жестом велел возчику остановиться.
– Что случилось? – спросил тот, натягивая вожжи. – У нас что-то свалилось?
– Вы не видели тут парня на лошади? – спросил всадник, который так запыхался, что с трудом выговаривал слова.
– Какого парня и какую лошадь? – уточнил тот, кто сидел на крыше.
– Молоденького парнишку, весом этак килограммов в сорок пять, с соломенными волосами, на чистокровном жеребце.
– Нет, мы не видели никакого парнишки с соломенными волосами на чистокровном жеребце весом килограммов этак в сорок пять, – ответил Карн. – А что стряслось?
– Лошадь понесла и удрала в холмы, – сказал всадник. – Хозяин разослал нас во все стороны на поиски.
– Простите, ничем не можем помочь, – произнес возчик, готовясь тронуть с места. – Доброго вам дня.
– Спасибо, – сказал всадник и свернул на проселок, а фургон покатил дальше, пока не достиг железнодорожной станции. Через полчаса – в одиннадцать – подошел товарный поезд, который затем отправился в маленький приморский город Баруорт на южном побережье. Там содержимое вагонов погрузили на пароход, прибывший тем же утром из Лондона.
Когда фургон в целости и сохранности переправили на палубу парохода, к Карну подошел высокий смуглый человек – судя по важному виду, одновременно владелец и капитан корабля. Они вместе спустились в салон, и случайный наблюдатель, окажись он там, заметил бы, как из рук в руки перешел чек на крупную сумму. Часом позже “Джесси Брэнкер” вышла в открытое море, а какой-то военный, ничуть не похожий на трудолюбивого возчика, который оставил мебельный фургон на палубе парохода, направлявшегося в Испанию, стоял на платформе в ожидании экспресса в Лондон. Добравшись до столицы, Карн застал там величайшее волнение. Улицы гудели от оглушительных выкриков газетчиков:
– Украден фаворит Дерби! Эбонит исчез из конюшни!
На следующее утро во всех газетах появилось объявление, предлагавшее награду в пятьсот фунтов за “любые сведения, способные привести к поимке человека или людей, которые утром 28 мая украли (или способствовали краже) из Питмановской конюшни фаворита Дерби – коня по кличке Эбонит, собственность достопочтенного графа Кэлингфорта”.
На следующей неделе Мальтийский Рыцарь, принадлежавший Саймону Карну (Порчестер-хаус, Парк-лейн), с минимальным преимуществом в напряженнейшей борьбе выиграл Дерби. Мандарин пришел вторым, Флибустьер третьим. Как ни странно, до сих пор никто в беговой среде не раскрыл тайну, которой окружено исчезновение одной из лучших лошадей, когда-либо выступавших на английском ипподроме.
И посейчас, вспоминая о своем звездном часе – о том, как в Эпсоме он, победитель, окруженный вопящей толпой, вел Мальтийского Рыцаря с ипподрома, – Саймон Карн чуть заметно улыбается и тихонько бормочет:
– Стоил двадцать тысяч фунтов – и проиграл мебельному фургону…
III. Заслуга перед отечеством
На следующий день после того, как Саймон Карн, протеже графа Эмберли, предстал перед наследником престола на утреннем приеме, Климо досталось одно из самых интересных дел в его практике. Часы в приемной только что пробили два, когда появилась пожилая домоправительница и протянула детективу карточку, на которой стояло имя миссис Джордж Джефрис (Белламер-стрит, Блумсбери, 14). Климо немедленно велел впустить посетительницу, и упомянутая да