Из большой комнаты вернулся Вадим.
– Еще водки? – спросил он у меня. – Ты, как я посмотрю, пользуешься большим успехом. В течение двух часов – два предложения руки и сердца.
Я пожала плечами. Я не воспринимала эти предложения серьезно.
Потом вдруг мне в голову ударила мысль.
– А ты смог выяснить, откуда этот звонил? – спросила.
– Из того же квадрата, что и первый, – ответил Вадим.
– Так значит, они сейчас вместе?
– Этого я не знаю.
Вообще, это глупо – по очереди звонить одной и той же женщине с одинаковыми предложениями… Если, конечно, второй знает о звонке первого. А если они задумали какую-нибудь пакость? Вдвоем?
Да ведь теперь и барона надо спасать! Этот немецкий придурок ведь не потянет против нашего ушлого Ящера. И с нашими правоохранительными органами он еще не имел дела… Они вначале пройдутся профессиональными ударами по его почкам, а потом уж он будет рассуждать о правах человека, вернее, об их отсутствии.
Я спросила у Вадима, что бы он посоветовал барону.
– Линять в свою Германию, причем немедленно, – отрезал гость. – И больше в Россию не соваться.
Он помолчал немного и добавил:
– На месте Ящера я бы тоже сделал немца козлом отпущения. Он лучше всех подходит. Наверное, люди Ящера уже что-то сфабриковали. Не стал бы он так дергать из тюрьмы, если бы… А вообще, тут любые дела могут быть. Ладно, утро вечера мудренее. Я спать хочу.
На этот раз я даже не пыталась постелить себе отдельно.
«И еще говорят: в России нет свободы!» – думал Отто Дитрих. Да здесь каждый делает то, что хочет, и плевать он хотел на все законы, указы и постановления. Юлия сказала: у них философски относятся к законам, а с уважением – к понятиям. И с большим уважением относятся к тем, кто судит по справедливости, а не по закону, а к тем, кто по закону… Как к ним можно относиться, если они все берут взятки? Вот это страна! Недаром в путеводителе, купленном Отто Дитрихом перед первым приездом в Россию, иностранцам советовали по возможности не обращаться к местным полицейским. Тогда Отто Дитрих не мог этого понять. Страж закона для него всегда был образцом неподкупности и соблюдения законности, как и для его соотечественников. Теперь, неоднократно побывав в России, он понял: если хочешь добиться справедливости, нужно обращаться к мафии. Вот это страна!
– Дом снимите где-нибудь поблизости, – отдавал указания Вадим. – Но не в той деревне. Подальше. Когда я отсюда съеду? Скоро. Как только снимете – сообщите. Пора и мне в ту местность перебираться.
– А давай ее сюда привезем? – предложил Ящер Сергею.
Татаринов посмотрел на Славика удивленно.
– Она тебе что – вещь? И еще не родился человек, который заставит Юльку делать то, чего она не хочет. Она сама решает, куда ей ехать, а куда нет. Ее надо убедить принять решение сюда приехать. Подвести к этой мысли…
– Просто так она вряд ли приедет, – согласился Ящер. – Но у меня план есть…
Только Ящер не стал делиться с Сергеем деталями своего плана.
Глава 8
С утра я заскочила к Татьяне и быстро описала ситуацию. Барон с выражением счастья на лице рассматривал террариумы. Уезжать в Германию он не хотел.
Татьяна заявила мне, что они с Отто Дитрихом подумают, как им поступить дальше, в мою голову в течение дня тоже могут прийти какие-то мысли, и вообще по этому вопросу неплохо было бы посоветоваться с нашим покровителем, Иваном Захаровичем, и попросить Ивана Захаровича взять немецкого барона под свою защиту.
– А как он в койке? – шепотом поинтересовалась я у соседки из праздного любопытства.
– Ничего, но немного странный. Первым делом спросил, где душ. Предложил мне пойти с ним. А там просто мылся! Ты встречала когда-нибудь нашего мужика, который бы позвал бабу с собой в ванну и не воспользовался моментом приласкать ее в душе?
– Но Отто Дитрих же немец, – напомнила я.
Я отбыла за оператором, потом в холдинг, потом в Управление, потом на труп, потом вместе с Пашкой и Димоном Петроградским поехала на квартиру к певцу Артуру Небосклонову, умолявшему о помощи. Как не помочь кумиру миллионов? Ради этих самых миллионов.
Квартира певца поразила меня своей роскошью и безвкусицей. Жить здесь мне бы не хотелось. У подъезда дежурило с десяток девушек, которые при виде нас троих поняли, куда мы направляемся. Мое лицо и лицо Димона Петроградского они знали, о роли Пашки догадались – по телекамере. Две из дежуривших девушек недавно приходили в холдинг, тут Димон им лично и сообщил, чем себя поливает Артур Небосклонов. Туалетная вода оказалась женской. Они не в том отделе смотрели, то есть нюхали. Нас стали просить передать дорогому Артуру письма (заранее написанные, с вложенными фотографиями), цветы (изрядно подзавявшие, видимо, не первый день их пытались передать) и почему-то зеленого тигра. Я спросила, почему он такого цвета. Потому что он китайский, ответила девушка, у которой я вдруг заметила несколько зеленых прядей в волосах. Понятно: чтобы тигр напоминал поклонницу.
Артур Небосклонов встретил нас распростертыми объятиями и усадил в глубокие, но страшно неудобные кресла, вылезать из которых, как я предполагала, окажется проблемой.
– Друзья! – воскликнул он, поднимая бокал с вином. – Я хочу выпить за вас и за помощь, которую вы мне окажете!
Пашка с Димоном осушили свои бокалы залпом – они всегда готовы выпить, тем более на халяву. Я только смочила губы, не проглотив ни капли.
Небосклонов уставился на мой бокал, потом на меня.
– Юлия Владиславовна, вы меня не уважаете!
Я хотела сказать, что так оно и есть, но вместо этого сообщила: я за рулем не пью ни капли. Слишком много раз мне доводилось выезжать на места происшествий на дорогах Питера и области и видеть, что случилось с людьми и их машинами после принятия водителями внутрь горячительных напитков.
Но певец меня не дослушал и стал фактически «ломать». Терпеть не могу, когда меня «ломают», все равно на что, хотя чаще всего случается – на выпивку.
– Закрыли тему! – резко сказала я. – Это ты нас сюда пригласил. Не нравится мое общество – я уйду.
– Юль! – примирительно подал голос Димон Петроградский и налил себе и Пашке по новой. Я понимала: это Димкина работа, а раз Небосклонов пользуется такой популярностью, интервью с ним тоже имеют высокий рейтинг. Но я-то тут при чем? Ведь Небосклонов говорил, что ему нужна наша помощь. А если ты выступаешь просителем…
И в это мгновение я увидела, что бокал самого Небосклонова тоже полон! Они были из темного стекла, поэтому я сразу и не обратила на это внимание, включившись в перепалку, да и сидели мы по разные стороны стола. А тут, когда Димка стал разливать вино и понял, что Небосклонову-то подливать не надо…
– Так, а ты, значит, не уважаешь журналистов? Или нас троих? – прошипела я.
– Юля! – опять предупредительно сказал Димон. Мы с ним знакомы не первый день, и он догадывался, что я могу и к насилию перейти. В лучшем случае отхлестаю Небосклонова словесно.
Пашка, не дожидаясь результата баталии (видимо, он верил в мою победу), выпил второй бокал вина и закусил печеньем, выставленным на столе, потом взял целую горсть и принялся его поедать. Он всегда пользуется не только халявной выпивкой, но и халявной едой. Димон вздохнул и осушил свой бокал, решив все-таки не участвовать в нашей с Небосклоновым перепалке.
– У меня проблемы… – вдруг выдал Небосклонов. Его лоб, как я заметила, покрылся испариной.
– Артур, ты лечишься от неприличного заболевания? – подал голос Димон Петроградский, знакомый с неприличными заболеваниями не понаслышке. – Юль, во время приема антибиотиков алкоголь употреблять нельзя.
Небосклонов схватился за Димкину подсказку, как утопающий за соломинку.
– Да-да! – закивал он. – Столько поклонниц! И… я же не могу у каждой просить справку!
– Так ты же, кажется, мужчин предпочитаешь? – с ехидным видом спросила я.
Димон поперхнулся третьим бокалом. Небосклонов открыл рот, попытался что-то сказать, но не смог. В этот момент он страшно напоминал выброшенную на берег рыбу.
– Ю-ю-юлия В-В-Владиславовна! – наконец родила звезда. – В-в-вы можете спросить у девушек, которые…
– Я как-то больше привыкла доверять представителям органов, – невозмутимо заметила я, закидывая ногу на ногу, что, признаться, в этих креслах было неудобно делать.
При слове «органы» Небосклонов дернулся, словно его ужалила пчела. А оператор Пашка в это время вместо того, чтобы давно включить камеру, зевал во весь рот и тер глаза. Потом зевнул Димон. Мне это совсем не понравилось. И в душу закрались нехорошие предчувствия.
Я сама подготовила камеру к работе. Пашка только посмотрел на меня слегка затуманенным взором, причем не взором напившегося оператора (с которым я была хорошо знакома, да и что Пашке три бокала вина? Детская норма), а взглядом готового отключиться человека… Я направила объектив в лицо Пашке, потом Димону, пребывавшему в точно таком же состоянии, потом сняла все, что стояло на столе, плюс физиономию Небосклонова. Того в сон не клонило, по-моему, он был готов помереть от страха, то и дело доставал из кармана носовой платок и вытирал вспотевший лоб. Потом он стал вытирать ладони. На меня смотрел с ужасом. А я ждала момента отключения Димона и Пашки. Сие событие не заставило себя долго ждать.
Я зафиксировала их отключение на пленке, после чего поставила телекамеру рядом с собой, чтобы видеть лицо Небосклонова не через объектив, но чтобы камера продолжала его снимать. Черт с ним – какая съемка получится, такая и получится. Это все равно не для эфира, а для органов или для Ивана Захаровича. Или еще для каких-то заинтересованных лиц. В сумке я нашарила и включила диктофон. Надо продублировать съемку.
– А теперь колись, педик недоделанный! – прошипела я. – Зачем тебе нужно было нас отключать?