В гостиную вошел Мухтар-бей.
— Ну-ка, вставайте скорее, мы и так уже опаздываем! Что это вы все пригорюнились? Машина ждет!
Все поспешили вниз и уселись в машину По дороге Мухтар-бей гневно пересказывал ходящие среди депутатов слухи: говорили, что Шюкрю Кайя спросил у одного журналиста: «Каковы настроения интеллигенции? Не правда ли, меня считают самым достойным преемником?» Чтобы поднять другу настроение, Рефет-бей снова пошутил: будучи изгнанным последним султанским правительством на Мальту Шюкрю Кайя поклялся, что власть дорого ему за это заплатит, а потом, сам оказавшись у власти, стал клятву исполнять… На этот раз почему-то все засмеялись. Мухтар-бей тоже развеселился и начал высмеивать праздничную церемонию в меджлисе.
— И к чему это все? Поздравляю, сударь, поздравляю, как поживаете, сударь, большое спасибо, сударь! — Говоря это, он привставал и кланялся, изображая, что пожимает кому-то руку и с каждым поклоном лицо у него становилось все краснее и краснее. Потом поднял голову и посмотрел в окно.
— Ну вот! На дороге затор. Только этого не хватало! Все, опоздали!
Машина начала то и дело останавливаться, и при каждой новой остановке Мухтар-бей принимался ворчать. Когда впереди показался стадион, он вручил шоферу деньги и, открывая дверь, сказал:
— Все, теперь мы можем выйти. Пешком быстрее получится!
Выйдя из машины, Мухтар-бей сказал остальным, чтобы поторапливались, и широкими шагами направился к стадиону У входа в ложу для почетных гостей поприветствовал другого депутата, пришедшего на стадион с семьей, кивнул высокому военному чину, понял, что начало парада, как всегда, задерживается, и облегченно вздохнул. Потом решил привести себя в порядок, тщательно осмотрел свой фрак, легонько дернул Назлы за подол и спросил ее, не видно ли пятна на брюках. Улыбнувшись, посмотрел на Рефика. «Да, вот я каков! Видишь?» — говорила эта улыбка.
«На обратном пути я скажу ему…» — думал Рефик, внимательно смотрел по сторонам, но, как и утром, желаемых чувств в нем не пробуждалось. Так же как и утром, он чувствовал себя жалким и глупым, более того — жалкими и глупыми казались все вокруг, и это путало Рефика. Он шел вслед за Омером и Назлы, пытаясь убедить себя, что вокруг — замечательные, умные люди, и время от времени бормотал себе под нос ответы, которые мог бы дать Мухтар-бею. Тем временем они оказались в просторном зале, смежном с трибунами, выделенными для депутатов, министров, дипломатов и высокопоставленных военных.
В уголке этого зала, который Мухтар-бей назвал буфетом, был сооружен небольшой прилавок, за которым желающим наливали чай и кофе. Кое-где стояли столики, но большая часть присутствующих пребывала на ногах. Мужчины, почти все облаченные во фраки и с такими же, как у Мухтар-бея, улыбками на губах, небольшими группками медленно перемещались по залу, разговаривали, кивали друг другу, здоровались с новоприбывшими, порой, если возникала такая необходимость, представляли друг другу свои семьи, осведомлялись о здоровье, внимательно разглядывали присутствующих, чего-то ждали и ни на секунду не переставали улыбаться, будучи наготове в любой момент снова с кем-нибудь поздороваться или осведомиться о чьем-нибудь здоровье. Выяснив, что парад начнется еще не скоро, Мухтар-бей решил, что всем следует выпить чаю, и двинулся к прилавку, улыбаясь и здороваясь на ходу Перед кем-то даже снял шляпу Добравшись до прилавка и взяв чашку чаю, Мухтар-бей увидел за столиком неподалеку мужчину и девушку, в которых с первого взгляда можно было узнать иностранцев, и указал на них Назлы:
— Смотри, французский посол с дочерью. Сидят в полном одиночестве. Давай-ка подойдем, и ты с ними поговоришь.
— Папа, ну о чем мне с ними говорить?
— А раньше тебе нравилось разговаривать с иностранцами, — сказал Мухтар-бей и тут же, ухватив за локоть какого-то мужчину своего возраста, что-то прошептал ему на ухо и рассмеялся. Потом почему-то смутился и покраснел.
— А, Пирайе, здравствуй! — воскликнула Назлы, обнимая и целуя оказавшуюся рядом девушку, которая тоже издала радостное восклицание. Девушки завязали разговор, Назлы показала кольцо на пальце и, улыбнувшись, указала глазами на Омера.
Омер покивал головой, желая показать, что понимает, о ком идет речь, и стал все с тем же, что и утром, насмешливым и пренебрежительным выражением смотреть на Назлы, одновременно пытаясь сделать вид, что улыбается ее собеседнице. Потом решительно подошел к девушкам, представился Пирайе, с горделивым видом всем любезного жениха попереминался с ноги на ногу и поскучнел.
Тем временем Мухтар-бей говорил Рефику:
— Смотри, вот идет министр юстиции, хочешь, я тебя с ним познакомлю? — Но потом, увидев, как поспешно, ни на кого не глядя, пробирается министр через толпу, разочарованно прибавил: — Э, да к нему сегодня, кажется, лучше не подходить…
Рефик смотрел на расхаживающих по залу людей, надеясь увидеть какое-нибудь знакомое лицо. Его еще с утра преследовала мысль о том, не встретит ли он здесь Сулеймана Айчелика — Рефик не сомневался, что тот вернулся из отпуска, чтобы присутствовать на параде в честь пятнадцатой годовщины Республики. Ему вдруг показалось, что среди толпы мелькает лицо человека, похожего на Айчелика, но потом он решил, что ошибся — в конце концов, экономиста ему случалось видеть только на фотографиях. Пока он размышлял, что это был за человек, тот снова показался из толпы и улыбнулся Рефику — и не только улыбнулся, но и, отделившись от группки людей, с которыми разговаривал, направился прямо к нему. Он был одет в военную форму. Присмотревшись получше, Рефик наконец узнал его: это был двоюродный брат Зийя, который присылал по праздникам поздравительные открытки, при жизни отца требовал с него денег, а после его смерти стал претендовать на часть наследства. Здороваться с ним не хотелось, но пришлось. Потом Рефик увидел на груди у Зийи медаль, и ему стало немного стыдно.
— Как поживаешь? Что, интересно, тебя сюда привело?
— Я со знакомым… Возвращался с поездки по востоку и вот… — запинаясь, проговорил Рефик.
— С поездки по востоку? Вот как? — Вид у Зийи был очень уверенный, Рефик никогда его таким не видел. — Ну, что скажешь о стране?
Заметив, что Зийя поглядывает на Мухтар-бея, Рефик познакомил их. Обменявшись с депутатом меджлиса приветствиями, Зийя вернулся к своему вопросу:
— Так что же ты видел на востоке? В Дерсим заезжал? Как там, тишь да гладь? Армия навела порядок, не шевельнутся теперь!
— Нет, в Дерсиме я не был.
— И я тоже не был, но знаю, что там теперь тишь да гладь. Показали им, где раки зимуют! Армия — железный кулак Республики — проложила реформам дорогу на восток. Теперь реакционерам уже не поднять головы! Не так ли, сударь? — И Зийя посмотрел на Мухтар-бея.
— Так, так! — кивнул тот.
— Да, железный кулак государства покончил с этой проблемой. — По лицу Зийи вдруг пробежала тень. — Если бы не армия, не было бы никаких реформ. Армия всегда добьется своего. Рано или поздно, но добьется! Однако другие сословия тоже должны помогать делу реформ. Торговцы, например. — Тень, пробежавшая по лицу Зийи, задержалась в уголках рта и в глазах. — А если помогать не желают, то армия и с ними разберется. Поблажек никому не будет. В том числе и торговцам. Как здоровье Ниган-ханым?
Припомнив, что писали ему из дома, Рефик сказал, что вся семья пребывает в добром здравии.
— Узнав о смерти твоего отца, я был весьма огорчен. Однако не следует забывать, что кроме торговли в жизни есть и другие важные вещи. Я смотрю, ты тоже это понял, раз решил проехать по стране. Или это была деловая поездка? — спросил Зийя и поздоровался с проходящим мимо офицером.
— Нет, просто чтобы посмотреть, — ответил Рефик и до того смутился, что вместо Зийи разозлился на себя самого.
— Ну и как, посмотрел? Поехал, чтобы увидеть, как реформы приходят на восток, да? А сейчас увидишь армию. Наша армия — великая сила! Если бы не этот железный кулак, ни реформ, ни прогресса не было бы, не так ли? — И Зийя сжал в кулак руку, которой только что кому-то приветственно помахал.
— Мы, кстати, утром как раз об этом говорили, — сказал Мухтар-бей.
— Конечно! — обрадованно воскликнул Зийя. — Армия — всему голова. Армия стоит на страже реформ, закона и порядка. Армия умеет настоять на своем! Не так ли? Рано или поздно она своего добьется! — На последних словах лицо Зийи скривилось от переполняющих его чувств. Потом, пробормотав: — А, ну вот, пришел наконец! — Он поспешно пожал Рефику руку и растворился в толпе.
— Что это с тобой? — удивился Мухтар-бей, взглянув на Рефика. — Этот твой родственник, похоже, убежденный сторонник реформ. И, судя по медали, он сражался в войне за независимость. Такой не будет вести себя, как наш лодырь-сосед! Если бы ты только знал, как меня успокаивают встречи с такими военными! Теперь мне не страшно за будущее страны. Да, я только что услышал… Состояние больного в Стамбуле ухудшается. Ага, должно быть, и вправду пришел!
В центр зала словно упало пушечное ядро: толпа рассеялась, отшатнулась к стенам, а потом все устремились поближе к лестнице. Началась давка. На пол упала и разбилась чайная чашка. Рефику показалось, что он увидел в центре толпы затылок и щеки премьер-министра Джеляля Баяра. Потом мелькнула оправа его очков, но тут Рефику наступили на ногу.
— Я же говорил, надо было заранее места занимать! — сказал кто-то рядом. Это оказался пожилой депутат меджлиса. Поклонившись Мухтар-бею в знак приветствия, он продолжил ворчать на жену и дочь.
Тем временем у двери, ведущей в ложу для почетных гостей, встал работник стадиона и начал кричать:
— Господа, проходите, пожалуйста, через другую дверь, здесь мест больше нет! Я же сказал, сударь, через другую дверь!
Вместе со всеми они устремились к другой двери и стали пробираться вверх по лестнице. Мухтар-бей взял дочь за руку, другую руку Назлы дала Омеру. И вот наконец Рефик увидел чашу стадиона. Ложа для почетных гостей была заполнена до отказа: фраки, цилиндры, шляпы, мундиры, медали, яркие платья и шляпки дам, флаги… Людское море волновалось и шумело. Все пребывали в нетерпеливом ожидании.