— Ничего я не думаю…
— Ну, если хочешь, я туда пойду. Но сколько, по-твоему, это может продолжаться? Ты не обиделась?
— Нет, — сказала Перихан, обернулась к Рефику и улыбнулась. Рефик обрадовался.
— Сам не понимаю, почему заговорил о Гюлер. Надеюсь, ты не думаешь, что я снова начну тот старый спор… А, ну да, ты же ничего не думаешь. Омера эта женщина тоже раздражает. Ну-ка, посмотри на меня! — Перихан снова повернулась, и, увидев, что она по-прежнему улыбается, Рефик окончательно успокоился. — Ты знаешь, что сказал Омер, или, может быть, Мухиттин, об этой женщине?
— Ты завтра уедешь, да?
— Да. А сейчас-то мы куда? — Перихан направлялась к балкону, Рефик шел за ней. — Хорошо, хорошо, посидим с ними. Нехорошо будет выглядеть, если не посидим… Но я еще раз хочу повторить, что говорил очень серьезно.
Подойдя к балконной двери, Рефик увидел адвоката Дженап-бея, целующего руку Ниган-ханым, и неожиданно вскипел:
— Вот еще один фигляр!
— Дорогой, это ведь совершенно безобидный, мирный человек! — рассмеялась Перихан.
Глава 56СТРАШНЫЙ СУД
«Ну, вот я и в Нишанташи! — пробормотал Омер, выходя из такси. — А вот и сам камень-мишень. Что это на нем написано? Никогда не задумывался». Он перешел через дорогу и посмотрел на дом семейства Ышыкчи. «Окна закрыты, шторы задернуты, ставни захлопнуты… Может, Рефика нет дома? Нет, обещал быть… Какие же чувства вызывает во мне вид этого дома? О чем я думаю? О том, что перешел дорогу. О том, что сейчас замечательное воскресное утро. Пять минут двенадцатого…» Пройдя вдоль садовой ограды, он остановился перед калиткой. «Сейчас звякнет колокольчик, и на улицу выскочит Рефик, с нетерпением ожидающий дружеской беседы. Наверняка сидит сейчас и прислушивается». Омер открыл калитку, колокольчик зазвенел, однако Рефик на пороге не появился. «Да, так о чем же я думаю? Он будет задавать мне вопросы. Что я отвечу? Скажу с печальным видом: „С Назлы у меня не получилось, братец!“ Он удивится и спросит почему». Взойдя на порог, Омер подумал, что никогда не приходил сюда в такое раннее время, при ярком утреннем свете. «Всегда во второй половине дня или к вечеру, играть в покер и…»
Дверь открылась.
— Здравствуй, проходи! Как дела? — приветствовал друга Рефик.
— Хорошо. Дома никого нет?
— Нет. Я позвонил Мухиттину, но он еще не пришел.
Переступив порог, Омер увидел свое отражение в большом зеркале, обрамленном толстой рамой. Раньше, глядя в это зеркало, Омер находил себя даже симпатичнее, чем обычно. Но не сейчас. «Наверное, это потому, что дом пуст и некому мной восхищаться…»
— Проходи… А, решил в зеркало посмотреться?
— Да. Хочу увидеть, как выглядит хозяин поместья и крупный землевладелец.
— Ах вот оно что! Ты теперь надумал стать землевладельцем? Вот к чему все пришло? А как же мечта быть завоевателем?
— Я не надумал. Я стал. Три дня назад собрал всех наследников и отвел к нотариусу. Поместье теперь мое.
— Серьезно? — воскликнул Рефик. — Поздравляю! Да что мы здесь стоим, пойдем в гостиную! Однако какой же из тебя землевладелец? Ведь это понятие не только экономическое, но и культурное. Да… Я полагаю, что на все нужно смотреть в первую очередь с точки зрения культуры. Это я недавно стал так думать, я тебе расскажу… Тебе, правда, мои идеи могут показаться смешными и ненужными…
— Ну почему же, дружище… — пробормотал Омер, входя вслед за Рефиком в гостиную. Увидев, что все кресла покрыты белыми чехлами, а ковры убраны с пола, удивился: — Разве вы с Перихан не остались здесь на лето?
— Остались. А, ты про это? Мама боялась, что кресла пропылятся. Садись. Я уже и чай приготовил.
— А покрепче ничего нет?
— В такой ранний час? Или ты там пил по утрам? Ну, давай, рассказывай, что ты там делал столько времени!
— Да ничего особенного. Сейчас расскажу. О, портрет Джевдет-бея, смотрю, повесили!
— Давно же ты у нас не бывал! Папины фотографии везде развешаны, по всему дому. Тебе не темно? Может, раздвинуть жалюзи?
— Нет, так даже лучше. Похоже на вечер. Самая хорошая атмосфера, чтобы поговорить.
— Чтобы поговорить! — эхом отозвался Рефик, не пытаясь скрыть своего волнения, и ушел за чаем.
Омер встал на ноги и стал ходить из угла в угол. «Да, поговорим! Он узнает, что я делал, о чем думал, сравнит со своими действиями и мыслями, может, что-нибудь ему понравится, и он обрадуется. Как всегда… А у меня, как всегда, будет такой вид, будто я ко всему этому отношусь пренебрежительно… Вина бы хоть выпили, что ли!»
В гостиную вернутся Рефик с самоваром.
— Поесть что-нибудь найдется? — спросил Омер, и Рефик с всегдашней готовностью услужить снова убежал на кухню.
«Я как будто пытаюсь отложить разговор. Еще со школьных лет у меня есть такая манера… Не люблю, когда меня расспрашивают. Неправильно это!» Омер остановился посередине комнаты. «Эх, если бы я только мог заставить сознание замолчать! Кто я такой, спрашивается?.. Ну вот, еще не пил, а уже…» Он уселся в любимое кресло Джевдет-бея и стал ждать, нервно покачивая ногой.
Рефик принес из кухни печенье и сыр. Поняв, должно быть, что Омер сразу принялся грызть печенье просто для того, чтобы не сидеть просто так, сказал:
— Мухиттин должен скоро прийти.
— Чем он сейчас занимается?
— Ты ведь знаешь, что он выпускает журнал? Получил разрешение и…
— Знаю, знаю. Глупый пантюркистский журнальчик. Я купил последний номер. Гадость редкостная. Ты расскажи, чем он еще занимается.
— Не знаю! — сказал Рефик. Вид у него был такой, будто он размышлял, чем бы развлечь Омера. — Если хочешь, я о себе расскажу. Хожу в контору. Разрабатываю программу, из которой на этот раз точно должен выйти толк. С Перихан у нас все хорошо. Может быть, тебя удивило, что я об этом упомянул? Дело в том, что иногда мне кажется, что наши отношения могут разладиться… А ты ведь знаешь, я не из тех, кто смог бы жить один. Дочка растет. Конечно, она меня радует, но с ребенком, скажу я тебе, непросто. Не хочу, чтобы у меня были еще дети. Читаю. Что еще?..
— Еще, я полагаю, дышишь и ешь. Не помню, писал ли я тебе, что видел в Анкаре Самима? Мы с Назлы даже один раз обедали у него. Он женился.
— Вот как?
— Дом, мебель, вещи… Хотят обставить дом новыми хорошими вещами и познакомиться с новыми интересными людьми.
Рефик застенчиво улыбнулся, словно желая дать понять, что он, увы, не умеет говорить так красиво, и обмакнул печенье в чай.
— И он тоже живет, дышит. Да, он кое-что сказал о нас… О нас троих, я имею в виду. Он, оказывается, нас боится. Кажется, колокольчик?
— Мухиттин идет. Боится, значит? Что он хотел этим сказать? — Рефик встал и подошел к окну. — Да, это Мухиттин.
Рефик пошел открывать дверь, а Омер встал, подошел к окну и в щелку между ставнями посмотрел на Мухиттина. Сначала он почувствовал что-то вроде нежности, но потом увидел, каким сердитым, пристальным взглядом тот смотрит по сторонам, и ему стало не по себе. «Снова будем спорить о жизни. Каждый будет говорить, что он прав. И почему я не рассказал Рефику о Назлы до прихода Мухиттина? Эх, выпить бы! Конечно, в такой жаркий летний день это желание покажется им странным. Ради чего они живут?» Услышав голос Мухиттина из коридора, Омер почувствовал, что в его душе совершается какое-то непонятное движение, и неожиданно подумал, что зря приехал в Стамбул.
— Ну вот, как я и ожидал… Гм… Как поживаешь? — пробормотал Мухиттин, входя в комнату и протягивая Омеру руку. — Давай-ка, что ли, пожмем друг другу руки! — Подержав немного руку Омера в своей, он отпустил ее и спросил: — Ну, что скажешь? Как я выгляжу?
— Бодрым и здоровым.
— В самом деле?.. — Мухиттин обвел взглядом гостиную и повернулся к Рефику: — Что это вы мебель в саваны нарядили? — Похоже, шутка ему самому не понравилась: он насупился и сел в кресло.
— Чай будешь? — спросил Рефик.
— Буду. Все как всегда, одно и то же…
— Что морщишься, солнечный свет ослепил? — спросил Омер.
— Нет, шайтан света не боится… Ну, давай, рассказывай.
— О чем рассказывать-то? Живу, как видишь, — сказал Омер и тут же прибавил, испугавшись, что Мухиттин заметит, как он нервничает: — Поселился в Альпе, в помещичьей усадьбе и превосходно себя чувствую.
— А как же планы, мечты, стремления?
Омер посмотрел на Мухиттина так, словно тот говорил на каком-то неведомом языке, потом повернулся к Рефику и улыбнулся, словно хотел сказать: «Этот человек, похоже, говорит о чем-то интересном, но я, увы, его не понимаю!» Поверив, что его улыбка выглядела именно так, немного успокоился.
— Планы, стремления… — повторил Мухиттин. — Что с ними?
— Все с ними в порядке! — сказал Омер и понял, что волнения скрыть все-таки не удастся. — И с планами, и со стремлениями… Да я и сейчас кое-что делаю. Провел, например, электричество в деревню на горе. То есть в усадьбу…
— В самом деле? — обрадовался Рефик. — Значит, ты принес туда свет!
Омер решил, что из-за этой простодушной реплики покажется Мухиттину еще смешнее.
— Я ведь говорю не о свете в философском понимании, а о самом обычном, электрическом.
Рефик, похоже, смутился.
— Одно дополняет другое. Но я считаю, что свет в философском понимании важнее…
— Нет ли у тебя все-таки выпивки?
— Кажется, зря я сюда пришел, — сказал Мухиттин. — Вы оба несете какой-то вздор.
— Может, мне сходить купить? — спросил Рефик. — А чай как же?
— Сходи, конечно, чего ждешь? — сказал Омер. — На него не смотри, он ведь, кажется, не пьет. Ты ведь не пьешь, Мухиттин? Ты у нас словно в монастырь ушел. Но монахи-то, между прочим, пьют!
— Не нравятся мне твои шутки, — проговорил Мухиттин, стараясь казаться хладнокровным и собранным.
— Ну, на всех не угодишь. Да, Рефик, что ты будешь покупать? Возьми ракы, наш друг чужеземные напитки не жалует. Можешь еще взять кумыса! — Последняя шутка Омеру самому не понравилась, однако, желая уязвить Мухиттина, он посмотрел на него и улыбнулся.